Ее платье – бархатное, очень темного зеленого цвета, с низким квадратным вырезом и узкими рукавами чуть ниже локтя… – Только тихо, пожалуйста! – А это Джорджи, сидящий рядом. Риверс вылез из его кармана и теперь карабкался по нему и, подергивая носом, ловил аппетитные запахи. Невилл сразу же наклонился к Джорджи, якобы вытереть ему лицо своей салфеткой, и прикрывал Риверса до тех пор, пока Джорджи не удалось затолкать его обратно в карман. – Вот так-то лучше, правда? – Да, спасибо, дядя Невилл, – он украдкой взял кусочек индейки со своей тарелки и сунул в карман. Они обменялись взглядами – заговорщицки-невозмутимыми. Он задумался, заметила ли она: кажется, да, потому что снова улыбнулась ему. Близнецам велели собрать грязную посуду и поставить на буфет, Айлин принесла тарелки для пудинга. Он ухитрялся есть свой пудинг и одновременно смотреть на нее – незаметно, как ему казалось до тех пор, пока его отец, сидевший напротив, не спросил, все ли с ним хорошо. При этих словах на него посмотрели все, поэтому он ответил, что он в полном порядке, разве что слегка навеселе – от еды, добавил он поспешно. – Видели бы вы, как мы с Саймоном питаемся, когда заняты работой. Расскажи им, Саймон. – Фасолью из банок, изредка – пирогами со свининой, яйцами не первой свежести и резиновым хлебом. Да, и соусом «Эйч-Пи» заливаем все подряд. Но если Саймон и ждал сочувствия, то просчитался. – Почти вся моя самая любимая еда, – заявила Гарриет. – А нам ее редко дают. – Яйца не первой свежести – это китайские? – уточнил Том. – Потому что Генри прочитал в одной книжке, что они сто лет ждут, пока эти яйца не станут черными-пречерными, – Генри читал и за себя, и за Тома. А Том помнил прочитанное. – Потому что это значит, что если не доживешь до ста одного года, то сам эти яйца так и не попробуешь. Так что ваши яйца не могут быть уж совсем старыми. – А что такое «Эйч-Пи»? Я никогда не пробовала. Какая-нибудь гадость, если у него даже названия настоящего нет? – Это соус. Он тебе не понравится, детка. Лора повернулась к матери: – А вот и понравится. Ты то же самое говорила про черные оливки, а мне они понравились. Ты совсем не разбираешься в том, что мне по вкусу. – А теперь – хлопушки! – объявил Хью. И пока сидящие за столом брали в скрещенные руки свою и соседскую хлопушки, Невилл заметил, что Джорджи стянул несколько миндальных орешков с блюда на столе, бросил их к себе в карман и прикрыл сверху салфеткой. – А то вдруг будет громко, и он испугается, – шепнул он Невиллу. – Но вообще-то он просто обожает миндаль. Хлопушки были распрекрасные: большие, красиво украшенные, и самое лучшее – с удивительно приятными сюрпризами внутри. Такими, как карандашики с разноцветными кисточками, настоящие игрушки «Динки», подвески и колечки, крошечная сумочка из красной кожи и так далее, и, конечно, скверные шутки на тонкой папиросной бумаге, которые прочитывали вслух под взрывы высокомерного хохота. Кому-то досталось содержимое двух хлопушек, кому-то – ничего, и эту несправедливость пришлось заглаживать родителям. Состоялось несколько обменов. Невилл попал в число счастливчиков: ему попались алый носовой платок и кольцо с крупным зеленым камушком. К счастью для него, Джульет не повезло, и он перекатил кольцо по столу к ней, она ответила ему очаровательно благодарной улыбкой и сразу надела кольцо на палец. Его окатила волна чистой радости. Он сделал ей первый подарок, и она его приняла. * * * Предложение отправиться, как обычно, на шумную и веселую прогулку после обеда в День подарков поддержали все – или почти все. Исключением стали Рейчел и Сид, Зоуи, Лора и ее мать. Лора закатила такую сцену, что в конце концов Джемайма в качестве компромисса ненадолго сводила ее в конюшню, прихватив угощение для хорьков Макалпайна (Лора обожала кормить любых животных). Арчи, Руперт и Хью вместе со старшими детьми дошли по шоссе до Уотлингтона, а затем через поля и лес вернулись к Хоум-Плейс. Том и Генри, услышав от Саймона и Тедди