Тати замерли. Вскочили те, что сидели у костра, отпустили лошадей конюхи, замерли, прислушиваясь, бандиты у ручья. – Дядя, дядя, – обливаясь слезами, уговаривал мертвеца Синеус. – Дядя, не уходи. – Как это, «не уходи»? – поморщился ведун. – Твой дядя был грабителем. А грабители бывают хорошими, только когда им распарывают животы или вешают на осинах. – Подлая тварь!!! – Паренек кинулся на Олега с ножом, но его клинок лишь чиркнул по броне у живота. Середин же аккуратно вонзил косарь ему под лопатку и уложил на спину в густую траву. – Бей его, мужики!!! – заорал тать в красной косоворотке, подхватил палицу и кинулся на ведуна. – Наконец-то, – облегченно выдохнул Середин. Избивая беззащитных людишек, пусть и уголовников, воображающих себя героями, он все же испытывал бы муки совести. Драться в открытом поединке было для его души куда проще. Один к десяти – разве это не честно? – Н-на-а!!! – Краснорубашечный бандит замахнулся палицей из-за головы. Середин скользнул навстречу, чиркнул остро отточенным косарем по его животу и тут же нырнул в сторону, кинул подобранной дубиной бородача в сторону костра, сам устремился к крыльцу, метнул перед собой нож. Пара бандитов, одетых лишь в рубахи и даже не опоясанных, пригнулись, спасаясь от косаря, а ведун дернул из-за спины саблю и широким взмахом полосонул их по бритым макушкам. Брызнула кровь, Олег же подобрал оставленный бородачом топорик, поспешил к костру. Как он и ожидал, один из бандитов по инерции все еще продолжал крутить вертел, второй выдернул из-за пояса топор. Но топору для удара требуется замах – поэтому сперва ведун подрубил ноги вертельщика, потом вскинул навстречу второму бандиту топорик, и в тот миг, когда два топора с лязгом столкнулись, быстро кольнул душегуба саблей в грудь. Это и было главным отличием меча от топора, дубины или кистеня. Теми можно только бить с размаху. Клинок же умел и рубить, и колоть, и резать. Ведун поспешил навстречу «лошадникам». Подставил древко топорика под удар одного, кольнул в живот, да с проворотом, ринулся на другого. Тот тоже бил из-за головы, а поразить таким ударом противника, в прыжке оказавшегося почти вплотную, невозможно. Ведун же прижал лезвие сабли плотно к груди врага, да еще нажал на обух левой рукой, рванул рукоять – и тать осел на землю, заливаясь кровью. Середин облегченно выдохнул: схватка пронеслась с такой стремительностью, что троица у ручья не успела не то что принять участие, но даже толком понять происходящее. Однако они все равно были душегубами, членами общей банды и не имели права на существование. – Шевелитесь, кретины, – посоветовал Олег. – Зарежу ведь по одному. Ведун подошел к костровому и вогнал саблю почти по рукоять ему в спину. Разбойники не поняли намека, и вместо того чтобы приготовить оружие и кинуться разом, побежали вверх по склону по одному. Первый с дубиной – Олег даже не парировал удара, он лишь отклонился в сторону, позволив гвоздям скользнуть по левой части груди, и вогнал саблю в грудь негодяя. Тут же отступил, спасаясь от удара топора, быстро выбросил лезвие вперед, распарывая горло наклонившегося вслед за оружием бандита, шарахнулся влево, поймал падающий сверху широкий плотницкий топор древком топорика бородача, подрубил сжимающую оружие руку и уже вторым ударом снес голову разбойнику. Медленно выдохнул, оглядываясь и продолжая держать оружие наготове. Однако над поляной повисла тишина, не разрываемая даже стонами раненых: удары опытного воина оказались все до единого смертельны. – Ква, вопрос закрыт, – решил ведун после пары минут ожидания, спрятал клинок в ножны и осмотрел свой костюм. Как оказалось, тати дрались достаточно умело. Кафтан оказался порван сразу в четырех местах: на груди, на спине и по бокам. Если бы не ратный доспех, вполне могли бы и победить. Но удары оказались скользящие, не способные пробить кованые пластинки доспеха. – Зато их было немного больше, – подвел итог Олег, снял испорченный кафтан и отбросил в кусты. – Так что все честно. Эй, девки! Вы где?! Две девицы, ожидавшие окончания стычки возле своих колышков, подошли ближе к крыльцу. – Лошадей запрягайте, дуры. Загляните в дом, пройдите по поляне