Глава LXXIV. ПРЕСЛЕДОВАНИЕ Странное зрелище, о котором только что шла речь, было настолько страшным, что не казалось нелепым. На него нельзя было смотреть без содрогания и ужаса. А смотрел ли на него кто-нибудь, кроме койотов на земле и коршунов в небе? Да. Его видел человек, который — единственный во всем Техасе — отчасти уже разгадал эту тайну. Но и для него не все еще было ясно. Он знал только, что всадник без головы не был ни чучелом, ни дьяволом. Но и этот человек испытывал ужас при виде страшного всадника. Он знал, кто перед ним, и все-таки дрожал. Он смотрел на всадника без головы с опушки лесного островка, прячась в тени деревьев. Несмотря на страх и желание остаться незамеченным, он, словно притягиваемый каким-то магнитом, все время следовал за всадником без головы по внутреннему кругу, не обгоняя и не отставая. Более того, ведь он увидел страшного всадника до того, как сам въехал в дубраву. Он заметил его издалека и мог бы легко избежать встречи с ним. Но вместо этого он решительно повернул к нему. Он продвигался осторожно, держась за деревьями, словно охотник, выслеживающий пугливого оленя, с той только разницей, что охотник за оленем никогда не испытывает такого страха. Очутившись среди деревьев, он, несмотря на свой страх, вздохнул с облегчением — теперь он, по крайней мере, перестал бояться неудачи. Вряд ли он проехал десять миль по прерии без всякой цели; недаром он продвигался столь осторожно, по самой мягкой траве, под прикрытием кустов чапараля — так, чтобы никому не попасться на глаза и не выдать своего присутствия хрустом веток. Стоило немного понаблюдать за человеком, передвигавшимся по опушке лесного островка, чтобы понять смысл его поведения. Его глаза были устремлены на всадника без головы, он напряженно следил за его передвижениями и сообразовался с ними. Сначала казалось — его главным чувством был страх. Через некоторое время страх сменился нетерпением, которое заставило его действовать смелее. Такая перемена в настроении человека, прятавшегося в дубраве, произошла оттого, что всадник без головы упорно не приближался к ее опушке ближе чем на двести ярдов. Это настолько раздражало преследователя, что он то и дело начинал бормотать ругательства. Впрочем, он всегда уснащал ими свою речь. — Ах ты, чертова тварь! Подойди она поближе хотя бы на двадцать ярдов, я бы мог в нее попасть. Выстрелить сейчас — значит только спугнуть ее, а второго такого случая может никогда больше не представиться. Черт побери! Если бы не эти двадцать ярдов! Как будто желая проверить свой расчет, говорящий еще раз прикинул расстояние, отделявшее его от всадника без головы. Свое короткое охотничье ружье он все время держал наготове со взведенным курком. — Нет смысла, — пробормотал он после некоторого размышления. — Пуля будет на излете и не ранит лошадь, а только испугает ее. Надо набраться терпения и подождать, пока она подойдет поближе. Проклятые волки! Все из-за них… До тех пор, пока они ходят за ней, лошадь будет держаться вдали от леса. Такова повадка всех техасских мустангов, черт бы их побрал!.. А нельзя ли ее как-нибудь приманить? — продолжал он, немного помолчав. — Может быть, она пойдет на мой зов?.. Сомнительно. За последнее время она отвыкла от звука человеческого голоса и только испугается, пожалуй. И от моей лошади она тоже шарахнется, как в тот раз. Правда, тогда это было при лунном свете, и, кроме того, за ней гналась собака. Не мудрено, что лошадь одичала, таская на себе черт знает что. Ведь это же не может… нет! В конце концов, это чья-то проделка… чья-то дьявольская проделка! При этих словах говоривший натянул поводья. Наклонившись вперед, чтобы лучше видеть, он продолжал всматриваться в странного всадника, медленно огибавшего дубраву. — Это, несомненно, его