Виллем задумался ещё озадаченнее. — Мы с Ричардом закадычными друзьями не были, в целом, это скорее к Исае вопрос. — Ну подумай. — Ладно, — взгляд мужчины метнулся куда-то в сторону, за горизонт, — прибегает как-то к нам служанка. Вся в поту, паникует, кричит, мол, всё, король наш кончается. На последнем издыхании лежит на земле, не движется. Помирает. Мой коллега бросает все дела, хватает сумку свою и несётся галопом к месту происшествия. Я за ним. Во дворе толпа. Шумят, беснуются. Исая расталкивает всех. Потом рассказал, что уже и похоронил мысленно нашего государя. А тот действительно на земле валяется, мордой вниз, и трясётся как-то странно, как в припадке. Как выяснилось потом — руки сломал. Обе при чём, за раз. На вопросы не отвечал, только загадочно улыбался. А трясся потому что ржал, как конь, со своими сломанными руками. А все перепугались, особенно Исая. Потом, когда понял, просто на землю рядом сел и сидел, пока тот не успокоился. Я людей-то разогнал, сказал, тут сейчас сложный медицинский случай, больного тревожить никак нельзя, у него истерика и припадок. А сам думал, что надо было соглашаться идти работать преподавателем, когда приглашали, так нет, куда-то погнала нелёгкая… Дангер захихикала, представив эту историю. — А авторитету его это никак не мешало? — Да какой там. Наоборот, все обрадовались, что ничего плохого не случилось. А так он на людях всегда строгий был, с суровым властным лицом, шуточек никаких себе не позволял. Уважаемый человек. Когда приказы отдавал, все кругом тряслись, солдаты по струнке ходили. Потом ещё бороду отрастил, сказал, так солиднее будет выглядеть. — Боишься с ним встретиться сейчас? — Не боюсь, — Виллем глубоко вздохнул, — да и никогда не боялся. Просто… Тяжело это. Да и не знаю, как в глаза ему посмотреть. — Так расскажешь всё, что мне рассказал. Поймёт, может, и всё хорошо будет! Мужчина скривился, будто от вида чего-то мерзкого. В его понимании ничего хорошего уже быть не могло. И с каждым шагом, приближавшим его к ответу за все свои поступки, он словно терял по году проведённой в странствиях жизни, всё глубже погружаясь в собственные воспоминания и понемногу становясь тем, кем был до своего изгнания. Тяжесть лет опадала с плеч. Родные места убаюкивали, успокаивали, внушали доверие. Кельитас встречал его не как злодея и убийцу, за которым тянулся шлейф из смертей и потерь. Нет, он встречал его как своего любимого сына, вернувшегося наконец с чужбины, с долгой, тяжёлой, чужой войны. Как достойного сына своей родины, покорившего всех не искусством убивать, но острым, пытливым умом, гением и любознательностью. Родители пророчили ему великое будущее. Только вот никто не прибавлял, что великое это будущее будет таким тяжёлым и неподъемным. «Гордись мной, мать, — горько подумал Виллем, — по моей вине столько людей пострадало… Хорошо тебе сейчас: ты мертва. А я зачем здесь?» — Дангер. Девушка от неожиданности подскочила и резко обернулась лицом к спутнику. Ни разу он не звал её по имени! Она даже сомневалась уже, что тот его знает! Обычно ведь звал девчонкой, дурой, громилой… Да кем угодно. — А? — Отозвалась она, хлопая глазами. — Вот у тебя есть цель в жизни? — У меня? Закатив глаза, Виллем кивнул. — Ну, есть. Наверное. Не знаю, никогда об этом не думала. Вообще, я бы хотела нормально научиться читать. Быстро. Как Аарон. Казалось, закатывать глаза дальше было уже физически невозможно, но у Виллема получилось. — Дура ты, Дангер. Цель — это нечто великое, то, к чему ты будешь стремиться, как к своей мечте. То, ради чего стоит бороться, страдать, но добиваться. То, что будет придавать сил и смысла для того, чтобы каждый день вставать, двигаться, дышать и идти. Возвышенное, прекрасное, понимаешь? А ты мне про какую-то чушь. Научиться читать — обыкновенное желание, ты о нём иногда вспоминаешь, иногда забываешь. Возьми да научись, тебе не мешает никто, ты не ради этого живёшь. — А-а-а, — протянула она, и, опомнившись, возмутилась, — эй, ты