Батожок у меня не простой. Нет в нем стального клинка, но…сам по себе, сделанный из прочного, выдержанного дерева — он страшное оружие. Великий фехтовальщик Мусаси своего противника на поединке просто забил оструганным веслом, будучи с похмелья, после ночи, проведенной в борделе. Я тоже провел ночь в борделе, в руках у меня деревянная трость — так чем я не Мусаси? Только вот противник у меня не один, и в руках у противников не мечи — пистолеты. Но разве это может быть преградой самураю, готовому умереть? Особенно, если он мутант. Трость ударила по запястью ближайшего, стоявшего с пистолетом в руке. Рука сломалась в месте удара, согнувшись почти под девяносто градусов там, где сгибаться не должна. Пистолет полетел на землю. Выстрелить успел только четвертый — шустрый оказался парень. И лучше бы он не стрелял — я-то успел уйти с траектории выстрела, а вот те, кто бежали на помощь от «Волги», не успели. Куда умудрился попасть этот недоделок — я не знал. Главное, одного из бегущих как в замедленной съемке парня сбило с ног, будто ему в грудь врезали кувалдой. У «макарова» хорошее останавливающее действие, и на короткой дистанции он вполне даже неплох. Вон как парнишку приголубил! Мысли ворошатся где-то на периферии сознания. Теперь не время для мыслей, теперь — только действие. А если задумаешься, какой конечностью двигать — можно ведь и упасть. Как та многоножка, которую спросили, как она ходит со столькими ногами. Только я, в отличии от многоножки, упаду навсегда. Навечно. Разинутый рот Сергачева. Он что-то кричит, но что именно, кому кричит — разобрать не могу. Изо рта вырывается только что-то вроде ыыыы…ррр…аааа…рррр… Будто рычит огромный волк. Или медведь. Утробно так рычит, и совершенно непонятно. Я ведь звериного языка не знаю. Прости, Сергачев, хоть ты и сука еще та! Придется и тебе полежать рядом со товарищи! По голове тебя бить не буду — мало ли, спишут еще по комиссии, и останутся работать только лишь вот такие ублюдки как этот, рядом с тобой. Тот, кто убил мою Надю. Не сам убил, да — но какая разница? С его подачи! До московского его начальника я добраться не сумею…пока не сумею. А вот до него — запросто! И нет тебе пощады! Гэбэшник уже почти достал пистолет, когда мой деревянный «меч» вонзился ему в горло. С перебитой гортанью не живут, но я все-таки добавил еще и в висок. Теперь — точно конец. И тут же едва успел уйти от быстрого, очень быстрого удара, направленного мне в горло! Янек! Ах ты ж сука…про вас как-то и забыл, увлекшись выбиванием мозгов у ваших кураторов! А тем временем… Янек был очень быстр. Очень. А еще — у него великолепная техника. Вот только есть одно «но» — Янек знает не все, что следовало бы знать. Контрудары, блоки — вроде бы и знает, но…немного не так, как я. Все-таки молодец Сазонов — и ЭТО предусмотрел. Сбоку прилетело от Казака — ногой. Блокировал тростью и тут же нанес удар в пах — теперь долго не сможет заниматься сексом, уверен. Пусть простит меня его Галинка. Да и голени его не поздоровилось — блокировал-то я жестко, если не сломал, так трещина — это запросто. Ах ты ж…друг! Бывший друг. Интересно, как вы сумеете перевести предприятие на себя?! Ведь оно принадлежит мне — и охранное агентство, и магазины, и недвижимость. Подпись подделаете, да? Кто мол, потом, будет дознаваться — переписал я имущество на вас, или нет! Косой медлил, но наконец-то и он «разродился». Этот попытался ударить сзади, в затылок, и тут же получил жесточайший тычок тростью в солнечное сплетение. Не, ребята, здесь вам не тут, чтобы — вот! У меня уровень покруче, чем у вас, и я немного быстрее. И точно — сильнее. У вас был курс уколов в усеченном варианте, не такой, как у меня. И тренировки мои были пожестче, и почаще. Вам до меня, как до вершины Эвереста! Без ложной скромности, да. Все-таки пропустил от Янека, пока ронял Косого — заехал он мне по уху. Вскользь, метил-то в висок, но не сложилось. А вот у меня сложилось. Руку я ему сломал выше локтя — поймал на отходе из серии. А потом выключил ударом в скулу. Хлестким таким ударом, с виду совсем не сильным. Нокаут. Не стал я их убивать. За-ради нашей прошлой дружбы. Прав был Сазонов — не поднялась у меня рука. А у них вот — поднялась… А потом началась настоящая свистопляска. Те, что из «Волги», не мудрствуя лукаво, просто начали меня убивать. Всеми доступными им способами, а именно: подвергнуть меня процедуре отравления свинцом. Нет, от пуль я увернуться не могу, при всей своей скорости. Но вот заметить, как в твою сторону поворачивается ствол, как палец начинает давить на спусковой крючок — это запросто. То есть нужно лишь вовремя заметить и отпрыгнуть в сторону. И будет мне счастье. Или не будет. Зато пуля пройдет мимо. Как я скакал! Интересно было бы посмотреть со стороны на это безобразие! Мордовороты с перекошенными от злости и напряжения лицами палят, как заведенные, и не могут попасть! А я дергаюсь из стороны в сторону, прыгаю, пригибаюсь, и всяко своим видом изображаю, что не желаю получить пулю в жизненно важные органы, но желаю набить морды этим чертовым придуркам. Кто это зрелище видел — век не забудет. Ну только представить — седой старик с палочкой выписывает кренделя, как цирковой акробат, а перед ним стоят несколько мужиков с пистолями и палят почем