лошадь. Его седло, серапе — все его. Как же они попали к другому? После нескольких минут молчания он снова заговорил: — Фокус или нет, но дело плохо. Тот, кто это подстроил, должен знать все, что произошло тогда ночью. Если пуля там, ее надо достать. Какой я был дурак, что хвастал этим! Вот уж действительно везет, как утопленнику… Нет, она ближе не подойдет. Она явно боится леса. Все мустанги чувствуют себя увереннее на открытом месте. Что же делать? Может быть, лошади все же приятно будет услышать человеческий голос? Если бы только она подошла на двадцать ярдов ближе, все было бы в порядке. Черт побери, попробую… Подъехав немного ближе к опушке, он стал подзывать лошадь: — Поди-ка, умница! Подойди, хорошая лошадка! Из этого ничего не вышло — лошадь не только не подошла, а, наоборот, испугалась; едва она услышала этот зов, как выронила траву изо рта, затрясла головой и испуганно захрапела; казалось, она боялась этого звука гораздо больше, чем койотов и коршунов. Ведь она была мустангом, и для нее человек был злейшим врагом — особенно человек верхом на лошади; и теперь она почуяла близость этого врага. Она не остановилась, чтобы рассмотреть, что это за человек и что это за лошадь. Для нее это были враги. По-видимому, и всадник думал так же, потому что он не натянул поводья и не остановил ее; предоставленная самой себе, она умчалась в прерию. С грубым ругательством незадачливый преследователь выехал из дубравы. Он снова выругался, увидев, что выпущенная им пуля не попала в цель, а всадник без головы уже вне досягаемости. Глава LXXV. ПО СЛЕДУ Зеб Стумп недолго оставался на том месте, где обнаружил отпечатки сломанной подковы. Шести секунд ему оказалось достаточно, для того чтобы сличить подкову с отпечатком. Затем он сейчас же поднялся на ноги и пошел по следу. Он шел пешком. Старая кобыла послушно следовала за ним на почтительном расстоянии. Зеб прошел больше мили, замедляя шаг там, где отпечатки были мало заметны, и опять ускоряя его, когда следы становились яснее. Как археолог, найдя в развалинах древнего города глиняную табличку, читает иероглифы, которые понятны только ему, так и Зеб Стумп читал таинственные знаки на земле прерии. Поглощенный этим занятием, охотник, казалось, ничего не замечал. Он не смотрел ни на безграничную зеленую саванну вокруг, ни на синее, безоблачное небо над головой. Он сосредоточенно вглядывался в траву под ногами. Внезапно раздавшийся звук заставил его поднять голову. Это был выстрел из ружья, но настолько далекий, что прозвучал он как осечка. Зеб инстинктивно остановился и поднял глаза, но не выпрямился. Старый охотник быстрым взглядом осмотрел горизонт в той стороне, откуда донесся звук. Голубоватый дымок, все еще сохраняя шарообразную форму, медленно поднимался к небу. Под ним темнела полоска далекой дубравы. С того места, где стоял Зеб, и темное пятно леса, и дымок от выстрела, и звук его могли быть замечены только опытным следопытом. Но Зеб видел дымок и слышал выстрел. — Чертовски странно! — пробормотал он, продолжая стоять в позе огородника, сажающего капустную рассаду. — Чертовски странно, чтобы не сказать больше. И кому это вздумалось охотиться в таком месте? Ведь там же никакой дичи не водится — не оправдаешь пороху и на один выстрел. Я бывал в этом леске. Кроме койотов, там ничего нет. И чем только они там питаются?.. А-а! — продолжал он после некоторого молчания. — Какой-нибудь лавочник из поселка, уехавший в «экскурсию», как они выражаются, лупит по этим тварям, а потом будет хвастать, что охотился на волков. Что ж, пусть охотится — это меня не касается… Э! Сюда кто-то едет! Шпорит лошадь, словно за ним черти гонятся… Что? С места не сойти, это безголовый! Старый охотник был прав. И кто не узнал бы всадника, который