Фатима все время думала о весе рукописи. Ее поражало, что скорбь имеет реальный, физический вес. Скорбь можно измерить в фунтах. «Скорбь можно ИЗМЕРИТЬ В ФУНТАХ». Фатима была одержима мыслью о том, сколько именно фунтов. [Неужели я правда это слышу? Почему это не снимают на видео, не документируют для будущих поколений? Даже Джона слушает, пытаясь удержать ложку на двух пальцах. Кажется, он ее взвешивает.] У Фатимы дома не было весов. Но однажды она пошла на прием к гинекологу и взяла с собой рукопись. Пока она сидела в хлопчатобумажной пижаме и ждала доктора, она вынула рукопись из сумки и взвесила на весах. Получилось 3,8 фунта. 3,8 фунта. [Фатима замолкает, обдумывая эту мысль. Мы все думаем об этом.] [Что взвешивает Джона?] Узнав точный вес своей скорби, Фатима сделала открытие: скорбь можно ограничить. Ее можно очистить, переработать и переосмыслить, а потом переместить. [Фатима снова на меня смотрит. Она не хочет, чтобы я печатала? Это слишком личное, и потому мне нельзя записывать? Тогда зачем она рассказывает об этом незнакомым людям?] [Я решила пока не писать. Она перестала на меня смотреть. Теперь снова пишу.] Фатима стояла в хлопчатобумажной пижаме в кабинете у доктора, гордясь своей рукописью. В первый раз она стала думать о ней как о романе, – об отдельной сущности, – потому что теперь текст существует отдельно от ее тела, от ее разума, помещенный в стопку бумаги весом 3,8 фунта. До того момента она не осознавала «Подводное течение» как книгу. Чаще она воспринимала текст как чудовище, с которым ей приходилось сражаться. А иногда он казался ей раненым зверем, которого она пыталась вылечить. Но теперь, в кабинете гинеколога, текст стал для нее романом. Впервые Фатима почувствовала гордость за свое произведение. И вот в чем ирония – кому ей хотелось позвонить и рассказать об этом? Своей матери. [У меня сердце кровью обливается. Просто нет слов. Я сижу в «Ведьмином вареве», и мое сердце разбито на мелкие осколки. Даже не думала, что могу любить «Подводное течение» еще сильнее.] Я ошибалась. Позже… 23:53 Дома Наш план сработал. Мы остались последними. С нами задержался какой-то парень в красной бейсболке, но он просто поблагодарил Фатиму за творческий вечер, попросил подписать книгу и свалил. Я сказала Фатиме, что благодаря ей увидела «Подводное течение» в ином свете и что этот роман гораздо глубже, чем я думала. Но потом Фатима совершенно ошарашила меня – просто как кирпичом по голове. Она сказала, что видела, как я делаю заметки, и ПОПРОСИЛА ПОЧИТАТЬ! Я была в панике! Я ведь цитировала ее. Упоминала, что она смотрит на меня. Вставляла собственные мысли в ее повествование о самом трудном периоде ее жизни. Комментировала ее макияж. Даже написала про ее визит к гинекологу! О чем я думала, когда писала об этом? Почему я вообще решила, что можно документировать такие вещи? Что еще я написала? Не могу вспомнить. Я сказала, что лучше сперва отредактирую свои записи, а потом дам ей почитать; там все обрывочно и непонятно. А когда все поправлю, пришлю ей на электронку. Однако стоило мне об этом заикнуться, как я тут же поняла – Фатима не согласится. Почему она должна ждать от меня каких-то записей? Зачем ей вообще давать мне свой электронный адрес? – Я бы с удовольствием посмотрела твои заметки прямо сейчас, – сказала она. – Мне интересно, чтo именно показалось тебе таким захватывающим. Ты ведь все время что-то записывала. Тоже пишешь книги? – Нет, пока нет, – ответила я, – но хотела бы стать писателем. – Тогда я тем более хочу почитать твои заметки. Так сказать, взгляд с точки зрения будущего писателя. Что мне оставалось делать? У меня не было другого выхода, кроме как показать ей. Я чувствовала себя так, будто она застукала меня со шпаргалкой и собирается проверить мои ответы. Мири и Пенни мне говорят: «Давай, покажи ей. Что тут такого?» К тому же Фатима назвала меня «будущим писателем». Поэтому я открыла ноутбук и показала ей свои записи. Я все думала: Фатима Роу сидит рядом со мной. Фатима Роу читает мои записи. Она прикасается к моей клавиатуре. Она видит дебильную картинку на рабочем столе – кадр из фильма «Элитное общество». Честное слово, мне просто нравится эта фотка – ну там, композиция, цвета, использование позитивного и негативного пространства, – а вовсе не потому, что она из «Элитного общества». Ладно, сам