Нарьян-Мар, 17 сентября Даже в дорогом номере гостиницы «Красный город» было дико холодно, не спасали ни обогреватель, ни стопка шерстяных одеял. Впрочем, остальной Нарьян-Мар тоже замерзал, на улицах было ветрено и дождливо, а до этого Гелий еще основательно промерз в дороге, больше суток ему пришлось кантоваться на боковой полке в скрипучем прицепном вагоне, где невыносимо сквозило изо всех щелей, а потом еще почти сутки добираться до места назначения катером. Раньше Гелию не приходило в голову, что в России двадцать первого века могут быть такие адские места, куда не удосужились проложить не только железную, а даже обычную дорогу с твердым покрытием, однако же вот он, славный город Нарьян-Мар, столица Ненецкого края. Ближайшая железнодорожная станция – город Усинск в соседней Республике Коми, а между ними без малого четыре сотни километров по тундре. Причем добраться в Нарьян-Мар из нефтяного Усинска, как оказалось, можно только по ледяному зимнику, петляя между месторождениями углеводородов, а в теплое время года – на катере, неторопливо спускающемся по течению Печоры… Гелий Крапивников, рыжий, лопоухий, большеротый, умеренно веснушчатый, в недавнем прошлом рядовой клерк, специалист в области «подай-принеси» в московском офисе международной консалтинговой группы «Делойт», а ныне зрело-опытный юрист двадцати семи лет, помощник советника управляющего юридической компании «Правовые решения», грустно посмотрел на потухший экран своего смартфона, сунул аппарат мордой вниз под стылую подушку и опять накрылся одеялами с головой. Горите вы все в аду, в душе пожелал миру Гелий, как бы продолжая внезапно оборвавшийся телефонный разговор с боссом, но вслух повторить эту фразу не решился. А вдруг его корпоративный «айфон» тайно фиксирует все им сказанное, а потом через свои заоблачные сервисы передает сокровенные мысли непосредственно начальству? Нет, ну теоретически такое же возможно? Смартфон ожил опять. В этот раз на связь пыталась выйти мама Гелия – Ада Александровна. – Гелик! – заговорила трубка зычным голосом бывшей примы Ярославской областной филармонии. – Ты в порядке? Одеваешься тепло? Не голодаешь? – Мама, ну что со мной может случиться? – Да что угодно с тобой может случиться. – Ада Александровна вздохнула. – Ты же никогда меня не слушаешь. Почему тебя опять нет в «скайпе»? – Потому что в гостинице очень медленный интернет, мама… Гелий перевел смартфон в громкий режим, бросил его на стол и под убаюкивающее мамино бубнение стал разглядывать унылый ледяной дождь, не прекращающийся за окном уже вторые сутки. Ему действительно хотелось есть, мама была права, но останавливало полное нежелание куда-нибудь идти, ведь там, вполне вероятно, можно было вымокнуть под дождем, а кафе на первом этаже гостиницы не работало второй день, и никто не знал почему, и теплых вещей Гелий с собой не прихватил, да и вообще ему в данный момент не хватало сил даже на элементарные действия. Мысленно Гелий еще был в дороге, среди облупившихся зеленых стен маленьких вокзальчиков, где люди с привычной сноровкой выгружают из грязных поездов на низкую платформу мешки с картошкой, в тумане на крошечной центральной площади непонятного городка, среди темных домов в мокром песке, у загаженного голубями памятника Ленину в зарослях гигантской полыни, среди сгорбленных людей у обрыва к реке, между тощих собак с печальным взглядом, спящих вповалку на холодном берегу, у дебаркадера, плавно качающегося на свинцовых волнах Печоры… Ждать водометной «Зари» пришлось целую ночь. И судя по виду рейсового катера, он долго пробирался через все мыслимые и немыслимые жизненные бури, прежде чем добрался до пристани Усть-Усинска. Салон «Зари» оказался тесным, похожим на вагон заслуженной подмосковной электрички, только в этом «вагоне» Гелию пришлось провести не два часа, а в десять раз дольше, да еще делить одно пространство с какими-то круглыми бабками в плюшевых жилетах, шумными детьми, которых невозможно успокоить, группой туристов с грязными рюкзаками, потертыми личностями неопределенного возраста с негабаритным багажом. И даже на палубу нельзя было подняться, поскольку таковая отсутствовала. И заняться было совершенно нечем, разве что смотреть в окно, но Печора – на редкость однообразная река: густые темные ельники на одном берегу, непролазный ивняк – на другом. Изредка встречались поселения, в каждом стандартные цистерны на берегу и рассыпанные по косогору одинаковые деревянные домики с черными сараями и кучками угля. В поселениях чуть побольше – каменные строения и деревянные настилы на улицах. И ночевать пришлось в ужасных условиях. Хорошо хоть успел закупиться хлебом, шпротами и кока-колой в поселковом магазине. Зато на обратном пути от магазина до причала попал в приключения: в Гелия воткнулся мертвецки пьяный местный житель в забрызганной свежей кровью клетчатой рубахе. Из-за рассеченной