* * * Книга 1 Врата Войны Вашему вниманию предлагается история повествующая, о добре и зле, мужестве и героизме, предках и потомках, и произошедшая в двух отстоящих друг от друга по времени мирах, соответствующих 1941-му и 2018-му годам нашей истории. Эти два мира внезапно оказались соединены тонкой, но неразрывной нитью межмирового прохода, находящегося в одном и том же месте земной поверхности. К чему приведет столкновение современной России с гитлеровской Германией и сталинским СССР? Как поймут друг друга предки и потомки? Что было причиной поражений РККА летом сорок первого года? Возможна ли была война «малой кровь на чужой территории»? Как повлияют друг на друга два мира и две России, каждая из которых, возможно, имеет свою суровую правду? Вступление Вашему вниманию предлагается история, произошедшая в двух отстоящих друг от друга по времени мирах. Эти миры оказались связаны межмировым проходом, имеющим форму лежащего на земле сплюснутого дисковидного облака диаметром около трехсот и высотой до сотни метров, географически находящегося в одном и том же месте. На «нижней» стороне межвременного портального образования было 10:32 19-го августа 1941 года. Историческая справка: в этот день в окрестностях образовавшегося межвременного портала проходила завершающая фаза Смоленского оборонительного сражения. К концу июля 1941 войска группы армий «Центр» заняли Ярцево, Смоленск и Ельню. С 10 июля в боях за Полоцк, Витебск, Смоленск и Могилёв было взято в плен около 300 тыс. человек, захвачено свыше 3 тыс. танков и приблизительно столько же орудий. 1 августа началось наступление армейской группы Гудериана (2 армейских и 1 моторизованный корпуса, всего 2 танковые, 1 моторизованная и 7 пехотных дивизий) в районе Рославля. Уже 3 августа Рославль был занят противником, и советские войска оперативной группы 28-й армии (2 стрелковые и 1 танковая дивизии) оказались в окружении. К 6 августа немецкая операция была завершена, командующий 28-й армией генерал-лейтенант В. Я. Качалов и его начальник штаба генерал-майор П. Г. Егоров погибли. По заявлению немецкого командования, в плен было взято 38 000 пленных, захвачено 250 танков, 359 орудий и другое вооружение. 8 августа началось новое наступление группы Гудериана против советской 13-й армии Центрального фронта. К 14 августа бои в районе Кричев? Милославичи завершились, в результате был разгромлен советский 45-й стрелковый корпус, командир корпуса генерал-майор Э. Я. Магон погиб. Немецкая 2-я танковая группа, используя чистый разрыв шириной в двадцать километров между 21-й и 13-й советскими армиями (первая из которых отступала на юг, а вторая на юго-восток), продолжила развивать наступление на юг на Унечу, Клинцы, Стародуб — то есть как раз в направлении места расположения временного портала. Чуть раньше, 12 августа началось наступление 2-й полевой армии вермахта на гомельском направлении и в Полесье. В районе Жлобина и Рогачёва был окружён и разгромлен 63-й стрелковый корпус генерал-лейтенанта Л. Г. Петровского, сам Петровский, назначенный 13 августа командующим 21-й армией, погиб. Развивая наступление на юг, 19 августа 1941 года немецкая 2-я полевая армия взяла Гомель. В результате боёв в районе Жлобина, Рогачёва и Гомеля немецкое командование сообщило о захвате 78 000 пленных, 144 танков и более 700 орудий. В обороне Центрального фронта была пробита брешь, ухудшилось положение левофланговой 3-й армии, которой 22 августа пришлось оставить Мозырь. В то же время 8 августа соединения 19-й (генерал-лейтенант И. С. Конев) и 30-й (генерал-майор В. А. Хоменко) армий возобновили бесплодные атаки в направлении Духовщины. Несмотря на то, что очередная попытка советских войск прорвать оборону противника и выйти на оперативный простор, оказалась безуспешной, немецкое командование все равно начало выражать обеспокоенность судьбой плана «Барбаросса». К тому же 16 августа