Исидора отказывается наотрез. Не возьмет ли она с собой Бенито? Нет, она предпочитает ехать одна. Она так решила. На следующее утро Исидора отправляется в путь. Едва рассвело, она уже в седле. Не проходит и двух часов, как она приближается, но не к берегам Рио-Гранде, а к берегу Аламо. Почему она сделала такой крюк? Не заблудилась ли она? Нет, заблудившийся путник выглядит совсем иначе. Правда, ее лицо печально, но на нем не заметно растерянности. Да и лошадь бежит вперед уверенно, подчиняясь руке седока. Нет, Исидора не заблудилась. Она знает дорогу. Лучше было бы для нее, если бы она заблудилась… Глава LVI. ВЫСТРЕЛ В ДЬЯВОЛА Всю ночь больной не сомкнул глаз. Он то затихал, то метался в безумном бреду. Всю ночь старый охотник не отходил от него и слушал его бессвязные речи. Услышанное только подтвердило его предположение о том, что Морис влюблен в Луизу и что ее брат убит! Последнее в любом случае опечалило бы старого охотника, но в соединении со всеми известными ему фактами, еще и встревожило его. Он думал о ссоре… шляпе… плаще… Мысли Зеба метались в лабиринте ужасных догадок. Никогда в жизни не был он так сбит с толку. Он застонал, чувствуя свое бессилие. Он не следил за дверью, так как знал, что если «регулярники» и придут, то, во всяком случае, не ночью. Только один раз он вышел: это было под утро, когда лунный свет уже смешивался с первыми лучами зари. Он вышел потому, что его встревожил протяжный, заунывный вой Тары, бродившей среди зарослей; через секунду собака испуганно вбежала в хижину. Погасив свечу, Зеб тихонько вышел и стал прислушиваться. Ночные голоса леса молчали — не оттого ли, что завыла собака? Но почему она завыла? Охотник сначала взглянул на лужайку перед домом, потом на опушку леса, затем стал всматриваться в темную стену деревьев. Ничего особенного он не заметил — все было, как всегда. Мрачными контурами выделялся утес на фоне неба, по бокам его чернели вершины деревьев. Между силуэтами вершин виднелся просвет шагов в пятьдесят, — охотник знал, что это край верхней равнины. Луна ярко освещала край обрыва, и на фоне неба даже змея, казалось, не могла бы проползти незамеченной. Но и там никого не было видно. Но зато кое-что можно было услышать. Со стороны равнины донесся тихий звук — как будто лошадь ударила подковой о камень. Так решил Зеб, напряженно прислушивавшийся, не повторится ли звук. Он не повторился; но старый охотник не ошибся в своем предположении — из-за вершин деревьев показалась лошадь, идущая вдоль обрыва. На лошади сидел человек. И лошадь и всадник темными силуэтами вырисовывались на светлеющем небе. Лошадь была безупречна, как изваяние тончайшей работы. Очертания всадника были видны только от седла и до плеч; ноги терялись в тени животного; однако поблескивающие шпоры и стремена показывали, что ноги у всадника были. Но над плечами не было ничего. Зеб Стумп протер глаза и посмотрел, снова протер и снова посмотрел, но видение оставалось все тем же. Если бы он повторил это восемьдесят раз, то все равно перед глазами его была бы все та же фигура — всадник без головы. Сомневаться было невозможно. Он видел, как лошадь шла по краю обрыва медленным, но уверенным шагом; однако топота ее копыт не было слышно, словно она не шла, а скользила, как силуэт в театре теней. Это видение не было мимолетным: Зеб довольно долго смотрел на него — во всяком случае, достаточно долго, чтобы разглядеть все до мелочей, достаточно долго, чтобы убедиться, что это не мираж, не обман зрения, не иллюзия. Оно исчезало медленно и постепенно: сначала скрылась голова лошади, потом ее шея, передняя часть корпуса, потом всадник — призрачный, чудовищный образ, — и, наконец, круп лошади и ее длинный развевающийся