только что отделился от облачка порохового дыма и скакал во весь опор к тому месту, где стоял Зеб! Это был не кто иной, как всадник без головы. И не было сомнений, что он скачет прямо к Зебу, словно увидел его. В пределах Техаса едва ли можно было найти более отважного человека, чем старый охотник. Он не боялся встречи ни с ягуаром, ни с пумой, ни с медведем, ни с бизоном; не пугали его и индейцы. Он, пожалуй, не растерялся бы при встрече с отрядом команчей, но при виде этого одинокого всадника Зеб потерял самообладание. Закаленный жизнью среди дикой природы, верный ученик этого мудрого учителя, Зеб Стумп, однако, не был лишен некоторых суеверных предрассудков. И у кого их нет! Старый охотник не боялся ни человека, ни зверя, но перед сверхъестественным он отступил. Да и кто угодно испугался бы призрачного всадника, который неудержимо мчался вперед, словно неся с собой смерть. Зеб Стумп не просто отступил — дрожа от ужаса, он стал искать, где бы спрятаться. Задолго до того, как всадник без головы мог его заметить, он укрылся в росших неподалеку кустах. Но ведь его могла выдать оседланная кобыла. Нет, прежде чем скорчиться в своем убежище, Зеб принял меры предосторожности. — Ложись! — крикнул он своей верной лошади, которая хотя и не умела говорить, зато прекрасно понимала его. — На землю, живо, а то смотри провалишься в преисподнюю! Словно испугавшись этой угрозы, кобыла сразу же опустилась на передние колени, а затем, подобрав задние ноги, улеглась на траве, словно расположившись на отдых после трудового дня. Едва только Зеб и его лошадь успели спрятаться, как мимо них галопом проскакал таинственный всадник. Он мчался во весь опор и, по-видимому, не собирался останавливаться, чему Зеб был очень рад. Всадник без головы поехал в этом направлении совершенно случайно, а вовсе не потому, что увидел охотника или его тощую кобылу. Но, как ни испугался Зеб, он все же успел рассмотреть загадочного всадника, прежде чем тот скрылся из виду. И то, что было тайной для всех, перестало быть тайной для Зеба Стумпа. Когда лошадь поравнялась с кустами, где спрятался Зеб, ветер отогнул край серапе, и под ним охотник увидел хорошо знакомый ему костюм. Это была голубая блуза со складками на груди; несмотря на покрывавшие ее багровые пятна, старый охотник узнал эту блузу. Но он не был уверен, что узнал лицо, упиравшееся подбородком в бедро всадника. В этом не было ничего странного. Даже любящая мать, так часто любовавшаяся прекрасным лицом сына, теперь не узнала бы его. Зеб тоже не узнал его — он догадался. Лошадь, седло, полосатое серапе, небесно-голубая куртка и такие же брюки, даже шляпа на голове — все это было знакомо ему; он узнал и фигуру всадника, который сидел, выпрямившись в седле. Голова должна была принадлежать этому же человеку, несмотря на свое непонятное смещение. Это не было мимолетным видением — Зеб хорошо рассмотрел страшного всадника; хотя он мчался галопом, но зато проехал всего в десяти шагах от старого охотника. Но он ни словом, ни движением не попытался остановить удалявшегося всадника; только потом, поняв, кто этот всадник, он с грустью прошептал: — Иосафат! Так, значит, это правда! Бедный паренек! Убит! Глава LXXVI. В МЕЛОВОЙ ПРЕРИИ Долго следил Зеб Стумп из своего убежища за удалявшимся всадником, который продолжал мчаться галопом. И, лишь когда он скрылся за группой акаций, старый охотник поднялся на ноги и выпрямился во весь рост. Он простоял так секунду или две, обдумывая, что делать дальше. Это страшное и неожиданное происшествие сбило его с толку. Надо ли идти дальше по следу сломанной подковы или же за всадником без головы? Первый след может открыть многое; второй как будто обещает еще больше. Быть может, ему удастся захватить всадника и узнать тайну его