началось новое наступление на центральном участке советско-германского фронта силами 30-й (генерал-майор В. А. Хоменко), 19-й (генерал-лейтенант И. С. Конев), 16-й (генерал-майор К. К. Рокоссовский) и 20-й армий (генерал-лейтенант М. Ф. Лукин) Западного фронта с целью разгрома духовщинской группировки противника (9-й армии). Одновременно продолжились попытки части сил Резервного фронта разгромить ельнинскую группировку. Безуспешные атаки с целью ликвидировать ельнинский выступ будут прекращены только 21 августа… На другой, «верхней» стороне портального образования календарь показывал 02:05 20-го апреля 2018-го года. Справка о дислокации частей и соединений Российской армии, расположенных в окрестностях образовавшегося межвременного портала: 49-я зенитная ракетная бригада (Бук-М3) расположена в поселке Красный Бор в восьми километрах западнее Смоленска, триста двадцать километров по дорогам до станции Унеча (в дальнейшем все расстояния указаны «по дорогам»); 144-я мотострелковая Виленская Краснознамённая, орденов Суворова, Кутузова и Александра Невского дивизия, восстановленная из праха забвения в 2016 году: — г. Смоленск (310 км): 148-й отдельный разведывательный батальон и 686-й отдельный батальон связи; — г. Ельня (300 км): штаб дивизии, 254-й мотострелковый полк, 228-й танковый полк, 1259-й зенитный ракетный полк (ТОР-М2), 1281-й отдельный противотанковый артиллерийский дивизион, отдельная рота БПЛА, отдельная рота РЭБ, отдельная рота РХБЗ, 295-й отдельный инженерно-сапёрный батальон; — г. Почеп (75 км): 856-й гвардейский самоходно-артиллерийский Кобринский ордена Красного знамени и ордена Богдана Хмельницкого II степени полк, 1032-й отдельный батальон материального обеспечения и отдельный медицинский батальон; — пос. Клинцы (60 км): 488-й мотострелковый Симферопольский Краснознамённый, ордена Суворова полк имени С. Орджоникидзе; — пос. Займище (6 км): 182-й мотострелковый полк; До инаугурации Президента Российской Федерации, избранного в ходе выборов 18 марта, оставалось всего семнадцать дней. Часть 1 «Путь искупления» 19 августа 1941 года. 10:32. Брянская область, Унечский район, проселочная автодорога местного значения Унеча — Сураж, окрестности поселка Красновичи. Лейтенант Карл Рикерт — взводный командир 1-го отдельного моторизованного разведывательного батальона 3-й танковой дивизии, действующей в составе 24 моторизованного корпуса 2-й танковой группы. (в дальнейшем лейтенант Карл Рикерт) В этот день мой взвод находился в передовом дозоре, и наши бронетранспортеры «Ганомаг» бодро катили вперед, поднимая с дороги, никогда не знавшей твердого покрытия, мелкую как мука, чрезвычайно противную пыль, от которой отчаянно хотелось чихать и кашлять. За те два месяца, что мы вели войну в России, с неба не упало ни одной капли дождя. Кажется, от этой великой суши пересохли даже болота. Ужасная страна с непредсказуемой погодой… Местные жители смотрят на нас (немцев) волками, и каждый из нас молится, чтобы, когда нам будут давать поместья со славянскими рабами, ему не выпал жребий поселиться в этих гиблых местах. Населенных пунктов, так называемых derewen, тут много, но все они очень небольшие по размеру. К тому же только небольшая часть местных селений находится на более-менее удобных местах у дорог, а остальные попрятались среди густых лесов и топких бездонных болот, которые, как я уже говорил, сейчас немного пересохли. Командует нашей 3-й танковой армией генерал-майор Вальтер Модель, бравый солдат и настоящий офицер. Он ненавидит местных унтерменшей и никогда не упускает случая уменьшить их количество, чтобы они не отнимали жизненного пространства у германской нации. Для того, чтобы как можно скорее достичь этой поставленной фюрером цели, наш генерал всемерно поощряет нас на то, чтобы мы убивали русских даже в случае минимального намека на нелояльность — за косой взгляд или неприязненное выражение