меня не оскорбляй опять. Не у всех есть какие-то великие цели. Я ещё не придумала свою. — А для чего ты тогда живёшь? — Да просто живу, — Дангер пожала плечами, — зачем усложнять? Хотя, нет, хочу однажды стать первым мечом! Опешивший Виллем сначала потерял дар речи, а потом вдруг расхохотался, запрокинув голову. — Знаешь, лучше бы остановилась на чтении книжек. Куда тебе до первого меча? Ты хоть знаешь, сколько мечников надо сразить для этого? И чтобы ни одного поражения! А ты просто неуклюжая девица с железной палкой. Самоучка и дикарка. Кошмар, и зачем я только спросил? — Всё тебе не так. То слишком маленькие цели, то слишком большие. Тебе какое дело до моих целей? — Просто интересуюсь. Но лучше выбирай себе цель соразмерную твоим возможностям. — Не тебе решать, что там размеряется с моими возможностями. Вообще, чего ты пристал? Мужчина пожал плечами, потеряв к беседе всякий интерес. Он и правда не знал, для чего задал этот вопрос. И так было понятно, что у простых людей никогда не возникает мыслей о том, есть ли в их существовании хоть какая-то цель, какой-то смысл. Может, это удел только великих? Себя он, конечно, великим не считал. Но и Ричард, и Исая всегда отличались стремлением к чему-то прекрасному и светлому, и они бы и самой смерти в глаза посмотрели без страха, если бы то требовалось. И в сравнении с ними все остальные были какими-то мелкими, приземлёнными, тупыми животными, что были способны только на примитивные действия и размышления. Виллем чувствовал какое-то презрение и тоску. И почему только судьба его свела не с настоящими героями, а с жалкими букашками? Почему только он вообще на них обратил внимание? — Слушай, умник, — хмуро окликнула спутника Дангер, — ты вечно считаешь себя умнее остальных. Да, может, не все такие крутые, как ты, и думают о чём-то высоком. И не все хватают звёзды с неба. Только знаешь, простые люди тоже совершают иногда великие дела, а самоучки и дикари тоже побеждают в боях. Прекрати усложнять всё. Раздался шорох. Из кустов, лениво переставляя лапы, вышла толстая кошка и зевнула, обнажая мелкие острые клыки. Виллем остановился. — Вон там, — кивнул он вдаль, — видишь башни? Это замок. Почти пришли. Сумерки сгущались. Глава 24 Извечный Хаос. Без начала, без конца, фундамент мироздания. Он был до сотворения мира, он же и останется после, даже после смерти Создателя. Где-то далеко, в глубине далёких галактик, он бушевал, пожирая самого себя, низвергал любые подвластные сознанию законы, создавал и уничтожал созвездия. Что мог знать о мире простой человек? Никому было не дано объять разумом всю Вселенную. Но, словно в насмешку над самой сущностью бытия, вопреки всему, над одной из планет в этой бесконечности каждый день наступал рассвет, рождались и умирали люди, и жили, и страдали, и любили, и считали своим домом эту крохотную песчинку пространства, по которой ходили. Стоила ли эта песчинка того, чтобы за неё сражаться? Если бы хоть кто-то мог действительно осознать масштабы Хаоса, окружающего их, смог бы он ответить на этот вопрос однозначно? Может, и к счастью было, что об этом задумывались немногие. Дангер исключением не была. Рождённая в довольно глухой деревне, почти на границе территории, отведённой людской расе, она вообще очень редко думала о чём-то великом и неподвластном сознанию обывателя. Но мир свой девушка искренне любила. И причины для этого были, хоть и весьма примитивные, а не героически глобальные. Она любила пить эль в одной из таверн, где его наливала её подруга-эльфийка. Любила смотреть на тучи перед страшным летним ливнем. Любила подкалывать Дариэля, прятать его вещи и пихать локтем в бок. На удивление очень любила, когда Аарон начинал умничать, а она кивала и делала вид, что понимает хотя бы половину. Любила звук, который издаёт точильный камень, когда она проводит им по клинку. И любила ещё очень много разных мелких и незначительных вещей, из которых состояла её жизнь. Поэтому, если бы кто-то вдруг спросил