скитаний. Размышляя таким образом, Зеб чуть было не забыл про облачко дыма и про выстрел, который раздался в прерии. Но скоро его мысли снова обратились к ним. Поглядев туда, где он видел дымок, охотник заметил нечто такое, что вновь заставило его пригнуться и с особой тщательностью укрыться под акациями; старая кобыла продолжала лежать, и о ней можно было не беспокоиться. На этот раз Зеб увидел человека верхом на лошади — настоящего всадника, с головой на плечах. Он все еще был далеко и едва ли успел заметить среди акаций высокую фигуру охотника и тем более кобылу, лежащую на земле. Он их и не заметил — во всяком случае, судя по его поведению. Всадник сидел, наклонившись вперед, и внимательно всматривался в землю. Нетрудно было определить, чем он был занят. Зеб Стумп догадался об этом с первого взгляда: неизвестный ехал по следу всадника без головы. — Ах, вот оно что! — прошептал Зеб. — Не мне одному хочется разгадать эту тайну. Кому же еще? Зебу недолго пришлось теряться в догадках. Всадник ехал рысью, так как следы были свежие и очень заметные; вскоре он подъехал так близко, что охотник без труда мог его разглядеть. — Иосафат! — пробормотал Зеб. — Как же я не догадался об этом раньше! И, если я не ошибаюсь, это еще одно звено, которое поможет мне собрать всю цепь необходимых доказательств… Лежи смирно, скотинка! Попробуй только шевельнись! Если ты задрыгаешь своими длинными ногами, я перережу тебе глотку! После этого обращения к кобыле Зеб умолк и, спрятав голову в зелени акации, стал внимательно следить из-за перистой листвы за приближающимся всадником. Это был человек, которого, раз увидев, трудно было забыть. Хотя ему едва исполнилось тридцать лет, на его лице уже лежала неизгладимая печать дурных страстей. Сейчас он выглядел озабоченным — очевидно, какая-то мучительная тревога давно уже не давала ему покоя, хотя он не терял надежды избавиться от нее. Лицо его можно было бы назвать красивым, если бы не печать порочности, которая выдавала в нем негодяя. Костюм? Но стоит ли вообще описывать его! Синий суконный сюртук полувоенного покроя, фуражка, пояс, на котором висели охотничий нож и два револьвера, — обо всем этом уже упоминалось при описании костюма и оружия капитана Кассия Колхауна. Это был он. Зеб уклонился от встречи с Колхауном не потому, что тот был вооружен; хотя старый охотник и питал к нему неприязнь, но у отставного капитана не было никаких оснований считать его своим врагом. Зеб оставался в тени деревьев только для того, чтобы лучше видеть все происходящее. Продолжая всматриваться в след всадника без головы, Колхаун проехал мимо. Не выходя из своего укрытия, Зеб Стумп провожал его взглядом до тех пор, пока те же акации, за которыми исчез первый всадник, не заслонили своей ажурной зеленью и капитана. Новые мысли зароились в голове старого охотника — ему нужно было заново взвесить все обстоятельства. Если и раньше были основания ехать по следу всадника без головы, то теперь их стало вдвое больше. Зеб раздумывал недолго. Он стал собираться, чтобы последовать за Кассием Колхауном. Сборы были несложны: Зеб взял в руки поводья и пнул ногой старую кобылу, после чего она сразу поднялась на ноги. Охотник стоял около нее, готовый вскочить в седло и выехать на открытую поляну, как только Колхаун скроется из виду. Зеб, и не видя Колхауна, мог легко узнать, куда тот направился. Двух свежих следов ему было вполне достаточно — он мог ехать по ним с такой же уверенностью, как если бы скакал бок о бок со всадником без головы или со всадником без сердца. Полагаясь на свой опыт, старый охотник вышел из своего убежища и отправился вслед за Кассием Колхауном. Однако на этот раз Зеб Стумп ошибся. Он понял это, когда обогнул рощу акаций, за которой скрылись оба