лица. Просто сейчас мы стремительно наступаем, и поэтому у нас просто нет времени на то, чтобы с обстоятельностью начать наводить орднунг среди этих недочеловеков. И только время от времени нам удается как следует поразвлечься — как в тот раз под городом Mogilow, месяц назад, когда мы захватили русский медицинский батальон и неплохо позабавились с тамошними девками. И, разумеется, потом мы их всех расстреляли. Дело в том, что здесь перед нами, в силу гениальности нашего командующего, образовалась дыра между двумя русскими армиями, шириной километров двадцать-тридцать. Эти Иваны настолько медлительны и нерасторопны, что мы всегда обходим их на поворотах. Сейчас целью нашего наступления является город Starodub, в котором наша дивизия остановится и подождет пока нас нагонит наша пехота, которая, конечно, движется быстрее медлительных Иванов, но все-таки недостаточно проворно для того, чтобы поспевать за моторизованными частями. И пока мы, двигающиеся впереди наших панцеров, докладываем командованию «противник не обнаружен», войска нашего 24-го моторизованного корпуса и вообще всей второй танковой группы под командованием легендарного Быстроходного Гейнца, могут продолжать свое стремительное и неудержимое наступление. Наша колонна уже почти проскочила эти Krasnowitschi, как вдруг с правой стороны дороги позади нас началось нечто невероятное. Прямо посреди большого картофельного поля поднялось большое облако белого дыма, расползаясь во все стороны белесой кляксой почти правильной формы. Сначала я подумал, что это русские привели в действие заранее заложенный химический фугас, и поэтому приказал своим солдатам надеть противогазы. Но это облако не вело себя как любое другое порядочное облако. То есть оно вообще себя никак не вело. Несмотря на то, что ветерок был довольно-таки ощутим, оно просто расползалось во все стороны, как забытое на столе нерадивой хозяйкой дрожжевое тесто. У меня не было никакого права оставлять без разведки это потенциально опасное явление на пути основных сил нашей дивизии, поэтому я немедленно связался с моим командиром гауптманом Зоммером, который с основными силами нашего батальона двигался по той же дороге на несколько километров позади нашего дозора. Командир согласился со мной, что все непонятное может быть потенциально опасно. И тут же сообщил, что наш взвод в головном дозоре на пути к Starodub сейчас сменит взвод этого болвана оберлейтенанта Вальзера, а я, мол, должен предпринять все необходимые меры к тому, чтобы обнаруженное нами явление было полностью разведано. Мне и моим людям необходимо выяснить, скрывается ли в этой штуке какая-нибудь опасность, которая может грозить германской армии. Единственное, что я мог ответить, мысленно проклиная все на свете, это «Яволь, герр гауптман», после чего принялся думать, что же мне по этому поводу все-таки предпринять. И вот ведь, как назло, эта штука образовалась именно при нашем появлении; правда было бы гораздо хуже, если бы на это наткнулись основные силы нашего батальона, а мы ни о чем подобном и не докладывали. Гауптман Зоммер — строгий начальник и умеет задавать вопросы так, что с подчиненного разом сходит семь холодных потов. Тем временем эта штука, достигнув примерно трехсот метров в диаметре и около сотни в высоту, почти перестала расти и теперь напоминала брошенный на землю немного оплывший большой кусок молочного желе. Я приказал своему взводу съехать с дороги на это самое картофельное поле и остановиться метрах в ста от этой штуковины, которая явно не собиралась никуда двигаться, и поэтому не выглядела хоть сколько-нибудь опасной. Ну и как ее, простите, прикажете исследовать? Сюда бы моего двоюродного братца Курта, который работает на ИГ Фарбениндустри химиком-исследователем — такие задачи как раз в его вкусе. Впрочем, и мы тоже кое-что можем, тем более что эта белесая штука не выглядела особо страшной. Куда