и окрест, поищите, чего есть ценного. Все, что найдете, бросайте на телеги. Здешним добрым молодцам это уже ни к чему... Обшарив дом и чердак, Олег и недавние пленницы нашли восемь тюков разных тканей, изрядное количество не насаженных на рукояти топоров, бочонок скоб и целую бухту толстой веревки. Из вырытого у самого ручья погреба выгрузили десятка три тяжелых деревянных бочонков с неизвестным содержимым, пяток окороков, короб копченой рыбы, еще изрядно копченых куриных полтей, пластов соленого мяса и прочих съестных припасов. Возможно, где-то поблизости было спрятано и награбленное серебро, но его Середин так и не нашел. Уже в сумерках тяжело груженный обоз из пяти телег тронулся в путь, чтобы, обогнув лес через тракт и одолев около пяти верст пути, прибыть в Чалово уже после рассвета. Встречать телеги выбежала половина селения. Как бабы, так и мужики, которые за минувшие полмесяца заметно оживились и стали проявлять интерес к жизни. Беляна, увидев Середина, похоронно взвыла, пустила слезу и кинулась обнимать и целовать: – Живой, мой суженый, живой, мой родной! Уж чего я не передумала, чего не перебоялась. Все глаза выплакала, все волосы выщипала... – Откель сие взялось, знахарь? – хмуро поинтересовался один из мужиков. – Сказывают, шалит кто-то временами на нашем тракте. – Больше не будет, – прижав к себе заплаканную простоволосую селянку, пообещал ведун. – Попались тати мне на саблю вместо искомого колдуна. Пришлось побить. Вы вон девиц расспросите подробнее. Они у душегубов в невольницах оказались. А я так, только порубал. Толком и не знаю ничего. – Сколько же их там случилось, подлых людишек? – спросила Забава, выскочившая из дома в одной исподней рубахе и широком пуховом платке. – С дюжину набралось. Ну да и леший с ними. Вот путники, татями погубленные, без погребения в яме лежат. Хорошо бы их достойно тризной проводить. Муку ведь безвинную приняли. – Видать, судьба их такая, – стянул мужик шапку с головы. – А еще не мешает логово душегубов еще раз осмотреть, мало ли добро какое осталось, – намекнул ведун. – Я ведь второпях сбирался. Коли невинных земле предать пойдете, так заодно и схрон бандитский осмотрите. Может, кстати, и сам сруб кому пригодится. Токмо тогда татей куда-нибудь в болотину скинуть нужно, дабы не смердели. – То верно, грешно без погребения души невинные оставлять, – оживились деревенские. – Сходим, отдадим долг последний. А как путь-то к дому душегубов найти? Спустя час из Чалова выползла змея из доброго десятка телег. Мужики азартно погоняли лошадей, торопясь попасть к заветному месту. Олег же, заведя свою добычу Беляне на двор, забрался на сеновал и почти сразу заснул. Хозяйка разбудила его только перед обедом. Причем прямо на сеновал принесла ковш ядреного пенного хмельного меда. Олег с наслаждением напился, после чего спросил: – В честь чего такое угощение? – Так ты сам полную телегу бочонков с хмельным добром привез! – рассмеялась женщина. – Ни в погреб, ни на ледник все не влезают. Три я в подпол опустила. Надобно выпить быстрее, пока теплом не разорвало. Идем, Олег, тебя ждем, оголодали уже все... – Да иду, иду, – сладко потянулся ведун. Угощение оказалось знатным: наваристые щи с крупными кусками мяса, греча с ветчиной, горшочки с тушеной свининой, а хмельного меда – хоть залейся. Беляна щедрой рукой угощала и освобожденных девиц, отчего-то не спешивших вернуться под родную крышу. Видимо, тоже решили отдохнуть после пережитого и поесть от пуза, благо взятая добыча это позволяла. Не каждый день крестьянский дом ломится от яств, ровно на боярском пиру. После такого обеда Середина опять потянуло спать. Но он взял себя в руки: весь день проспишь, потом половину ночи глаз сомкнуть не сможешь. Вышел на двор, ополоснул лицо водой из бадьи у хлева, громко предупредил хозяйку: – Беляна, пойду-ка я вокруг поброжу, пока светло. Вдруг все же замечу чего интересного. – Чего у нас интересного может быть? – удивилась селянка. – Токмо наволок с коровьими лепешками, да овраг с лисьей норой. – Вот их и посмотрю... – Ведуну не хотелось рассказывать Беляне, что ищет он следы колдуна, раз за разом напускающего на весь тихую, но опасную