Но ровно до того момента, пока Лина не прыскнула пренебрежительно и не хохотнула. Я инстинктивно перевожу взгляд обратно на девушку. И вижу в ее глазах такую брезгливость… Такое мерзкое выражение, будто это не я, такая красивая, в шикарном свадебном платье, стою, а какая-то старая облезлая кошка в нарывах и струпьях. - Какая же ты дура, Танька, - красивые, явно подколотые губы Лины растягиваются в неприятной, какой-то змеиной усмешке, - Ей-Богу, редкостная дура… - Лина! Прекрати! - грубо обрывает ее мой Андрей и добавляет уже куда мягче, перехватывая мой взгляд, - Танюшка, смотри на меня! На меня смотри! Пойдем, нас гости ждут. Скоро торт резать будут, пойдем, мое солнышко…. Ты у меня такая красивая… Я тебя так люблю! А тянет меня Андрюша мой, тянет, да так уверенно, так настойчиво, привычно пытаясь вновь окутать меня своим очарованием и той особой аурой, без которой я не представляю ни минуты своей жизни. Но тут меня будто что удерживает. Не дает сделать и шагу. А взгляд - перевести с бесстыдно красивой Лины, чья загорелая кожа так красиво и так эффектно смотрится на светло-жемчужном покрывале… - Андрюш… - говорю я и не узнаю собственный голос. Какой-то он низкий и хриплый, будто сорванный или прокуренный, - Что это, получается… Ты мне с Линой… того… изменил? Андрей хохотнул, но как-то нервно. А вот Лина откровенно заржала. - Нет, Андрюш, она не дура, - говорит, - Карпова твоя идиотка! Клиническая! И что-то происходит со мной… Будто что хлопнуло… Взорвалось… И потянуло меня туда, где темно. Где нет ни воздуха, ни ветра, ни запаха. Хотя нет, один запах был. Противный такой, режущий не только носовый назухи, но и даже глаза. Что это? Духи? Одеколон? Нет уж… Это запах секса. Пота и прочих всяких жидкостей. Страстных вздохов и активных движений. Знакомый запах. До свадьбы мы с Андрюшей целибата не придерживались, и после секса какое-то время в комнате всегда витает подобный флер. Однако… Откуда он здесь? Ах да… Ведь мой любимый Андрюша только что трахался с этой девкой… Трахался, а после в глаза заявил: “Ничего не было! “, “Ты все не так поняла!” Лина права. Я конченая идиотка и дура. С макияжем. С прической. На каблуках. И в платье за несколько тысяч долларов. Но дура. Щелк. Вспышка. Солнце взрывается. Щелк. Вспышка. И резко схлопывается, превращаясь в черную дыру. И в нее стремительно затягивает все-все - и мою нежность, и мою преданность, и мою любовь к Андрюше, мою веру и надежду в его идеалы и силы. Затягивает и мечты, и чаяния. И образы моего будущего, где я счастлива подле моего Андрея, а рядом - крутятся два спиногрыза, как две капли воды похожие на своего папочку. И совсем чуточку - на меня. К сожалению, черная дыра почему-то не втягивает почти мерзкое чувство обиды и одиночества. Оно бьет по самому нутру, под дых, подкашивая ноги и заставляя голову кружится. А после страшная мигрень буквально разрывает виски и мне приходится даже зажмуриться и опереться ладонью о косяк, чтобы не упасть. - Танюша! Что с тобой? - мгновенно кудахчет Андрей, подхватывая меня под локоток, - Родная! Не пугай меня так! Что, голова кружится? Тошнит?! - Только не говори, что она у тебя беременная! - усмехается Лина пренебрежительно Я крепко жмурюсь и старательно перевожу дыхание. Грудь, словно в тисках. Потому и дышать тяжело. И сердце… Бух-бух. Бух-бух. Бьется сильно и тяжело и отдается прямо в желудок, вызывая тошноту. Мерзопакостное ощущение. - Пошел ты, Орлов, - с трудом выдавливаю я из себя, - Пошел ты… - Что, Танюш? Что ты такое говоришь? Я тебя не слышу! - Пошел в жопу, Орлов! - внезапно для самой себя и, естественно, для Андрея взрываюсь я, что есть силы отталкивая жениха, - Не трогай меня! Не трогай!!! Ты подлец! ублюдок! Скотина! Сволочь! Как так можно?! На собственной свадьбе! На моих глазах!!! И после всего - врать! Причем так откровенно, так нагло! Сволочь! Сволочь! Я кричу громко, уже и не пытаясь скрыть или хотя бы прикрыть истерику и невесть откуда взявшуюся тоску. Глаза и щеки обжигают яростные слезы, на горле стягивается тугой ошейник, который я, подняв руки, пытаюсь содрать, но пальцы почему-то не могут нащупать ни удавку, ни что-либо еще, поэтому у меня и не получается ослабить давление на гортань. И хотя мне даже дышать трудно, я все равно продолжаю истошно кричать и даже материться. Я! Татьяна Карпова! Для которой даже слово “черт”, как правило, не в чести, материлась! Но легче не становилось! Ни от слез, ни от крика! А от вида Андрея, который от моей истерики все сильнее и сильнее хмурится и даже брезгливо кривится, мне становится только хуже. В какой же момент я оказываюсь на улице? Я слышу голоса и разговоры, вижу яркие вспышки и сияющие улыбки. Но вот кто-то дергает меня за руку и юбку, кто-то громко окликает меня по имени. Но мне плевать! Почему-то все передо мной окрашено темными пятнами и подтеками, и от вида белоснежных скатертей, лент и цветов, с которых будто стекает гниль и грязь, меня страшно мутит и выворачивает. Господи, как же мне плохо… - Танюша! - Таня! - Танечка! Мое собственное имя в разных вариациях кажется мне мерзким и отвратительным. Так и хочется заорать: “Прекратите меня так называть!” Но больше всего хочется провалиться во тьму и просто отключится, чтобы не чувствовать всю эту боль и сумасшедшее отчаяние. Да, мне больно. Так больно, что в глазах двоится и уши закладывает.