опаснее подходить к стоящему на обочине русскому танку, когда заранее не знаешь, бросили большевики заглохшую машину и убежали в лес, или же, притаившись, сидят внутри, готовые отстреливаться до последнего патрона. Да и почему командир должен рисковать своей жизнью, когда у него есть никчемные во всех остальных смыслах подчиненные? Недолго думая, я назначил героем рядового Рольфа Репке, своего собственного посыльного-телефониста и самого нелюбимого человека во взводе. Толстый, неопрятный, в вечно мятом кителе, он говорил, что у него какая-то болезнь пищеварения, из-за чего его кишечник издает ужасные звуки, сопровождаемые не менее отвратительным запахом. — Рольф, — сказал я ему, — Фатерланду нужны герои, поэтому сегодня я назначаю тебя добровольцем. (при этих словах мои парни заржали). Возьмешь свой телефон, катушку с кабелем и пойдешь исследовать вот эту штуку. Самое главное — не молчи и все время докладывай обо всем, что видишь. Смотри, не забудь здесь свой карабин. И если тебя начнут убивать, веди себя так, как и полагается доблестному арийскому воину. Ты меня понял, жирная трусливая свинья? — Яволь, герр лейтенант, — ответил рядовой Репке, после чего получил от меня хорошего пинка под зад в качестве напутствия. Катушка у этого Репке на полкилометра провода. Должно хватить на то, чтобы он дошел до этой штуки, прошел всю ее насквозь — и еще немного останется. Закинув карабин на плечо, и спотыкаясь о картофельную ботву, Репке, опустив голову, побрел вперед. Дойдя до этой штуки, он пощупал ее рукой и, сказав: «Это просто туман, герр лейтенант», шагнул внутрь. — Обычный туман, — через некоторое время я услышал в наушниках его голос, и еще через некоторое время он добавил: — Темнеет и становится холодно, очень холодно. Я весь замерз. Разрешите вернуться обратно, герр лейтенант? — Иди вперед, Репке, и не умолкай, — скомандовал я, — осталось совсем немного. Ты же настоящий ариец, и не имеешь права бояться холода и темноты. — Яволь, герр лейтенант, — покорно пробормотал тот, при этом в наушниках было слышно, как от холода стучат его зубы, и почти тут же добавил: — Все, я прошел эту штуку насквозь. Тумана больше нет, зато тут темно — наверное, ночь — очень холодно и идет дождь. Справа от меня видно какое-то небольшое селение — деревня или хутор — в котором горят электрические фонари… Тут очень холодно, герр лейтенант, и я весь промок. Разрешите мне возвращаться… — Эй, Репке! Ты что, шутить вздумал? — я начал злиться. — Какая ночь, какой дождь? — Обыкновенный, герр лейтенант… — тоскливо пробормотал он и я услышал его сопение — это значило, что толстяк не на шутку разволновался. — Я не шучу. Я сам ничего не понимаю… — Ты, болван! — заорал я. — Ты хочешь сказать, что каким-то образом оказался на противоположной стороне земли, где-то в Аргентине?! Отвечай! Или ты внезапно свихнулся? Сопение стало громче. Было похоже на то, что Репке действительно растерян. Я постарался успокоиться. Если этот мерзавец решил глупо меня разыграть, я ему устрою такое, что он больше никогда не отважится шутить — вообще ни с кем. Но что-то подсказывало мне, что дело тут действительно нечисто. Не стал бы посыльный-телефонист нарываться, играя со мной в такие глупые игры. — Так, Репке, — сказал я более миролюбивым тоном, — слушай меня и выполняй приказ. Пройди дальше и получше осмотрись по сторонам. В первую очередь скажи, как это штука выглядит с той стороны? — Как большая куча темноты, герр лейтенант, — откликнулся тот, — я могу, конечно, пройти дальше, но провод на катушке уже почти закончился. Быть может, я все же вернусь? — Нет, Репке, — отрезал я, — стой там и никуда не уходи. Сейчас я пришлю к тебе подкрепление. Ребята привезут тебе сухую шинель и чего-нибудь выпить. Отключив микрофон, я подозвал к себе командира первого отделения, унтер-фельдфебеля Дитера Краузе, здорового, немного медлительного баварца, который был во взводе