нежить. Пользы от таких рассказов никакой, а панику у местных обитателей вызвать можно. – Иди, коли охота, – не стала спорить она. – А хочешь, меда тебе с собой в кувшин налью? – Не надо. К чему лишнюю тяжесть таскать? Лучше вернусь пораньше. Мед от меня никуда не убежит. Середин вышел за калитку, медленно добрел до колодца, остановился рядом. Солнце уже давно перевалило зенит, далеко сегодня уже не уйдешь. Между тем все ближайшие ямы, затоны, кусты и рощи он успел облазить, ощупать и проверить. На расстоянии пары часов пути оставалось только одно место, которое он так еще толком и не рассмотрел. Олег скользнул левой ладонью к рукояти сабли, погладил украшенное изумрудом оголовье и решительно повернул к реке. В этот раз он решил действовать напролом и не давать неведомому обитателю этого берега ни единой лишней минуты, чтобы спрятаться и отвести глаза: быстро прошел к старице, от нее по тропе к святилищу, обогнул тын, пробежав мимо закрытых ворот. Давнее подозрение оказалось правильным: поклонник бога стихий отнюдь не обладал сверхъестественной силой. Он всего лишь пользовался лазом, образовавшимся между подгнившими и слегка разошедшимися кольями. Следы на траве явственно вели между елочками к светлому прибрежному березняку. Держась настороже и не снимая руку с сабли, ведун быстро промчался по тропе – но ни змей, ни зверей не встретил. Дорожка вывела его на галечную отмель, за которой он увидел старую, полуразвалившуюся мельницу с упавшим поперек русла колесом. – Вот это уже больше похоже на истину, – пробормотал ведун себе под нос. Всем и каждому ведомо на Руси, что мельники всегда с нечистью всякой в ладах и искусства колдовского не чураются. Да и как же им жить иначе? С Похвистом или Стрибогом не уговоришься – и не будет ветра на крыльях ветряной мельницы. Водяному не угодишь, рассоришься – на водяном колесе вместо течения только водоросли собираться будут. Ан и место для жизни мельники выбирают странное, прочим неудобное. Одни у затонов глубоких, где чуть зазевайся – и с головой в омут ухнешься. Другие – на лысых горах, где только ведьмам любо лунными ночами гулять. Живут мельники всегда на отшибе, от прочих людей подальше, а с полевиками, лешими да русалками – так рядышком, бок о бок. Оттого с нежитью и сговариваются проще, нежели с людьми. – Одно странно, мельница по эту сторону реки стоит, – покачал головой ведун. – А колдовство текучей воды преодолеть не способно, рохлям реки не переплыть... Отсюда проклятие на деревню наслать невозможно. Однако проверить не помешает. Тропа отвернула от воды. Олег доверился ей, и правильно сделал: дорожка обогнула густые ивовые заросли и вывела его прямо к провалу, зияющему на месте бывших дверей. Впрочем, бывшим здесь было все. Бывшая дорога, возле берега еще сохранившая галечную отсыпку, но уже в десятке шагов поросшая травой, а немногим дальше – и деревцами. Бывшие ворота, от которых уцелели только столбы и одна полуоткрытая и глубоко ушедшая в землю створка; бывший забор, рассыпавшийся в трухлявую ленту; бывшая крыша, теперь просвечивающая насквозь, и бывший пол, провалившийся сразу в нескольких местах. Уцелели только мельничные жернова – но приводивший их в движение вал, надломленный посередине, бессильно упирался в потолок. Здесь было сумрачно, пахло плесенью и грибами. Проживать здесь, прятаться и уж тем более проводить какие-то обряды было невозможно. – Непонятно только, зачем сюда протоптана дорожка, – хмыкнул Олег и потер левое запястье. Ему очень сильно, нестерпимо не хватало освященного крестика. Будь на руке крест, он бы сразу определил: есть здесь хоть какие-то следы чародейства или нет. А так приходится только гадать. Середин отступил от ворот, оглядываясь – и вдруг заметил шагах в двадцати, за серой полоской камышей, черноволосую девушку, зябко кутающую плечи в платок. – Привет, красавица, – как можно доброжелательнее улыбнулся он. – Ты здешняя? Из Чалова пришла али с другого места? Незнакомка чуть склонила набок голову, задумчиво его разглядывая. – Ты меня не бойся. Я ведун, Олег. Обиды не причиню. Хочу только пару вопросов задать, и все... – Середин попытался пройти к девушке, но не тут-то было: камыши