хвост. — Иосафат! Это восклицание сорвалось сует Зеба Стумпа не потому что он был удивлен исчезновением всадника. В нем не было ничего странного. Призрак скрылся за кулисами — другими словами, за верхушками деревьев, поднимающимися над обрывом. — Иосафат! Дважды вырвался у охотника его любимый возглас, и оба раза с выражением безграничного изумления и ужаса. О чувствах охотника легко было догадаться и по его виду: несмотря на всю его храбрость, он вздрогнул, и даже губы, коричневые от табачного сока, побелели. Некоторое время Зеб стоял совершенно безмолвно, точно онемев. Наконец он снова обрел дар речи. — Черт побери! — пробормотал он очень тихо, все еще не отводя глаз от того места, где только что исчез лошадиный хвост. — Ирландец все-таки был прав. Я думал, что это ему спьяну почудилось! Но нет! Он на самом деле видел, так же как и я. Неудивительно, что малый испугался. У меня у самого до сих пор все поджилки трясутся. Иосафат! Что же это может быть?.. Что же это может быть? — повторил Зеб после некоторого раздумья. — Пожалуй, я добьюсь разгадки! Будь это днем или если бы он был ближе, я бы мог хорошенько рассмотреть его. А почему бы мне не подойти к нему поближе? Черт побери, попробую. Не съест же он меня, если даже это сам дьявол! А если это действительно дьявол, то я еще проверю, нельзя ли выбить черта из седла пулей. Что же, пойдем и познакомимся с этой нечистью, кто бы он ни был. С этими словами охотник направился к тропинке, которая вела к обрыву. Ему не нужно было возвращаться за ружьем — он захватил его, когда выскочил из хижины, услышав вой собаки. Если всадник без головы был существом из плоти и крови, а не выходцем с того света, Зеб Стумп вполне мог рассчитывать на новую встречу с ним. Когда охотник смотрел на него из дверей хакале, всадник ехал прямо к лощине, по которой можно было спуститься с верхней равнины в долину Аламо. Зеб пошел по той же тропе, рассчитывая встретиться с всадником без головы на краю обрыва, если только тот не переменит направления или не перейдет со своей спокойной иноходи на галоп. Охотник быстро прикинул, какое расстояние ему надо будет преодолеть и сколько потребуется для этого времени. Его расчет оказался точным. Когда его голова была почти на уровне равнины, он увидел возвышающиеся над ней плечи всадника. Еще один шаг вверх по тропе — и открылась вся фигура всадника. Еще шаг — и лошадь вырисовалась на фоне неба от челки до копыт. Лошадь остановилась над самым обрывом, видимо собираясь опуститься вниз. Наверно, всадник из осторожности натянул поводья? Или она услышала шаги охотника? Вероятнее всего, она его почуяла. Как бы то ни было, она стояла прямо перед охотником. Увидев этот странный силуэт, Зеб остановился. У всякого другого на его месте, наверно, волосы поднялись бы дыбом. Даже у Зеба «мурашки побежали по спине», как он сам потом признался. Однако охотник твердо решил выполнить намерение, которое привело его сюда: узнать, кто это — человек или дьявол. Не теряя времени, Зеб вскинул ружье к плечу; его взгляд скользил вдоль ствола; луна светила так ярко, что можно было прицелиться прямо в грудь всадника без головы. Еще мгновение — и пуля пронзила бы его сердце; но у охотника вдруг мелькнула мысль: «А что, если это будет убийство?» Зеб опустил ружье и минуту колебался. — Может, это человек? — пробормотал он. — Хотя что-то не похоже… Вряд ли под этой мексиканской тряпкой хватит места для головы. Если это в самом деле человек, то у него, я полагаю, должен быть язык, только где он может помещаться — не знаю… Эй, незнакомец! Поздненько же вы катаетесь! И где это вы забыли свою голову? Ответа не последовало. Только лошадь фыркнула, услышав человеческий голос. И все. — Вот