моей правой рукой. Думает он медленно, но зато с крестьянской основательностью — и поэтому на его выводы всегда можно положиться. — Значит так, Дитер, — сказал я ему, — бери своих парней, и давайте поезжайте вдоль провода внутрь этой штуки. Есть у меня подозрение, что это не простой туман… Вам придется или развеять мои предположения, или выяснить, что это такое на самом деле. Да, наденьте шинели и захватите шинель для Репке, который ждет вас у самого выхода. Без вопросов! Как только доедешь туда, дай ему хлебнуть горячительного и отправляй обратно. Одну машину вместе с обергефрайтором Бонке оставишь у конца провода. Если у нас не получится связаться по радио, будете держать связь по телефону. Пока Бонке будет охранять выход, ты проедься по окрестностям и как следует осмотрись. В первую очередь требуется выяснить, несет ли эта штука угрозу нашим войскам. Мне нужны факты и только факты, иначе я послал бы на это дело нашего умника из второго отделения. Понял меня? — Яволь, герр лейтенант, — козырнул унтер-фельдфебель, бросив взгляд в сторону унтер-офицера Николаса Шульца, того самого командира второго отделения, — можете не сомневаться, сделаю все в лучшем виде. Николас — парень, конечно, серьезный, и я против него почти ничего не имею. Почти — это значит за маленьким исключением. Он фольксдойче, остзеец, и происходит из семьи, которая вернулась в Фатерланд в двадцатом году. До этого возвращения последние двести лет его предки служили не кому-то из германских государей, а русским царям. Сам Николас родился в России еще до той войны, поэтому неплохо говорит по-русски, что позволяет здесь, в России, использовать его вместо переводчика, которого нет не только в нашем взводе, но и во всем батальоне. Еще он хороший командир отделения. Грамотный, дотошный и заботящийся о своих солдатах как родной отец, а также безукоризненно храбрый в бою, даже в самой отчаянной горячке не теряющий холодную голову. Еще он до войны окончил Берлинский университет и имеет диплом в области романо-германской филологии. Абсолютно бесполезная, с моей точки зрения, бумажка. Шел бы лучше в военное училище, как я, или учился на химика, как мой двоюродный братец Курт. Пользы было бы значительно больше. Но на этом все его достоинства заканчиваются и начинаются сплошные недостатки, главным из которых является его сочувствие к местному русскому населению и неодобрение той политики, которую фюрер собрался проводить на восточных территориях. В бою мы все уверены, что его рука не дрогнет, но вот после начинается типичная славянская размазня, которая не к лицу истинному арийцу. А еще он несколько раз публично выражал сомнение в успешности нашего восточного похода, говорил, что вот-вот русские опомнятся и накатают нам по первое число, как накатали Наполеону, который имел наглость прогуляться до Москвы. Однажды я не выдержал и наорал на него, чтобы он не смел равнять какого-то задрипанного французишку-корсиканца и доблестное германское воинство, отправившееся под руководством Великого фюрера в восточный поход для завоевания себе жизненного пространства. Чует мое сердце, что мы еще наплачемся с этим наполовину русским унтером. Итак, уехавший на ту сторону унтер-фельдфебель Краузе уже через пять минут доложил по телефону, что он прибыл на место и приступает к выполнению задания. Рация, как я и предполагал в самом начале, через это странное облако не действовала, и приходилось пользоваться проводной связью. Еще через пять минут, шагая вдоль провода, в распахнутой шинели явился мокрый и промерзший рядовой Репке, который к тому же еще и пошатывался от изрядной дозы русского домашнего шнапса, которую в него влил наш добрый унтер-фельдфебель. Впервые за все время парни как-то по-новому посмотрели на этого увальня. Думаю, что теперь отношение к нему переменится, потому что он, пусть и по приказу командира, все же выполнил потенциально опасное