росли в узком, но довольно глубоком затончике, плотно затянутом ряской, и прорваться напрямую оказалось невозможно. Только в обход. – Тебя как зовут-то, милая? Незнакомка отрицательно покачала головой. – Подожди, я сейчас... – Ведун потрусил в обход затона, не очень надеясь на успех, а когда достиг цели, девушка, разумеется, уже исчезла. Правда, здесь, по эту сторону, опять же тянулась узкая, мало нахоженная, но вполне различимая тропка. Олег вздохнул, но отступать не стал, побежал дальше. Девушка в своих длинных юбках далеко уйти не могла, а следы на траве различались очень хорошо. Однако ему не повезло. Изрядно запыхавшись и наловив на штанины репейника и собачек, примерно через час он вышел обратно к мельнице – но уже по дороге. – Ква, – только и выдохнул разочарованный следопыт. Он принялся чистить одежду, заодно переводя дух, а потом пошел вдоль реки в сторону деревни. Солнце уже садилось, а путь, как он помнил, получался не такой уж и близкий. Знакомой тропинкой он обогнул заросли ивы, свернул в березняк, вышел из него на низкий луг, растерянно остановился: никакими молодыми елочками здесь и не пахло. – Неужели кто-то кружит? Ведун прошел по лугу еще немного. Дружное кваканье и запах тины подсказали, что совсем рядом раскинулось болото. Ветер зашелестел в кронах позади, а когда Середин оглянулся, то вместо березняка увидел высокий темный бор. Впрочем, солнце еще не село, а над ним ни у кого из чародеев власти отродясь не было. Он повернулся левым плечом к западу и пошел вперед, твердо зная, что таким образом очень скоро выйдет к реке. А там берег уже знакомый, не заблудится. И тут вдруг краем глаза он заметил приветливый желтый огонек. Слева, в полусотне саженей, прямо на краю болота, под вековыми раскидистыми вязами манила путников яркими окнами большая бревенчатая корчма с высоким крыльцом и резными столбиками. Корчма. Вдали от дорог и селений. У чавкающего бездонного болота. Любой здравомыслящий человек от такого места должен бежать со всех ног – и у Олега тоже зачесались пятки. Однако, как ни крути, Середин был не просто прохожим. Кто еще, как не ведун, обязан идти в места, где явно «нечисто», и делать их спокойными и безопасными для мирных путников? И хотя солнце уже опустилось за макушки деревьев, хотя в душе возник неприятный холодок, а разум в полный голос кричал о близкой опасности, Олег все равно повернул к корчме, на ходу переложив кистень из поясной сумки в рукав и продев руку в петлю. Громко постучал: – Есть кто в доме? Пустите обогреться честного человека! – Коли честный, то заходи, – громко ответили изнутри. – Добрым людям в нашей компании завсегда рады! Середин торопливо нашептал заговор от морока, взялся за кривой корень, заменяющий ручку, и потянул дверь на себя. Внутри оказалось светло, тепло и сухо. Посередь просторной горницы стоял длинный монументальный стол из располовиненных бревнышек, возле него – четыре лавки, по две с каждой стороны. Из угощения там имелась только пенная бражка в общем бочонке. Черпать ее, похоже, мог каждый из гостей сколько пожелает. Компания в корчме подобралась весьма пестрая. Во главе стола сидел вихрастый круглолицый паренек в свободной простецкой косоворотке домотканого полотна. Слева от него прихлебывала из резного ковша хмельное варево уродливая патлатая старуха с большущей бородавкой на носу и белесыми выцветшими глазами. По правую руку приземисто расплылся по столешнице наряженный в куртку из рогожи толстяк с лицом, сплошь собранным из крупных морщин. Ближе к ведуну баловался оловянным стаканом гладко выбритый и лысый монах в черной рясе, опоясанной плетью хмеля. – Ай, добрый молодец, славный витязь! – обрадовался его приходу монах. – Заходи, к столу садись, пива нашего испробуй, веселье наше раздели! – И вам здоровья и богатства желаю, спасибо на добром слове, – поклонился присутствующим Олег. – Водицы бы я испил, а хмелем голову кружить мне несподручно. Как бы о долге своем не забыть, деле, что совершить надобно. – Ты пей, пей, касатик. – Бабка зачерпнула невесть откуда взявшимся деревянным ковшиком брагу и поставила на угол перед ведуном. – Нечто хозяев обидеть хочешь, от угощения отказываясь?