что, незнакомец! С вами разговаривает старый Зеб Стумп из штата Кентукки. Он не из тех, над кем можно шутки шутить. Я хочу, чтобы вы объяснились начистоту. Карты на стол, а то потеряете и их и ставку! Ну, отвечайте же, или я выстрелю! Снова никакого ответа. Даже лошадь только встряхнула головой, по-видимому уже привыкнув к голосу Зеба. — И черт с тобой! — закричал охотник, выведенный из себя молчанием, которое показалось ему оскорбительным. — Даю тебе еще шесть секунд, и, если ты мне не ответишь, я стреляю! Если ты чучело, то это тебе не повредит. А если дьявол, то тем более. Но ежели ты человек, а прикидываешься мертвецом, то заслуживаешь пули за такую дурь. Ну, отвечай! — продолжал он с возрастающим раздражением. — Отвечай, тебе говорят!.. Не хочешь? Ладно! Я стреляю! Раз, два, три, четыре, пять, шесть… В ту секунду, когда должно было бы прозвучать «семь», если бы счет продолжался, раздался резкий треск выстрела, свист пули и затем глухой удар — это свинец попал во что-то твердое. Выстрел, казалось, не дал никаких результатов — только лошадь испуганно заржала. Всадник же продолжал спокойно сидеть в седле. Впрочем, и лошадь как будто не очень испугалась. В ее звучном ржании охотнику почудилась насмешка. И все же она сорвалась с места и умчалась диким галопом, оставив Зеба в таком глубоком изумлении, какого ему еще не приходилось испытывать. Несколько секунд после выстрела Зеб Стумп не поднимался с колена. Если до выстрела у него по спине бегали мурашки, то теперь его пробрала холодная дрожь. Он был не только изумлен — он оцепенел от ужаса. Старый охотник был вполне уверен, что его пуля попала в сердце всадника или, во всяком случае, в то место, где у человека должно быть сердце. Был ли это человек? Зеб решил, что нет. И эта мысль, быть может, успокоила бы его, если бы не лошадь, не дикое сатанинское ржание, от которого у него до сих пор стыла кровь и он дрожал, как в лихорадке. Зеб хотел бежать, но не мог встать. И он продолжал стоять на одном колене, в полном оцепенении глядя вслед чудовищному всаднику, пока тот не исчез в залитых лунным светом просторах прерии. Только тогда он оправился настолько, что смог вернуться в хижину. Лишь очутившись под ее кровом, он пришел в себя и смог спокойно подумать об этом странном происшествии. Он не сразу освободился от мысли, что видел самого дьявола. Но по здравом размышлении он пришел к выводу, что это невероятно. Но никакого другого объяснения ему найти не удалось. — Вряд ли… — продолжал он все еще с сомнением в голосе, — вряд ли это может быть выходец с того света, — а то как бы я услышал, что пуля об него шлепнулась? Ясно, что свинец попал в какое-то тело, — а ведь духи бестелесные… Ладно! — закончил охотник, по-видимому отказавшись от попытки найти объяснение этому странному явлению. — Нечего больше ломать себе голову! Одно из двух: либо это чучело, набитое тряпками, либо сам сатана! Когда Зеб вошел в хижину, вместе с ним туда прокрался голубой утренний свет. Пора было будить Фелима, чтобы тот посидел с больным. Ирландец уже совсем протрезвился и, чувствуя себя немного виноватым, потому что долго спал, был рад принять на себя эту обязанность. Но, прежде чем уступить ему место, старый охотник сам заново перевязал раны. Зебу были хорошо известны лечебные свойства растений. Вблизи рос кактус нопаль, сок которого — отличное средство для заживления ран. Старик знал, что, если приложить его к ране, она через сутки начнет затягиваться, а через три дня совсем заживет. Как и большинство местных жителей, Зеб глубоко верил в целебные свойства кактусов, и, если бы поблизости был хоть десяток докторов, он не позвал бы к больному ни одного из них. Он был убежден, что Морису Джеральду не