задание и добыл важные сведения. Повторно командир нашего первого отделения вышел на связь через полчаса, несколько возбужденным тоном сообщив, что он произвел предварительную разведку, взял в качестве языка местного жителя, и теперь возвращается обратно, оставив один Ганомаг с пулеметом под командой обергефрайтора Бонке охранять выход из этой штуковины. Делая этот доклад, Дитер как-то загадочно хмыкал и просил «держать наготове нашего доброго унтер-офицера Шульца». Неужели и там тоже русские? За это время, пока унтер-фельдфебель Краузе занимался разведкой по ту сторону этой штуковины, мимо нас на полной скорости, пыля и горланя песни, проскочил взвод оберлейтенанта Вальзера, и в самом скором времени следовало ожидать прибытия самого гауптмана Зоммера. Будет очень хорошо, если к тому моменту я смогу представить ему максимально полный доклад по этому делу. Может, он и отметит наш взвод в рапорте на имя командира дивизии, за образцовое выполнение разведывательного задания. Языком, которого взял Краузе, оказался достаточно хорошо, пусть и несколько крикливо одетый молодой мужчина, ничуть не похожий на местных русских, что уже заставило меня насторожиться. Своим унылым выражением лица он напоминал мне выловленного из пруда карпа. Отчего-то при взгляде на него мне становилось немного не по себе. Но я даже не мог предположить, какое потрясение ждало меня впереди. Дитер с каким-то странным выражением лица протянул мне найденный у этого человека документ, я подозвал унтер-офицера Шульца и мы начали разбираться с этим делом. Заглянув в бумаги, мы с ним молча переглянулись и снова уставились в документ. При этом Дитер внимательно наблюдал за нами, приподняв одну бровь. Я моргал и протирал глаза, Шульц то склонялся над документом, то, наоборот, отодвигался — наверняка, мы с ним выглядели несколько нелепо. Но как еще можно выглядеть, если держишь в руках доказательства того, чего просто не может быть? Документ оказался паспортом. Причем паспортом гражданина неизвестной мне страны под названием «Российская Федерация». Но самым интересным и невероятным было вот что — документ этот свидетельствовал о том, что он был выдан в 2015 году гражданину Максиму Алексеевичу Тимофейцеву, 1985 года рождения, уроженцу города Брянска. Темно-красная книжечка содержала внутри бледно-сиреневые страницы, сплошь изляпанные царскими двуглавыми орлами… Все это заставило меня посмотреть на обладателя этого странного паспорта более внимательно. Тот, в свою очередь, тоже откровенно меня разглядывал, но в его глазах не было ни страха, ни паники. На вопросы отвечал охотно — вообще, было похоже, что этот человек считает все происходящее необычным приключением — и не более того. С его слов выходило, что там, по ту сторону этой штуки, находилась не Тасмания или Аргентина, а все та же Россия, но только в апреле 2018 года. Так это дыра во времени! Конечно же, мы были шокированы. Шульц то и дело бросал на меня многозначительные взгляды и смущенно покашливал. Я же с трудом контролировал себя, чтобы не округлять от удивления глаза. Трудно было привыкнуть к мысли о том, что такое вообще возможно — связать мир прошлого и мир будущего… Ну а следующее известие обладатель документа сообщил с некоторым самодовольством, одарив нас презрительно-сочувствующим взглядом — оказывается, Германия проиграла эту войну, русские орды ворвались в Берлин и разнесли его вдребезги не оставив и камня на камне… Мы слушали его рассказ с ужасом и были очень подавлены знанием того, что Третьему Рейху не удалось восторжествовать — в ходе этой войны, как и предсказывал унтер-офицер Шульц, после четырех лет тяжелейшей для обоих сторон войны он был начисто сметен с лица земли, а национал-социалистические идеалы низвергнуты в прах. Большевистское знамя, развевающееся над развалинами рейхстага — этого я не мог предполагать даже в страшных своих кошмарах. Потом, сорок шесть лет