– Столик нас не интересует, – еле сдерживаясь, произнес подполковник юстиции, протягивая ювелиру перстень, – вот посмотрите. Тот взял перстень и поднес к глазам. – О-о-о, какая шикарная вещь, – растягивая слова, восхитился он, – я даже без лупы вижу руку большого мастера. Он продолжал смотреть и наконец радостно объявил: – Вторая половина девятнадцатого века! Это перстень работы Карла Болина – петербургского ювелира, того самого, кто создал Владимирскую тиару для российской императрицы. Теперь эту тиару можно видеть на голове английской королевы… То есть можно было видеть, потому что она… Ну вы и сами знаете: не так давно и она в бозе почила. Не сомневаюсь, что тиару скоро будет таскать на своей голове какая-нибудь американка, отдавшая за нее бешеную сумму. А в свое время английский королевский двор скупил бриллианты царской семьи за сущие гроши… Ювелир начал рассматривать перстень, а потом хлопнул себя по лбу. – Что же я, старый дурак, совсем забыл. Это действительно работа Болина, но этот перстенек был в собственности великой княгини Марии Павловны, которая вышла замуж за одного из сыновей Александра Второго, конкретно говоря, за Владимира. Она была немкой и дружила с британским дипломатом Альбертом Стопфордом. Но ей повезло уехать до начала всех этих страшных событий. Она, как принято теперь говорить, с концами свалила во Францию, но рассказала своему английскому другу, где спрятаны ее драгоценности. Их она, естественно, под обивку стульев не зашивала, а спрятала в Петербурге во Владимирском дворце. Англичанин пробрался туда и все выгреб, потом он увез это за рубеж, в саквояже со старыми газетами, сказав на границе, что это дипломатическая почта. Удивительно, но это правда. – Да уж! – восхитился нетерпеливый Егоров. – Занятная история, а сколько… – И это еще не все! – весело закричал антиквар. – Англичанин отдал Марии Павловне все вывезенные им драгоценности. Вот это настоящее чудо! Чтобы англосакс – и такая честность! Ну, вот Мария Павловна продавала время от времени свои цацки и жила безбедно, потом она умерла, и все было поделено между тремя ее сыновьями и одной дочерью. Те тоже иногда продавали… Потом сделали перерывчик небольшой – лет на восемьдесят, и вот годков восемь назад драгоценности великой княгини снова всплыли на аукционе «Сотбис», соответственно в Лондоне. И вот этот лот, в смысле перстень с крупным гранатом голубиной крови и сорока восемью бриллиантами по полкарата каждый. Но уникален сам камень, потому что он невероятно крупный: ведь, как всем известно, богемские гранаты – мелкие, и когда их вставляли в брошь и в перстень с крупным камнем, то это был альмандин[23]. А он значительно дешевле богемских… А если… – Погодите! – не выдержал подполковник юстиции. – Я хотел узнать у вас, сколько может стоить такой камень? – Вообще-то этот перстень может стоить сколь угодно дорого, потому что это историческая реликвия и он принадлежал великому князю Владимиру Александровичу, а тот получил его в наследство от своего отца, убитого террористами императора Александра Второго Освободителя. Но, конечно, есть конкретная цена, за которую он был продан на «Сотбис». Вот сейчас не вспомню точно, потому что память у меня сейчас не то что раньше, но кажется, что его продали за один миллион двести тысяч евро. Стартовая цена была что-то не очень большой – может быть, тысяч двести, но несколько покупателей вцепились в этот перстень и буквально рвали его друг у друга… Ведь как получается, что два одинаковых предмета, например тот же перстень, который изготовил Бролин или, скажем, Фаберже, могут стоить по-разному. Например, один перстень принадлежал трактирщику Васе Пупкину, а второй государю императору. Вы улавливаете мою мысль? – Вы уже говорили это, – напомнил следователь Егоров, – вы уже начали рассказывать про аукцион в Лондоне, на котором… – Ну да. А как же еще? Двое или трое участников стали торговаться и подняли цену до небес, – эксперт показал пальцем на потолок и перешел на шепот: – Почти до миллиона евро. Куда уж выше! Но потом один анонимный покупатель, который действовал по телефону