– Я исправлю. Я отвечу вам на следующей неделе, можно? – пробормотала она. Но глаза она опустила, поскольку никакого расстройства плохой отметкой у нее не было. Наоборот, они светились от предвкушения встречи и от осознания, что ей впервые назначили свидание. Да, вот так необычно, но все же… После уроков она выскочила из школы первой и помчалась к Кире. Та была уже дома и убирала свою комнату. – Знаешь, терпеть не могу делать уроки, когда грязно. – У вас грязно не бывает, – машинально ответила Лиля. Подобные разговоры случались регулярно. Кира была помешана на чистоте. – И все же… лучше убрать. – Кира, оставь в покое швабру и ведро. Мне нужно кое-что тебе рассказать. – Пару получила? – поинтересовалась подруга. – Трояк. Не пару. А как догадалась? – изумилась Лиля. – Не знаю, ты взбудоражена. И глаза бешеные. – Нет, дело не в трояке, хотя и в нем тоже. Понимаешь, со мной вчера такое случилось! – Рассказывай. – Кира наконец поняла, что у подруги действительно важные новости. – Ты же знаешь, что раз в неделю я езжу к «англичанке», к Алле Иосифовне? Так вот… И дальше Лиля, подробно останавливаясь на деталях, рассказала все события вчерашнего дня. Кира слушала внимательно, не перебила, не остановила, даже когда подруга, рассказывая, пошла по второму кругу. Наконец, Мельникова выдохнула: – Короче, через неделю мы должны встретиться с ним в этом же автобусе. – Это вы так думаете, а автобус и водитель могут думать и планировать иначе, – пробурчала Кира. Потом она намазала детским кремом руки и серьезно посмотрела на подругу. – Зачем тебе это надо? – Что? – удивилась Лиля. – Этот парень, это свидание. Которое и не свидание. Представь, ты войдешь в автобус. Он там сидит, потому что в другой корпус едет, тебя не узнает, поскольку студентам школьницы неинтересны. У него в институте, знаешь, сколько девиц. Лиле не понравилось, что говорила Кира, и не понравилось слово «девицы». «Я, например, не «девица». Я – девушка. Выпускница школы. Вообще, это пошлость какая-то – «девица». Вслух она сказала: – Знаешь, ничего страшного, если мы и встретимся. Подумаешь… Человек меня выручил. Он ездит на этом автобусе. И мне надо на занятия. – Если так считаешь, зачем ко мне пришла? – спросила Кира. – Ну… – растерялась Мельникова, – рассказать, поделиться… – Поделилась. Мое мнение узнала, – констатировала Кира. Лиля уловила в голосе Киры раздражение. – Ты даже ни одного вопроса не задала! – воскликнула она. – Может, ты что-то не поняла. – Да все я поняла! – усмехнулась Кира. – Тебе дали пятачок, а ты подумала, что тебя пригласили на свидание. Ты просто очень серьезно относишься к ерунде. Лиля поняла, что Кире рассказывать этого не надо было. Кира позавидовала. «Как я могла забыть!» – про себя ойкнула Лиля, Кира считает себя некрасивой и всегда воюет с мальчишками. Первой начинает говорить обидные вещи. Лиля была свидетельницей подобных сцен и как-то сказала: – Зря ты так, к тебе хорошо относятся, а ты своим высокомерием и грубостью наживаешь врагов. Кира усмехнулась: – Мне их хорошее отношение не сдалось. Лиля удивилась. Киру красавицей назвать было нельзя, но высокий рост, худоба, умение грациозно двигаться придавало ей шарма. К тому же у Киры было интересное лицо. В нем, вытянутом, с чуть выступающим подбородком, прямым носом и высоким лбом, было что-то лошадиное. Но вместе с этим в нем была порода, значительность, своеобразная привлекательность. Прическа Киры была неизменной – прямые светлые волосы, собранные в высокий хвост на макушке. Волосы только добавляли сходство с милой лошадкой. Сейчас Лиля пожалела, что рассказала все подруге. «Я и сама расстроилась, и ей неприятно сделала. Ведь она позавидовала мне. А характер не позволил смягчить ответ», – подумала Мельникова. – А знаешь, ты права. Не о чем тут думать. Может, дурак какой-то, у которого пять копеек в кармане оказалось. И захотел повыпендриваться. Я перенесу занятия английским на час позже. – Это самое правильное, что ты можешь сделать, – с усмешкой кивнула Кира, – и вообще, нас предупреждали о последствиях ранней любви. – Господи, не будь дурой, Кира! – воскликнула Лиля и покраснела. Она вернулась домой, попробовала позаниматься, но из головы не выходила случившаяся с ней история. Она принималась вспоминать нового знакомого, представлять, что было бы, если бы она не поехала на этом автобусе, мечтать, как встретятся через неделю, наконец, придумывала, что она наденет. Лиля пробездельничала весь день до вечера, за уроки она взялась, только когда пришла с работы мать. – Ты что, еще занимаешься?! – изумилась та, привыкшая, что к ужину дочь свободна. – Не очень много задали, но сложные темы и они будут на экзамене, – пробормотала Лиля, хватаясь за книжку. Впрочем, учебник