брови правая половина его лица не двигалась совсем, взгляд застыл, словно он смотрел куда-то вовнутрь себя, тем не менее каким-то седьмым чувством парень вычислил именно Гелия, самое слабое звено. – Э-э-э, мужик, – с трудом произнес местный и мотнул головой, словно ослепшее животное. Гелий застыл на месте в надежде, что неприятная ситуация рассосется сама собой. – Дайте ему немного мелочи, – предложил опытный попутчик. – Иначе не отвяжется… Гелий неловко сунул в карман просителя горсть монет, только что полученных на сдачу в магазине, и тот исчез так же стремительно, как появился, пустившись бегом по неосвещенной улице вниз, к холодной реке, рискуя на каждом шагу оступиться и свернуть тощую шею… На следующий день, обогнув песчаную косу, катер «Заря» благополучно вошел в один из многочисленных мелких рукавов, на которые распадается Печора перед тем, как раствориться в холодном Печорском море, и Гелию открылся Нарьян-Мар во всем великолепии его ржавых портовых кранов, штабелей леса и покосившихся черных заборов. Моросил дождь, было холодно, грустный теплоход по имени «Архангельск» дал низкий протяжный гудок, пассажиры «Зари» молча перебрались на типовой дебаркадер, гуськом поднялись по тропинке к одинокому деревянному домику на высоком песчаном берегу и так же молча разбрелись кто куда. Моложавый дедуля на праворульной «Тойоте» домчал Гелия до гостиницы за десять минут, но запросил за свои услуги столько, что этих денег хватило бы на дорогу от Москвы до Ярославля. А потом еще была ночь почти без сна… Подоткнув под себя край одеяла, Гелий уставился в потолок. И зачем ему это все? Для чего он бросил важные московские дела и мучительно добирался на перекладных до Нарьян-Мара? Чтобы выслушивать теперь похмельный бред босса, страдающего в своем комфортном офисе на Пречистенке? Ну, допустим, Гелий опоздал. Но куда можно опоздать в этом городе, где время не просто тащится со скоростью морской черепахи, выброшенной на берег, а еще и движется в обратную сторону? Здесь ничего важного не происходило уже лет тридцать, а жители бродят по пустым улицам, словно участвуют в съемках фильма про зомби-апокалипсис… Пустозерск, УГ-42/17, 19 сентября Не территорию исправительного учреждения посетителей запускали строго по одному, о чем недвусмысленно сообщали предупреждающие надписи на заборах и воротах. Причем заборы причудливых конфигураций не просто были опутаны дичайшими узорами из колючей проволоки, на них еще повсюду торчали фарфоровые изоляторы разных форм, явно намекая на наличие высокого напряжения… Гелия после долгого ожидания впустили наконец в тамбур, потом в какой-то мрачный «шлюз», где ему пришлось долго вдыхать густые запахи гуталина и резины, пока суровый сержант в маленьком фанерном окошке тщательно проверял документы и по буквам вписывал фамилию Гелия в толстый гроссбух. И только после этого медленно и со скрипом сдвинулась в сторону решетка, и он смог пройти еще дальше, куда-то во влажную глубину. Колония считалась особой, все здешние осужденные были особо опасными, для них даже встреча с близкими родственниками – счастливый случай, а уж приезд адвоката – большой праздник. Гелия предупредили, что на любой чих в исправительном учреждении УГ-42/17 нужно будет получать чуть ли не личное разрешение генерала Ковбасы, начальника областного управления ФСИН, поэтому он старался не удивляться ничему. И даже тому, что все работники учреждения буквально спали на ходу, и никому до этого не было абсолютно никакого дела… – Оружие, средства мобильной связи, фото-, аудио-, видеозаписывающая аппаратура? – монотонно поинтересовался у Гелия офицер в серой униформе. – Надо сдать. И все посторонние вещи тоже. – А как же… – На секунду Гелий растерялся, но потом безропотно отдал и заранее выключенный смартфон, и свой дорогой серый портфель итальянской кожи. – Проходим, гражданин адвокат, на личный досмотр, – лениво махнул рукой другой офицер с таким же одутловатым серым лицом, как у первого. Потертый линолеум, кирпичные стены, укрытые десятками слоев шаровой краски, кругом решетки. В такой обстановке хорошее настроение выжить не сможет… – Теперь-то я могу увидеть своего доверителя? – Гелий изо всех сил старался не раздражаться. – Разумеется, – кивнул офицер. – Мы вас проводим. Только сначала придется встретиться с нашим начальником. – Зачем? – встревожился Гелий. – Не могу знать, – равнодушно произнес конвоир. – Следуйте за мной… – Могу я кому-то пожаловаться? Или хотя бы возразить? Конвоир пожал плечами, вывел Гелия из кирпичного здания КПП и провел мимо плаца с аккуратно покрашенными бордюрами и длинных приземистых зданий без окон, отделенных от общей территории высоким забором из бетонных столбов с колючей проволокой. – Это ваш очаг культуры? – усмехнулся Гелий, заметив перед входом в одноэтажный барак красочный стенд, посвященный творчеству Михаила Круга. Сопровождающий