через своего агента, сразу увеличил шаг на двести пятьдесят тысяч, и другие перестали торговаться. Между нами говоря… – Все, спасибо, – остановил эксперта подполковник Гончаров, – мы уже узнали все, что хотели. – Что же вы мне не даете совсем ничего сказать! – возмутился ювелир. – Я так в следующий раз к вам совсем ходить не буду. Я хотел всего-навсего добавить, что раз такую цену уже однажды дали на аукционе, то потом она уже меньше не будет. – И за это тоже огромное спасибо, – вздохнул наконец Гончаров, – сейчас вас отвезут куда скажете… – Не надо меня никуда возить, – затряс руками Анашкин, – меня уже достаточно повозили в свое время на милицейских машинах. Я сам доберусь, и не ногами – что я, гопник какой, ногами ходить: у меня есть машина, и персональный водитель тоже имеется. И еще есть человек, который меня охраняет, чтобы в случае чего ничего не вышло. Ну, вы же меня понимаете как профессионалы, что случается с людьми, которые слишком много знают. Гончаров проводил ювелира до дверей, а следователь Егоров быстро воспользовался ситуацией. Он сурово посмотрел на Ипатьева: – И как же так получается, Павел Валентинович, что такой ценный предмет оказался в вашей собственности? Это первый мой вопрос. А второй вопрос… В комнату вернулся заместитель начальника РУВД, и Егоров махнул рукой: – Ответьте пока на первый вопрос. Ипатьев пожал плечами и попытался объяснить: – У меня только один и весьма убедительный ответ: несколько дней назад ко мне заезжала бывшая жена Светлана Николаевна Звягинцева, которая передала мне обещанный мне ее отцом шахматный столик, в котором… – Передала мне… обещанный мне, – поморщился Егоров, – не кажется ли вам, что это весьма неубедительно… Никаких документов на перстень, на столик, который тоже тут присутствует, у вас нет. А столик, как я вижу, кажется, тоже антикварный? – Типа того, – согласился Павел, – только никаких перстней она мне не передавала. В квартиру возвратился Анашкин, заглянул в комнату. Нашел глазами Павла. – Прошу меня немного извинить, молодой человек, но у меня до вас есть один вопросик. Меня сегодня покажут по телевизору? Я почему интересуюсь, может быть, мы сделаем еще один дубль, потому что у меня растрепалась прическа. – Вы очень хорошо выглядите, – теперь уже не выдержал Гончаров, – сразу видно, уважаемый специалист. – Ну, тогда ладно, – согласился старик, – приятно слышать от милиционера. Так и скажу жене, что мне сделали комплимент наши внутренние органы. Но я думаю, что она не так это поймет. Старик помахал ладошкой Ипатьеву и направился обратно к выходу. – О чем же мы говорили? – постарался вернуться к теме подполковник юстиции Егоров. – Ах да, вы сказали, что ваша бывшая жена передала вам шахматный стол индийского производства. Но это не имеет никакого отношения к нашему делу, тем более что сейчас все складывается в логическую цепочку: вы убили своего тестя, а потом сами инсценировали покушение на себя самого при помощи такого же беспилотного дрона, какой был использован вами при убийстве Звягинцева. – А зачем мне было убивать Николая Петровича? – Как зачем? Вы, Павел, случайно узнали про шахматный столик с драгоценными фигурками. Это одна история, а перстень, якобы вам завещанный… – Но я же сам рассказал следствию про дроны, сказал, кто их изготовил и когда. И человек подтвердил вам мои слова. Он даже про перстень с красным камнем выложил. – Так это только подтверждает, что вами лично давно был разработан план убийства известного строительного магната. Вы выдумали всю эту историю со своим сообщником, чтобы направить следствие по ложному пути. Первоначально мы и пошли по этому следу. Знаете, сколько нам пришлось опросить людей! Сколько времени мы потеряли… – А зачем тогда я инсценировал убийство мамы и бабушки? – удивился Павел. – Зачем были убиты еще четыре человека? Я, что ли, их убил? И за что мне убивать наркоманов? – Пока не знаю. Но узнаю: это вопрос времени. – Следователь выдохнул, пораженный собственной прозорливостью: – Надо же! Кто бы мог подумать, что известный телеведущий, любимец, так сказать, публики способен на такое. А я