грозит опасность — по крайней мере, от ран. Опасность была — но другая. — Ну, мистер Фелим, — сказал Зеб, заканчивая перевязку, — мы сделали все, чтобы залечить раны, а теперь надо подумать, как бы накормить больного… Ты говоришь, что у тебя нет никакой еды? — Хоть шаром покати, мистер Стумп. Хуже того: и выпить нечего — ни капли во всем доме. — Это ты, негодяй, все вылакал! — сердито закричал Зеб. — Если бы не ты, виски хватило бы на все время, пока парень будет поправляться. Что же теперь делать? — Вы зря меня обижаете, мистер Стумп. Я выпил только из маленькой фляги. Это индейцы осушили большую бутыль. Честное слово! — Нечего врать-то! Ты бы не свалился только от того, что было в фляжке. Я слишком хорошо знаю твою ненасытную утробу, чтобы поверить этому. Ты немало хлебнул и из большой бутыли. — Клянусь всеми святыми! — Пошел ты к черту со своими святыми! В них только дураки верят… Ладно, хватит болтать! Ты высосал все виски — и дело с концом. За двадцать миль за ним не поедешь, а ближе нигде не достать. Придется обойтись без него. — Как же теперь быть? — Молчи и слушай, что я тебе скажу. Без выпивки мы обойдемся, но я не вижу смысла подыхать с голоду. Наш больной совсем отощал. Да и я так голоден, что готов съесть хоть койота, а уж от индюка подавно не отвернусь. Ты посиди около парня, а я отправлюсь на речку и посмотрю, не удастся ли чего подстрелить. — Не беспокойтесь, мистер Стумп, я сделаю все, что надо. Честное слово… — Замолчи и дай мне договорить! — Ей-ей, больше ни словечка не скажу. — Да заткнись же! Запомни хорошенько: если кто сюда забредет, пока меня нет, — дай мне знать. Только не теряй ни минуты. — Можете быть умерены. — Смотри же, не подведи! — Не подведу, только как это сделать, мистер Стумп? Может, вы зайдете далеко и не услышите, как я буду кричать. Как же тогда? — Вряд ли мне придется идти далеко — на заре дикого индюка у реки подстрелить нетрудно. А впрочем, как знать? — продолжал Зеб после минутного размышления. — Найдется ли у тебя в хижине ружье? Пистолет также годится. — Ни того, ни другого нет. Хозяин взял их с собой. Должно быть, он оставил их в поселке. — Плохо дело. Ведь я и в самом деле могу не услышать твоего крика. Зеб уже переступил было порог, но потом остановился и задумался. — Есть! — воскликнул он после некоторого размышления. — Придумал! Видишь мою старую кобылу? — Как же не видеть, мистер Стумп? Конечно, вижу. — Ладно. А колючие кактусы на краю поляны видишь? — Вижу. — Молодчина! Теперь слушай. Поглядывай за дверь. Если кто появится, пока меня нет, беги прямо к кактусу, срежь ветку, да выбирай поколючее, и ткни ее под хвост моей кобыле. — Господи! Для чего же это? — Ладно, придется объяснить тебе, — сказал Зеб в раздумье, — а то ты, чего доброго, все напутаешь. Видишь ли, Фелим, мне надо знать, если кто-нибудь сюда заглянет. Я далеко не пойду, но все же может случиться, что я тебя не услышу. Пусть кричит кобыла — у нее, пожалуй, голос погромче твоего. Понял, Фелим? Смотри же, сделай все, как я тебе сказал! — Ей-же-ей, сделаю! — Смотри не забудь. От этого может зависеть жизнь твоего хозяина. С этими словами старый охотник закинул за плечо свое длинное ружье и вышел из хижины. — А старик-то не дурак, — сказал Фелим, как только Зеб отошел на такое расстояние, что уже не мог слышать его голоса. — Но почему он опасается, что хозяину будет плохо, если сюда кто-то придет? Он даже сказал, что от этого будет зависеть его жизнь. Да, он так сказал. Он мне сказал, чтобы я поглядывал за дверь. Небось он хотел, чтобы я сразу это сделал. Так я пойду погляжу. Фелим вышел на лужайку и окинул внимательным взглядом все тропы, которые вели к хижине. Потом он вернулся и встал на пороге, как часовой.