всадника. Дальше простиралась полоса меловой прерии, которую всадник без головы уже успел миновать. Зеб догадался об этом, увидев, что Колхаун едет зигзагами, словно пойнтер, рыскающий по жнивью в поисках куропатки. Капитан потерял след и пытался найти его. Охотник из-за акаций украдкой следил за каждым его движением. Попытка капитана не увенчалась успехом. На меловой прерии ничего нельзя было прочесть — по крайней мере, такому неопытному следопыту, как Кассий Колхаун. Изъездив этот участок вдоль и поперек, он, по-видимому, решил отказаться от своего намерения и, сердито пришпорив коня, умчался в сторону Леоны. Как только Колхаун скрылся из виду, Зеб тоже принялся искать потерянный след, но, несмотря на все свое искусство, он должен был сдаться. Залитая солнцем белая поверхность прерии слепила глаза, и разобрать что-нибудь было невозможно. Делать было нечего, — старый охотник решил повернуть обратно и снова заняться тем следом, который он на время оставил. Теперь он был уже совершенно уверен, что его ждут интересные открытия. Скоро Зеб вернулся к следу сломанной подковы. Не теряя времени, он быстрым шагом пошел вперед. Кобыла по-прежнему следовала за ним. Только один раз Зеб остановился — это было на месте, где к следу, по которому он шел, присоединился след двух других лошадей. С этого места все три следа то шли параллельно на расстоянии около двадцати ярдов, то сходились и перекрывали друг друга. Все лошади были подкованы; охотник остановился, чтобы присмотреться к отпечаткам. Из двух новых лошадей одна была американской породы, другая — мустанг, хотя и очень крупный: его копыта были почти такого же размера, как и у американской лошади. Зеб не сомневался, что знает этих лошадей. Ему не пришлось ломать голову, чтобы догадаться, какая из них прошла здесь первой. Для него это так было ясно, словно он сам их видел. Он знал, что мустанг был впереди остальных двух — на каком именно расстоянии, он пока еще не мог определить, но безусловно дальше, чем это бывает во время прогулки верхом в компании друзей. Американская лошадь прошла второй, и последним был конь со сломанной подковой — тоже американский. Все три лошади прошли здесь в разное время и поодиночке. Зеб Стумп определил это с такой же легкостью и точностью, с какой мы определяем время по часам или температуру по термометру. — Неплохо, — сказал Зеб и с довольным видом отправился дальше. Старая кобыла брела за ним по пятам, словно стараясь идти с ним в ногу. — Здесь они разошлись, — сказал охотник, опять останавливаясь и рассматривая землю под ногами. — Мустанг и американская лошадь пошли вместе — то есть в одном направлении. Сломанная подкова свернула в сторону. Интересно знать: для чего? Никогда в жизни я не видел таких запутанных следов. Они поставили бы в тупик самого Даниэля Буна[44]. По какому пойти сперва? Если я пойду по этим двум, то мне уже заранее известно, куда они приведут — к той самой луже крови. Посмотрим, не приведет ли туда же и третий… Направо, старушка, и держись ближе ко мне, а то потеряешься, и койоты поживятся твоим жирком! Упомянув о «жирке» старой кобылы, охотник расхохотался и пошел по следу третьей лошади. След тянулся вдоль опушки зарослей, к которым все три переплетающихся следа приблизились как раз там, где находилась хорошо знакомая читателю широкая просека. В двухстах ярдах от нее след сломанной подковы сворачивал в чащу, и, пройдя еще шагов пятьдесят, Зеб нашел место, где лошадь была привязана к дереву. Он увидел, что дальше лошадь не ходила; отсюда же шел и обратный след к прерии, хотя и в несколько ином направлении. Но ее хозяин отправился дальше пешком. Следы человеческих ног были отчетливо видны в русле пересохшего ручья, около которого и была привязана лошадь. Оставив свою старую кобылу