спустя коммунизм сам рухнул под тяжестью своих преступлений, но значительная часть населения России сохранила пробольшевистскую красную ориентацию. При этом господин Тимофейцев был полностью уверен, что как только власти этой самой Российской Федерации узнают о существовании дыры, связывающей наши миры, они немедленно нападут на вермахт, нанеся ему удар в спину. По уверениям этого самого человека, русская армия не очень велика, меньше миллиона человек, но вооружена до зубов, фанатично предана своему вождю и прекрасно обучена, чего мы никогда не наблюдали у большевиков. И что самое страшное — большая часть населения (к которой этот Тимофейцев, как я понял, не относится) поддержит эту войну, назовет ее патриотической и новой Великой Отечественной. Эту информацию явно следует немедленно довести до самого высокого командования и, может быть, даже до самого фюрера. Но нам действовать предстояло все равно строго по инстанциям, и гауптман Зоммер был первым, кому этот Тимофейцев должен повторить свой рассказ. Тем более что он вот-вот прибудет к этим Krasnowitschi вместе с подчиненным ему отделением управления и третьим взводом под командованием штабс-фельдфебеля Лейтнера. Гауптман Зоммер — и только он — будет решать, о чем необходимо доложить наверх, а о чем умолчать. Если солдаты узнают, о чем болтал этот штатский выходец из иного мира, то ничего хорошего нам точно не будет. В лучшем случае это штрафные роты, а в худшем нас просто пристрелят в ГФП и сделают вид, что таких никогда не существовало. Тогда же и там же. Максим Алексеевич Тимофейцев, либеральный журналист и модный блогер. Иногда творческому человеку просто необходимо удалиться куда-нибудь подальше от мирской суеты. Послушать шум леса, пение птиц и даже кваканье лягушек — словом, удалиться на лоно природы, для того чтобы переосмыслить свое место в мире, подумать над тайнами бытия… Вот и в этот раз, устав от повседневной рутины, почувствовав глубокую жизненную неудовлетворенность, я отправился на слияние с этой самой природой, покидав в свою «Тойоту» все, что необходимо для жизни — в том числе тарелку с тюнером, позволяющие подключаться к спутниковому интернету. Не люблю быть оторванным от мира или зависеть от милости местных сотовых операторов, у которых интернет обычно крайне медленный, да еще и регулярно глючит. За скромную сумму я арендовал у приятеля дом в глухой деревне, принадлежащий его бабушке. Уж за что этот населенный пункт на Брянщине (в котором имеется только две улицы и обе они имени Котовского) окрестили Кучмой, я не знаю, но в некотором смысле это была если и Россия, то самый ее край. В деревне из восемнадцати домов заняты аборигенами оказались только три, еще два (в том числе и тот, ключ от которого мне отдал приятель), использовались в качестве дач, а остальные участки зарастали травой и кустарником. Тут бы мне всплакнуть, пустить слезу по погибающей русской деревне… Но сердце мое при виде трухлявых развалин оставалось холодным, а глаза сухими. По мне — пустить бы все это в оборот и позвать оборотистых людей, чтобы снесли к чертовой матери это старье и настроили чистеньких и аккуратненьких швейцарских домиков для проживания европейских туристов и обслуживающего персонала. Одним словом, приехал я туда в последних числах марта, когда в полях еще лежал снег, и планировал пробыть где-то до середины мая, чтобы переждать и майские праздники с их дешевой патриотической трескотней, и президентскую инаугурацию. Последнюю особенно. Никогда раньше я так остро не чувствовал торжества победившего быдла, оказавшегося в огромном большинстве, как после президентских выборов в марте этого года. Нет, надо устроить в России все таким образом, как это уже устроено в Америке, и сделать так, чтобы почтеннейшая публика (именуемая народом или электоратом) имела право выбирать исключительно из абсолютно одинаковых «наших» кандидатов, отличающихся