офицер кивнул, пропустив иронию мимо ушей. – У нас и Дом культуры свой, и музей. Начальник приказал вас в музей доставить… Бегло осмотрев блеклые фотографии и прочие экспонаты, Гелий узнал, что молодая советская власть приспособила под нужды заключенных территорию древней Пустозерской крепости. Во время Отечественной войны заключенные построили литейный цех, а в семидесятых выпускали промышленные пылесосы, которые поставлялись даже в страны соцлагеря. Одно время у колонии была и собственная речная флотилия из нескольких буксиров и барж. Во время перестройки рядовых зэков перевели на Лесную речку под Архангельском, а в Пустозерской крепости, чтобы намоленное место не пустовало, создали учреждение для особо опасных преступников… Начальник колонии появился минут через сорок, когда Гелий уже потерял терпение. – Как музей? – поинтересовался подтянутый полковник с поломанными ушами боксера. Он первым протянул руку для рукопожатия. – Пуйда Юрий Сергеевич. Прошу прощения за задержку. – У нас все разрешения есть, – пробормотал Гелий, вяло пожимая протянутую ладонь. – Ваши люди сутки их проверяли. Надеюсь, вы понимаете, что я не могу обсуждать с вами вопросы, касающиеся моего доверителя? Я с вами, собственно, даже разговаривать не могу… – А разве мы разговариваем? Я хотел музей показать. На правах, так сказать, радушного хозяина. Поскольку с богатой историей нашего учреждения вы уже сами ознакомились, перейдем сразу к экспонатам. Видите предмет в углу? На первый взгляд, это самая обычная лопата… – Вы сейчас издеваетесь? – И не думал. Это наша гордость. В середине восьмидесятых по заданию партии и правительства учреждение освоило производство наилегчайших в мире садовых лопат из титана. Правда, с количеством слегка промахнулись. За год завалили лопатами все хозяйственные магазины Архангельской области… – Юрий Сергеевич, боюсь, у меня мало времени. Меня ждет мой доверитель. И я не понимаю цели нашей встречи… Полковник Пуйда многозначительно хмыкнул. – В молодости все куда-то торопятся. А потом мы узнаем, что торопились зря… И наши цели не всегда оправдывают средства, кстати. Хотя моя цель весьма простая – я просто хотел познакомиться. А что тут удивительного? Вы же из самой Москвы прибыли. Московские люди в наших краях – редкость. Как там Кремль? Как парк «Зарядье»? – Стоят как вкопанные, – тяжело вздохнул Гелий. – Непоколебимо. Начальник колонии с серьезным видом покивал: – Ну да, ну да… Как вкопанные. – Я могу уже идти? – напомнил Гелий. – Моего доверителя предупредили о встрече с адвокатом? – Разумеется. Ничто в мире не может помешать вашей встрече. При условии, разумеется, что он захочет с вами разговаривать… – Вот сейчас я вас вообще не понял. Если администрация учреждения будет создавать препоны, мы завтра же направим претензию руководству ФСИН и исковое заявление в суд о воспрепятствовании законной деятельности адвоката, и вы лично будете неприятно удивлены последствиями. Предупреждаю: мое начальство имеет выходы на Генпрокуратуру и Госдуму. Полковник Пуйда неспешно прошелся вдоль стендов с экспонатами, смахивая с отдельных фотографий невидимую пыль. – А вы раньше его видели? Вы его фамилию хотя бы знаете? – Чью фамилию? И чему вы улыбаетесь, хотелось бы знать? – Это я о своем, – твердо произнес начальник колонии. Гелий отвел взгляд. А что он должен был сказать? Что еще неделю назад в его юридической фирме знать не знали ни про Нарьян-Мар, ни про колонию особого режима УГ-42/12 и вообще никогда не слышали про анонимных осужденных, которым вместо имени-фамилии присваивается буквенно-цифровой код. Нарьян-Мар, 21 сентября Вообще-то кафе «Колобок» было изначально детским, просто оно располагалось недалеко от гостиницы, где остановился Гелий, имело вполне уютный интерьер, могло похвастаться относительно вежливым персоналом в лице официанток Ирины и Марины, а также приемлемыми ценами, поэтому на его детскость Гелий перестал обращать внимание почти сразу. «Колобок» он посещал иногда дважды в день. Там даже недорогой коньяк можно было заказать. А почему бы нет, как пояснила толерантную политику заведения официантка Марина. Пока дети пьют свой сок, родители имеют полное право на коньяк… Гелий доел пасту с шампиньонами, запил ее скверным архангельским пивом, которое почему-то именовалось на ценнике крафтовым, и покосился на мобильник, беззвучно разрывающийся от настойчивых видеовызовов. Московский офис жаждал информации. А Гелий совсем не жаждал общаться с московским офисом. Как же быть? Утром Гелий просто сбрасывал все звонки, без всяких объяснений. Днем трижды имитировал низкую скорость интернета, переводя разговор в режим коротких всхлипов. Но в этот раз, похоже, придется посмотреть боссу в глаза. – Гелий, мать-мать-мать! – заорал московский офис, орошая слюной экран дорогого моноблока. – Где ты был? Почему не отвечал? – Я тоже вам рад, Павел Аркадьевич…