зря! Впрочем, долго я скакать не собирался. Это в моем ускоренном восприятии мне показалось, что прыгал как тушканчик я не меньше минуты, а то и дольше. Скорее всего, с того момента как я уронил Янека и по мне начали стрелять прошло не более трех-четырех секунд. Но и за эти секунды по мне успели выпустить не меньше чем десяток пуль. Две из которых все-таки меня зацепили — одна пробороздила мне бок, сразу зашедшийся жгучей болью, вторая зацепила левое плечо, тоже кроваво, болезненно, но не очень опасно. По крайней мере — для меня. Попасть в дергающийся и скачущий объект с десяти метров совсем не просто, особенно если у тебя от волнения прыгают руки. Помню, как читал «В августе 44-го», про «качание маятника вразножку». Это когда ты бежишь, дергаясь из стороны в сторону и слыша, как пули свистят у твоего виска, и надеешься добежать до врага и перехватить ему глотку прежде, чем пуля снесет тебе череп. Вот и я так — вразножку. Скакал через оградки, дергался, пригибался, стараясь не выпускать противников из поля зрения. Но все-таки добежал. Нет, никого не убил. Но покалечил изрядно — руки, ноги, сотрясения мозга — все, как учили. А затем бросился к БМВ, истово надеясь, что ключи остались в замке зажигания. А когда добежал, почувствовал, как в мою спину ударило что-то тяжелое, горячее, острое, как кинжал. И я упал головой в салон. Во рту сразу стало солоно, в груди хрипело и очень хотелось откашляться. Только вот кашлять я уже не мог. Только хрипеть, булькать и пускать розовые пузыри. Эпилог Вытащил меня Сазонов. Он не вмешивался, наблюдая за ситуацией со стороны, и ждал, выкручусь я, или нет. Он был уверен, что выкручусь. Я бы и выкрутился, и практически уже выкрутился, если бы не снайпер, устроившийся в засаде вероятно еще сутки назад — за оградкой одного из памятников. Сазонов его тоже не заметил, пока тот не сделал своего выстрела. Спасло меня то, что стрелять по такой быстродвижущейся мишени, да еще и жарким днем, против солнца — очень трудно. Он попал, но одним выстрелом не убил. Прострелил легкое, а не сердце. Второй выстрел сделать не дал Сазонов. Что он сделал со снайпером — я не спрашивал. Может, убил, а может просто вырубил. Какая разница? Лучше об этом не думать. «От многия знания — многия печали» — так сказано в Экклезиасте. Сазонов загрузил меня в БМВ, рванул по кладбищу, пробиваясь к воротам, выехал, добравшись до джипа, где изнывал от жары Юра, перегрузил меня в джип, и сам сел за руль. Через полчаса мы были за городом, в небольшой деревушке, где у Сазонова, как оказалось, был небольшой домик-схрон. В нем мы и отсиживались две недели, загнав машину во двор и замаскировав ее старыми мешками, тряпками всем, чем угодно. Там Сазонов достал пулю у меня из левого легкого — без всякой анестезии. Я все равно ничего не чувствовал, находясь вероятно где-то в Чистилище. Ну или там, где решали — отправить меня назад, или оставить на том свете. Отправили. Регенерация у меня безумная — только дровишек подкидывай, и тело все сделает само. «Дровишек» хватало — Сазонов запасся продуктами на год вперед, всем троих хватило с избытком. Очнулся я уже на второй день — слабый, голодный как волк, и мечтающий свалить куда-нибудь подальше, туда, где не свистят пули и не кладут застреленных людей в желтую глину. Через месяц я вышел из банка в Цюрихе, став богаче на триста восемьдесят миллионов долларов. Не ахти какие деньги, не миллиардер, но на скромную жизнь (ха-ха!) мне хватит. И еще кое-кому. Я не забываю друзей. Нет, не тех, кто пытался меня убить. Юра и Сазонов — вот мои друзья. От Юры все-таки отстали, хотя и помурыжили его еще какое-то время. Таскали на допросы, пугали, но он стоял на своем — расстались, и где я нахожусь, он не знает. Впрочем — он и так не знал. Сазонов засел где-то в глухомани, но контакт для меня оставил. Ну а я, воспользовавшись заранее сделанными чистыми и приличными документами гражданина Швейцарии Вальтера Росси, выехал на свою историческую родину, ничем не вызвав подозрение наших пограничников. В банке тоже все прошло спокойно, хотя я и покрылся холодным потом, представляя, как меня сейчас будут вязать. Нет — прошло все на удивление буднично и скучно. Как будто каждый день приходит человек и переводит с номерного депозита деньги на свой банковский счет. Кстати, пришлось заранее открыть этот самый счет. Но гражданину Швейцарии это совсем несложно сделать. Как я буду жить дальше? Пока не знаю. Наверное, замучУ какой-нибудь бизнес. Позже. Когда надоест качаться в качалке и смотреть на море с острова Корфу. Скоро сюда приедет Юра, приедет Сазонов — тогда и решим, как будем жить. Впрочем — «скоро», это понятие растяжимое. Через полгода, не меньше. Пусть все как следует успокоится… А сейчас я сижу и смотрю на закат над морем. Немного свежо, но я люблю прохладу. Завтра снова будет жарко. И будет прозрачное море, скалы, запах цветов и шелест прибоя. Вот только я все бы это — деньги, виллу, все на свете бы отдал за то, чтобы вернуться в тот день, в ту секунду, когда черный фургон сбил моих любимых, моих самых дорогих на свете! И спасти их. И ничего больше мне не надо. Я встал, невольно поежившись — что-то захолодало в ночь. Шторм надвигается? Горизонт красный — точно, к шторму. Пусть будет шторм. Пора бы уже… Конец книги.