она так и не прочитала. До самой ночи она, прикрываясь уроками, думала о своей истории. Случившееся отразилось на ее оценках и поведении. Вслед за учительницей математики возмутился историк: – Мельникова, я все понимаю, у вас лимит доверия огромен. Но все же надо хоть прочитать учебник. Хоть один раз. Я вам двойку не поставлю, но готовьтесь к большому индивидуальному опросу. Кто знает. Может, вы всегда так готовились к урокам, а мне просто везло – я спрашивал то, что вы случайно знаете. Лиля склонила голову. – Ладно, садитесь, – вздохнул историк. Ему нравилась эта ученица – она никогда не пользовалась своим положением. В школе ее родители бывали только на собраниях и спокойно выслушивали все замечания. Сама девочка была прилежной и скромной. «Взрослеет», – с какой-то грустью подумал учитель. Он на своем веку перевидал всякое, но чаще всего было вот это – внезапная рассеянность, равнодушие к предметам, невнимание и эта самая улыбка, которую он увидел на лице Лили. Мельникова получила пару замечаний от классной руководительницы и, как это ни удивительно, от учителя физики. Классная руководительница ей напомнила, что необходимо собрать актив класса, а учитель физики, на уроках которого была вечная вольница и все разговаривали почти в голос, ее одернул: – Мельникова, я понимаю, что у меня на уроках можно спать и обедать, но не стоит мечтать. Все же это урок. Дома мать долго приглядывалась к дочери, а потом спросила: – С тобой все хорошо? Нет ничего такого, о чем ты боишься мне сказать. Вот тут Лиля очнулась и с удивлением посмотрела на… – Боюсь? – переспросила она. – Боюсь тебе сказать? – Ну, – смутилась мать, – ты уже взрослая, мальчики… Отношения. Вот у Львовых дочь рожать будет через два месяца. В гороно договаривались, чтобы она закончила школу не со своим классом. Даже в вечернюю школу невозможно перейти. Не работает же. И лет мало. – Да? – Лиля вдруг с интересом отнеслась к этой информации. – Так у нее будет ребенок? И когда свадьба? – То-то и оно, свадьбы не будет. Не будет мужа и отца. – Так, мама, не бывает, – усмехнулась Лиля, – отец будет. Только не рядом с ней. И не с ребенком. – Считай, что это нет отца. – Нет, это считай, что дочь Львовых – дура. – Лиля! Ты что это так грубо разговариваешь?! – А что? Я не права? Вы же сами так думаете. И ее родители так думают. – Ее родители рады, что будет ребенок. Они беспокоятся, что их дочь не получит образование. А детям, дочка, рады всегда. Когда бы они ни появились на свет. – Со мной такого не случится! Мать позабавил пафос дочери, но на душе стало спокойнее. «Она в отца. Рассудительная. Двадцать раз отмерит, прежде чем отрезать», – подумала мать. – Я рада, что ты такая ответственная в этих сложных вопросах. Иногда чувства захлестывают, с ними справиться сложно. И если такое случится, ты скажи об этом мне. Я постараюсь тебе помочь. Я тебе не враг и хочу, чтобы ты была счастлива. В этот момент Лиле захотелось рассказать матери о своей встрече. И она уже было открыла рот, как вдруг сообразила, что рассказывать-то нечего. Мельникова-младшая вдруг посмотрела на историю с позиции взрослого человека. «Ой, я дурой маме покажусь, а еще она начнет волноваться! Права Кира – ничего такого не произошло, ничего не случилось и не встречу я в автобусе этого самого Стаса». Поэтому она только поцеловала мать и принялась накрывать на стол – уже скоро должен был приехать с работы отец. Неделя прошла быстро. И вот уже наступил вторник. Лиля с замиранием сердца позвонила Алле Иосифовне и узнала, не отменились ли занятия. – Да нет, все в порядке. Жду, как обычно, – удивилась та. Выйти из дома Лиля решила тоже загодя – в те времена расписание обычных городских автобусов соблюдалось не очень строго. Но самое главное, что она тщательно оделась. В обычные дни Лиля ходила в добротном пальто, купленном матерью на закрытой распродаже в ГУМе. Пальто было сереньким в мелкую коричневую клетку. Лиле не нравилось оно – девочки в ее классе ходили в ярких куртках. Но мать, заметив недовольство дочери, объяснила: – Одежда должна быть элегантной. Яркие куртки – это хорошо. Но, например, лесу, в горах, на зимнем курорте. А в городской повседневности одежда должна быть серенькой, неброской, но с прекрасным кроем и из дорогой ткани. – А это пальто с прекрасным кроем и оно из дорогой ткани? – чуть язвительно поинтересовалась Лиля. – Да, именно так, – не моргнув глазом отвечала Тамара Леонидовна. – К твоему сведению, это знаменитый итальянский бренд. – Что? – Бренд. Так теперь говорят, в моей молодости говорили – «фирма». Так вот, это пальто дорогого бренда, стоит больших денег. – Мама, зачем ты купила мне это пальто? Если это так дорого. – У нас есть возможности, – лаконично ответила мать.