фильм мне тоже нравится – он настолько плохой, что почти хороший, – но это не значит, что я фанатка «Элитного общества». Я хотела объяснить Фатиме, однако слишком разволновалась. – Спасибо, – вот и все, что сказала мне Фатима. «Спасибо?» Она хочет, чтобы я умерла от смущения? – Не за что, – ответила я. Она смотрела на меня в упор. Я закрыла ноутбук. Чертово «Элитное общество». И тут Фатима вновь потрясла меня. – Ребята, вы сейчас сильно заняты? – поинтересовалась она. Конечно, мы в один голос ответили: – Совершенно не заняты. – Отлично. Действие моей следующей книги происходит в частной школе. Я не была в школе с выпускного. Было бы здорово побывать в Грэме. Проведете меня туда? ЧТО-О-О-О????!!!! Пенни – Расскажи о вечере, когда вы с Мири и Солейл провели Фатиму в Грэм. – Ладно. (Смеется.) Представляете, я ведь тем вечером в хлам убила свои балетки. В первый раз их тогда надела. Я хотела, чтобы они стали ключевым элементом моего нового образа – это вам не какие-нибудь банальные кроссовки или шлепанцы. Стараюсь держаться в тренде, сами понимаете. Ну и вообще, я-то думала, мы просто посидим в кафе. Кто же знал, что мы будем бегать по Грэму среди ночи? К тому же утром шел дождик, поэтому было грязно. Короче, все как назло. (Вздыхает.) Хотя ладно, ради Фатимы оно того стоило. (Пауза.) Ну, по крайней мере, тогда мне так казалось. – А теперь тебе так не кажется? – Мой друг в больнице, поэтому нет, не кажется. – Я очень сочувствую Джоне. – (Смотрит в телефон.) Я проверяю сообщения – вдруг есть новости? Боюсь, если я не буду думать о нем, случится что-то плохое, а я и не узнаю. – Если что-то случится, тебе обязательно позвонят. Важные новости не присылают эсэмэсками. – (Кладет телефон.) Вы уже говорили с Мири? – Да. – Ее вообще хоть немного волнует состояние Джоны? – Да, она очень обеспокоена. – Не верю. – Почему? – Да потому что ее не волнует никто, кроме Фатимы Роу. Она хочет, чтобы Джоне стало лучше, только потому, что тогда Фатиму перестанут донимать. – Смелое заявление. (Пожимает плечами.) – Мири была настолько близка с Фатимой? – Сказать вам правду? Она была, типа, клон Фатимы. – А остальные? Расскажи поподробнее о том вечере. – (Глубоко вздыхает.) Ну ладно. В общем, ворота были открыты, и мы вошли. Настоящее приключение – как будто мы вломились в школу, хотя на самом деле просто прошли через ворота. Я никогда раньше не бывала в школе в неурочное время. И ни разу не встречалась со знаменитостями. Правда, двоюродная сестра Солейл снималась в шоу «Уже можно»[7], только это все не то. Фатима Роу – совсем другое дело. Так вот, мы крались по школьному двору, а Солейл и Джона стали напевать тему из фильма «Миссия невыполнима». (Смеется.) Это был такой драйв, ведь с нами сама Фатима Роу, представляете? – И что было дальше? – В тот вечер звезды сияли невероятно ярко – никогда этого не забуду. Мы видели небесные слои – ну то есть звезды на разном расстоянии от земли. В начальной школе я как-то ходила в планетарий – очень похоже, только в тот раз было все настоящее. Фатима залезла на стол, легла на спину и говорит: «Давайте, ложитесь. Ложитесь-ложитесь! Выбирайте себе столы». И мы выбрали себе каждый по столу и тоже улеглись. Точно, прямо как в планетарии. Вы бывали в планетарии? – Нет. – Ну, там такие кресла с откидывающимися спинками. – А, понятно. – Я выбрала стол, за которым мы обычно едим в хорошую погоду. Так странно – лежать на столе, да еще и рядом с ней. Мы ведь почти каждый день сидели за тем столом и говорили про Фатиму Роу, и вдруг она здесь, с нами, лежит рядом и смотрит в небо. (Молчит.) Нереально круто. Если не думать о балетках, конечно. (Смеется.) Я говорила, что они были марки «Стюарт Вайцман»? – Нет. – Ну так вот. (Вздыхает.) А потом Фатима рассказала нам прикольную историю. Где-то через месяц после выхода книги она стояла на железнодорожной платформе. Из громкоговорителя играла музыка – крутили песню какого-то старого пердуна, кажется, Конвея Твитти[8]. Вдруг к Фатиме подошла старушка, похлопала ее по плечу и шепнула ей на ухо, мол, когда ей было шестнадцать, она влюбилась в парня из пляжного клуба, и каждую ночь они занимались любовью в домике на берегу, когда ее родители уходили на танцы. И даже через много-много лет, когда она слышит песню «It’s Only Make Believe», у нее случается оргазм. (Смеется.)