Дангер, считает ли она, что за существование их маленького одинокого мира стоит бороться, она бы, конечно, ответила утвердительно и посмотрела на вопрошающего с недоумением, мол, что за идиотские вопросы? В мире так много прекрасного и удивительного, разве можно позволить этому пропасть? И, поднимаясь к замку, находящемуся на возвышении, она мысленно перебирала аргументы, которыми можно было бы уговорить древнего правителя сумеречной зоны выйти и помочь им восстановить хрупкое равновесие её родного и единственного мира. Тем временем за ними продолжали наблюдать. По приказу короля были собраны лучшие колдуны тайного магического ордена. Виллема уже давно тревожило чувство слежки, но он всё никак не мог заметить, откуда же следили, только нервно оглядывался каждую минуту и вздрагивал от шорохов. Дангер было его очень даже жаль. После рассказа мужчины она немного понимала его душевное состояние, и, ввиду врождённого чувства сострадания, сочувствовала. Ей очень не хотелось, чтобы со спутником сделали что-то плохое. Пусть он негодяй, и, вероятно, заслуживал страшного суда, но сейчас на него было больно смотреть. Дёрганный, молчаливый. Идущий навстречу своей незавидной судьбе. Но может Ричард будет милосерден и не станет слишком строго судить бывшего друга? — Как считаешь, что он с тобой сделает, когда увидит? — Тихо спросила Дангер. Тот нервно передёрнул плечами и снова отчего-то заозирался по сторонам. — Убьёт он меня сразу, я думаю. Он строг к своим врагам. Хотя, надеюсь, всё же выслушает сначала. Виллем вздохнул. — Я уже слишком долго живу, — вдруг непривычно жалобно и тихо продолжил он, — но мне всё равно страшно. А если… Договорить он не успел. Их внимание отвлёк какой-то чавкающий хлопок позади, словно кто-то кинул огромный шматок мяса на камни. Обернувшись одновременно, оба воина застыли, словно вкопанные. Мертвецы, сопровождающие их, лежали на земле без движения. — Ну, всё, — мрачно констатировал Виллем, — некромантку нашу прибили. Дангер в ужасе прикрыла рот ладонью и уставилась на трупов. А мир вокруг словно зашипел, зашевелился, словно клубок потревоженный змей, зашелестел и померк. На уши начал давить шум. Она вдруг поняла, что ощущение было знакомым: оно было таким, как тогда, когда тени её забрали в битве на корабле. — Что теперь?.. Но её голос утонул в хоре других голосов — далёких, чужих, нереальных голосов. Она видела, как по привычке схватился за кинжалы Виллем и ощутила полную безнадёжность. Провалились. Пропали. — In nomine omnium animantium, praecipio tibi ut exea. Чей-то мощный голос, затем вспышка фиолетового света — и вдруг всё успокоилось. Полноватый и лысеющий, глава магического ордена вышел из тени и низко, почтительно поклонился путешественникам. — По приказу Ричарда I, сына Ульриха, из рода Эндарион, прозванного Фениксом, законного и единственного правителя королевства Кельитас, я и братья третьего ордена магии пришли сопроводить вас как почтенных гостей наших земель. Прошу, последуйте за мной. Король уже ожидает. От неожиданности Дангер со всей дури хлопнула Виллема по плечу. Тот пошатнулся и уставился на неё глазами по два серебряника. — Почтенных гостей!… — Я слышал, — шикнул на неё мужчина. — Он маг! — Я видел! — Сопроводить!!! Виллем в ответ шлёпнул её по затылку. Колдун терпеливо ждал, когда эти двое перестанут шептаться, чтобы выполнить приказ короля. Он спрятал руки в широкие рукава мантии и строго посмотрел на молодого, недавно посвященного в орден мага, вдруг неуместно хихикнувшего. Маг стыдливо притих и попытался сделать вид достойный и невозмутимый, как у остальных. — Вы шли за нами всё это время? — У Виллема в голосе скрежетнул металл. — С тех пор, как вы ступили на земли королевства, — невозмутимо кивнул колдун. — Но как вы нас заметили? — Боюсь, сэр дель Лиштейн давно не был на родине. У короля повсюду теперь глаза и уши. На пухлой физиономии мага проскользнула мерзкая ухмылка. Виллему стало противно. — Как вы отогнали людей-Теней?