друг от друга только внешней мишурой. Например, между Явлинским и Собчак. И вот тогда мы бы могли устроить настоящую десталинизацию и всеобщее разоружение; а не как сейчас, когда ты гонишь Усатого в дверь, а он обратно забирается в окно через патриотическую пропаганду и воспитание. Но кто же все это сделает и устроит? Не зря же восемнадцать лет назад, в критический момент нашей истории, почтенная бабушка русской демократии (а некоторые скажут — «баба-яга русской либерастии») Людмила Алексеева произнесла после выборного ночного телемарафона на НТВ: «Ну что, допрыгались, (вымарано цензурой), Путин — это навсегда!». Ей, старой зечке, хорошо знакомой со сталинскими лагерями и брежневскими психушками, уже тогда было понятно, что отныне никакие демократические кандидаты никаким законным не смогут путем попасть в демократическую власть. Все, окно возможностей, ненадолго приоткрывшееся в девяностые годы, с приходом Путина захлопнулось наглухо — и теперь таким как я, для достижения полного счастья (то есть слияния с окружающим нас свободным западным миром) придется ждать, как «они» говорят, следующей величайшей геополитической катастрофы. И так я, значит, и жил в этой глухой деревне (хотя хотелось сливаться с природой на пляжах Майами или на Багамах), при этом иногда выбираясь в город (прим. авт.: городом этот персонаж считает только Москву), к цивилизации, для того чтобы купить самых необходимых вещей. Но проделывал я это не более чем раз в месяц, ибо семь часов за рулем туда и столько же обратно выматывают ужасно. Выезжаешь обычно еще затемно и возвращаешься на дачку уже за полночь — причем пакетами со всякой всячиной забит не только багажник, но и задние сиденья салона. Ну, вот и в этот раз было то же самое — возвращаюсь я в эту Кучму, на дворе два часа ночи с хвостиком, дождь моросит, темень. Сворачиваю у Красновичей налево — и почти у самого дома, метрах в трехстах-четырехстах от поворота, мне прямо в глаза светят фары, и какой-то мужик, вроде в форме, машет рукой, требуя остановиться. «Ну ни хрена себе, — усмехнулся я про себя, — гайцы так оголодали, что уже на деревенских проселках охотиться начали? Так я вроде ничего и не нарушал. Хотя эти и к телеграфному столбу за превышение скорости докопаются». Останавливаюсь, как положено, выхожу из машины с документами…Смотрю — и тут кино и немцы! Точнее, никакого кина не видно, а вот не говорящие по-русски и наставившие на меня винтовки камрады в форме, удивительно похожей на ту, что показывают в кино, в наличии имеются. Причем в количестве шести экземпляров, если считать водилу бронетранспортера. Я в военной технике не разбираюсь, но ничем другим этот гибрид трактора и грузовика с пулеметом наверху быть не мог. Раритет дремучий, но в свете фар моей тачки видно, что на темно-сером борту этого раритета белой краской намалеван немецкий крест. Сначала я было подумал, что это так реконструкторы забавляются, шутки шутят, но потом с удивлением понял, что реконструкторами тут даже и не пахнет. Немцы были вполне настоящие, словно появились здесь прямо из времен Великой Отечественной. При этом они не владели не только русским, но и, что удивительно, английским языком. Совсем дикие — короче, в наше время таких просто нет. Вот черт — они что, нашли машину времени? Такого же просто не может быть! На всякий случай надо пощипать себя — вдруг это сон… Не сон, однако. Хм, наркоты я вроде не употребляю, пил последний раз пару дней назад — бутылочку сухого белого… Ладно, допустим, это мне не чудится, и это вправду немцы времен войны — фашисты, стало быть (как говорится, «есть многое на свете, друг Горацио…»). Как мне себя вести с ними? Надо бы, конечно, поосторожнее, но что-то не могу отделаться от желания слегка поглумиться — ведь именно мы надрали им задницу в сорок пятом, и если уж они вылезли здесь, в 2018-м, чует мое сердце — недолго им осталось коптить небо XXI века…