в этой же «конюшне», охотник пошел по следу спешившегося человека. Скоро он обнаружил, что их было два: один вел вперед, другой — обратно. Зеб пошел по первому. Он нисколько не был удивлен, когда след вывел его на просеку неподалеку от места, где раньше была лужа крови, теперь уже давно вылизанная койотами. След, вероятно, доходил до самой лужи, но теперь земля на просеке была изрыта сотнями лошадиных копыт. Но, прежде чем Зеб пошел дальше, он сделал еще одно очень важное открытие. В густых кустах он заметил место, где, по-видимому, довольно долго простоял какой-то человек. Травы там не было, и рыхлая земля была совершенно утоптана, судя по всему — подошвами сапог или ботинок. Отпечатки этих же подошв вели отсюда к луже крови — один след шел туда, другой, такой же, обратно. А на ветке дерева поблизости Зеб нашел то, чего не удалось обнаружить ни отряду майора, ни их проводнику Спенглеру: это был клочок бумаги, закопченный и наполовину обгоревший, — по-видимому, пыж. Он повис на ветке акации, зацепившись за шип. Старый охотник снял бумажку с колючки, расправил ее на своей мозолистой ладони и прочел на измятом и обгоревшем листке хорошо знакомое имя, фамилию и чин, которые начинались с букв: «К. К. К.». Глава LXXVII. ЕЩЕ ОДНО ЗВЕНО Когда Зеб Стумп разбирал то, что было написано на бумаге, на его лице отразилось не столько удивление, сколько удовлетворение. — Это клочок конверта, — пробормотал Зеб, — он говорит о многом. Из него можно узнать больше, чем из того, что было внутри. Использован вместо пыжа… Ну что же, так ему, подлецу, и надо! Пусть знает, как употреблять всякий хлам вместо куска промасленной оленьей кожи, которым пользуются все порядочные люди… Почерк женский, — продолжал охотник, снова всматриваясь в бумажку. — Это ничего не значит. Адресовано-то ему — значит, ему и принадлежит. Эту штучку надо сохранить! При этих словах старый охотник вынул из кармана кожаный кисет, где хранилось его огниво, и бережно спрятал туда найденную бумажку. — Ну что ж, старина Зебулон Стумп, — снова заговорил он, — похоже на то, что тебе удастся неплохо разобраться в этой таинственной путанице. Хотя кое-что и остается еще неясным, кое-где обрываются нити, но это ничего. Человек, которого убили, кто бы он ни был, лежал вон там, где была лужа крови. Человек же, который убил, кто бы он ни был, стоял за этой акацией. Если бы не напортили эти молокососы, мне удалось бы узнать еще кое-что. Теперь же ничего не поделаешь — все следы затоптаны. Идти дальше в этом направлении незачем. Лучше всего будет теперь пойти по обратному следу, если это только возможно, и узнать, куда лошадь со сломанной подковой отвезла своего хозяина после охоты. Итак, старина Стумп, вам придется направиться по следу сапог. И с этими словами старый охотник пошел назад по тем же следам, которые привели его на просеку. Отпечатков почти не было видно, но Зебу они уже не были нужны. Он успел еще раньше заметить, что человек, которому принадлежал след, в конце концов вернулся к месту, где была привязана его лошадь. Однако в одном месте эти два следа расходились: на пути попалось непроходимое сплетение кустов, и предполагаемому убийце пришлось его обогнуть. Потом оба следа опять сошлись, но только после того, как обратный след вывел охотника на большую поляну, которую Зеб внимательно осмотрел. На ней он заметил ясные следы, но уже совсем другие. Это была хорошо протоптанная тропинка, которая пересекала поляну. Зеб увидел, что по ней несколько дней назад прошли подкованные лошади; их-то следы и привлекли его внимание. Он мог бы без ошибки сказать не только в какой день, но даже в какой час прошли здесь лошади; чтобы узнать это, ему достаточно было бы внимательно взглянуть на отпечатки копыт. Но на этот раз ему и