еще не верил, когда мне намекали! До Ипатьева наконец дошло: – Кто намекал? Уж не полковник ли полиции Инна Снежко? Но следователь не слушал его и продолжил: – Гражданин Ипатьев, я вынужден вас задержать как подозреваемого в совершении особо опасного преступления согласно статье девяносто один Уголовно-процессуального кодекса. – Не выйдет, – ответил Павел, – следователь вправе задержать лицо по подозрению в совершении преступления, за которое может быть назначено наказание в виде лишения свободы, при наличии одного из следующих оснований: когда это лицо застигнуто при совершении преступления или непосредственно после его совершения; когда потерпевшие или очевидцы укажут на данное лицо как на совершившее преступление; когда на этом лице или его одежде, при нем или в его жилище будут обнаружены явные следы преступления. – Подготовились уже, – усмехнулся Егоров, – но только вы плохо учили урок, гражданин Ипатьев. То есть недоучили. В той же статье говорится, что я могу задержать и при наличии иных данных, дающих основание подозревать лицо в совершении преступления. Так что сейчас мы закончим здесь и отправимся… – Куда вы отправитесь прямо сейчас? – удивился Гончаров, с интересом наблюдавший за всем происходящим. – Тут еще надо выяснить, кто еще плохо учил уроки. В пятой статье УПК РФ говорится, что следователь может задержать подозреваемого, если следователем с согласия руководителя следственного органа или дознавателем с согласия прокурора в суд направлено ходатайство об избрании в отношении указанного лица меры пресечения в виде заключения под стражу. А вам руководством или прокуратурой будет в этом отказано. Ввиду недостаточности улик. – Это почему? – удивился подполковник юстиции. – Ввиду недостаточности улик, – повторил Гончаров, – и ввиду общественной значимости этого дела и популярности подозреваемого лица. – Хорошо, – согласился следователь, – я продолжу оперативно-следственные мероприятия, а вы, майор, незамедлительно покинете данное помещение. – Так мы одним делом занимаемся. Я вхожу в состав специально созданной группы, куда помимо меня также входят… – С каких пор вы там оказались? – не дал ему договорить подполковник юстиции. – Со вчерашнего дня, после того, как я представил руководству результаты своего расследования. – Почему я об этом не знаю? – Ваше руководство знает, и достаточно. Но вы можете позвонить генерал-майору юстиции Евдокимову. – Гончаров повернулся к Ипатьеву: – Вы сказали, что перстень у вас могла оставить жена, которая заходила к вам недавно. – А кто же еще? – Долго она у вас находилась? – Этого я вам сказать не могу. – Не могу или не хочу? – подключился к опросу подполковник юстиции. – И не могу, и не хочу. – Она может подтвердить ваши слова о том, что была у вас? – продолжал наседать Егоров. – Мы не будем ее вызывать повесткой, просто позвоним и спросим. Павел задумался. Потом взял в руки аппарат и нашел номер бывшей жены. – Сами спросите, – посоветовал Егоров, – потому что нам она может не ответить. Только поставьте на громкую связь, чтобы и мы могли это слышать. Пошли гудки, а потом голос Светланы произнес: – Привет, Паша. Что ты вдруг обо мне вспомнил? Столько времени не виделись. – Вчера вроде встречались. – Когда? – А до того ты мне шахматный столик привозила: вместе подняли его, потом посидели у меня… – Стоп, стоп, стоп! – не дала ему договорить бывшая жена. – Столик я тебе доставила, потому что это была папина воля. Ты взял его и ушел. – Ты у меня перстень оставила? – Какой перстень? Паша. Когда я к тебе поднималась? И когда я с тобой сидела? Я – замужняя женщина, одиноких мужчин не посещаю, и мне не надо никаких подозрений. Разбирайся со своими бабами. Насколько мне известно, у тебя были едва ли не близкие отношения с Лизой Ласкиной. А потом ты свою любовницу подсунул моему отцу, рассчитывая на его благодарность. Только это уже ниже низшего. Как я могу с тобой общаться после этого? Все – не звони мне больше! Пошли гудки. Ипатьев посмотрел на представителя Следственного комитета, потом на заместителя начальника РУВД. – Может, рядом муж был? – предположил он.