так все было ясно. Он знал, что это были следы лошадей небольшого отряда, оставшегося со Спенглером, когда майор со своими драгунами вернулся в форт. Зеб yжe слышал об этом дополнительном исследовании, о том, как Спенглер и его товарищи проследили обратный путь лошади Генри Пойндекстера до того места, где негр поймал ее на границе плантации. Большинству людей вторичное исследование показалось бы излишним, но Зеб Стумп придерживался другого мнения. Он стоял в нерешительности, поглядывая на следы. — Если бы я только знал, что у меня хватит на это времени, — пробормотал он, — я бы сначала проверил этот след. Как знать… может, тут еще что-нибудь интересное найдется. Но едва ли я успею, а поэтому лучше сразу заняться лошадью со сломанной подковой. Зеб уже повернулся, чтобы уйти с поляны, когда его остановила новая мысль: — В конце концов, я легко найду его в любое время. Я и так знаю, куда он ведет, словно сам ехал рядом с негодяем, который его оставил, — прямо в конюшню Каса-дель-Корво. Чертовски обидно оставлять вот этот след, раз я уже здесь! Он может заставить меня пропутешествовать еще десять миль, а на это вряд ли хватит времени. Черт побери, все же надо пройти хоть немного! Пусть старая кобыла подождет, пока я вернусь. И Зеб отправился по следу лошадей Спенглера и его спутников. Но не их следы он изучал. Все его внимание было сосредоточено на следах лошади Генри Пойндекстера. И, хотя отряд проехал здесь позже и местами сильно затоптал след, который так интересовал охотника, тем не менее он без особого труда различал его. Как сказал бы он сам, любой молокосос смог бы сделать то же. Лошадь молодого плантатора скакала галопом. Следопыты ехали шагом. Насколько Зеб Стумп смог разобраться, лошади отряда не останавливались и не отъезжали в сторону. Лошадь Генри Пойндекстера в одном месте сошла с тропы. Это было в трех четвертях мили от просеки. Мчавшаяся галопом лошадь не остановилась, но метнулась в сторону, словно чего-то испугалась — волка, ягуара, пумы или другого хищника. Дальше она по-прежнему мчалась галопом. Отряд Спенглера проехал дальше, не остановившись, чтобы узнать, почему лошадь бросилась в сторону. Но Зеб Стумп был более любознателен и задержался здесь. Это был песчаный участок, усеянный камнями и лишенный травы. Над ним возвышалось огромное дерево с горизонтально вытянутыми ветвями. Один сук нависал над тропинкой так низко, что всаднику нельзя было бы проехать, не нагнув головы. Зеб Стумп внимательно осмотрел его. Он заметил, что на нем повреждена кора; хотя ссадина была невелика, она, по-видимому, возникла от удара какого-то твердого тела. — Это сделано человеческой головой, — заметил охотник. — По эту сторону сука на лошади сидел человек, по ту его уже на ней не было. Никто не смог бы выдержать такого удара и остаться в седле. — Ура! — торжествующе воскликнул он после того, как внимательно осмотрел землю под деревом. — Я так и думал. Вот и отпечаток на том месте, где он упал. А вот здесь он полз. Теперь я понимаю, откуда эта загадочная шишка. Я знал, что она не от когтей хищников; и не похоже было, что она от удара камнем или палкой. Вот обо что он ее набил! Просияв от радости, Зеб легкой походкой направился дальше, но не по тропе, а по следу человека, выбитого из седла. Зеб следовал указаниям — может быть, незаметным для непосвященного, но для него столь же ясным, как надписи на придорожных столбах. Надломленная ветка, оборванные усики ползучих растений, борозды на земле — все говорило о том, что здесь пробирался человек. Более того, след ясно показывал, что человек не мог идти и полз. Зеб Стумп проследил путь несчастного до берега ручья. Дальше идти не было нужды. Он связал еще одну оборванную нить. Еще немного — и все доказательства будут в его руках.