разговоры о лагере, который они когда-то устроили вместе с Кристофером, упросили показать его им. – Да от него, наверное, уже и следов не осталось. Это же было давным-давно, – сказал Тедди. Ему по-прежнему было немного неловко вспоминать о лагере. – Ты тогда еще подрался с Кристофером. Ведь на самом деле это был его лагерь. А он был против любых драк между людьми. – Ты его убил? – Генри оживился: он впервые видел человека, который отважился на убийство. – Господи, да нет же. Просто сцепились, только и всего. Они подошли к живой изгороди, окаймляющей лес; Саймон нашел в ней знакомый проход, и все четверо пробрались через него. Вскоре они были уже у ручья, Саймон засмотрелся на него. Ручей, как и прежде, извивался между мшистых берегов, широких и мелких заводей и ровных песчаных пляжиков. Если долго смотреть на него, он начинал казаться огромной рекой, папоротники на его берегах – гигантской тропической растительностью, а на песчаных пляжах загорали люди… – Идем, Саймон, давай отыщем лагерь. Нам обоим хочется посмотреть его. В том-то все и дело с близнецами, думал он. Они, похоже, всегда хотят одного и того же, и, когда доходит до выбора или голосования по любому вопросу, у них есть фора. У ручья он повернул направо и через несколько минут достиг того места, где раньше был лагерь. – Вот здесь, – с сомнением объявил он. Травянистый пятачок, где раньше стояла палатка, зарос ежевикой; место, где разводили костер, до сих пор обозначали несколько закопченных кирпичей – Кристофер пытался соорудить из них очаг, – все вокруг заполонила жгучая крапива… – Почти ничего не сохранилось. – Значит, построили его так себе. – Как и следовало ожидать, заключили близнецы. – Это же было давным-давно, – сказал Тедди. Ему хотелось уйти отсюда. Отчетливо вспомнилось отчаяние на побелевшем лице Кристофера, когда он пытался защитить лагерь. – Лагерь был мой и Кристофера, – объяснил Саймон, с неловкостью припомнив, что так и не поддержал Кристофера в драке. – А кто такой Кристофер? – Наш кузен. Он стал монахом. – А-а. Тогда понятно. – Что понятно? – Ну, вряд ли найдется хоть один монах, который что-нибудь смыслит в строительстве. – А что вы знаете о монахах? Кто-нибудь из вас? – Последнее уточнение – чтобы не услышать снова это близнецовое «мы». Генри повернулся к Тому: – Что мы знаем? Том задумался. – Вообще-то при Тюдорах им здорово досталось. Их выгоняли из монастырей и сжигали у столба, а католикам вообще приходилось прятаться в чужих чуланах. Тедди, уже откровенно заскучавший, предложил вернуться домой к чаю, и, хоть между близнецами завязался жаркий спор о постройках и о том, сколько времени могло понадобиться на строительство чего-нибудь приличного – тут всплыл Стоунхендж, «но в нем же невозможно жить!», – их обратный путь через поля завершился состязанием в беге, которое, само собой, выиграли близнецы. * * * Пазл ловко перенесли на одеяле в кухонный конец холла, стол накрыли к чаю, кое-кто уже накинулся на сандвичи. – Только не забывайте, пожалуйста, добавлять мне в молоко кофе и чай, – твердила Лора. Поверх ее индейского головного убора из перьев теперь ненадежно сидела корона из золотой бумаги. – Думаю, это ко всем относится, – сказал Арчи. – Всем нам не помешает выпить. Прогулка была что надо! – А по мне, так даже слишком, – отозвался Берти. – Я пятку натер. – Это потому, что не надел носки. – А где Джульет? – вдруг спросила Зоуи. – Разве она не ходила с вами, Руп? – Я думал, она ушла с Тедди и Саймоном. Генри подхватил: – И с нами. Нет, с нами ее не было. Зоуи, которая предпочла отдых прогулке, теперь уже раскаивалась. – Право, Руперт, мне казалось, ты обещал, что за всем проследишь. Джорджи отвлекся от своего сандвича с яйцом. – По-моему, она села к Невиллу в машину. – А, ну тогда все в порядке. С ним она в безопасности. * * * – Ты ведь не боишься, правда? Со мной ты в безопасности, моя дорогая, прекрасная Джульет! Она метнула в него быстрый взгляд и потупилась, уставилась на свои колени. «Дорогая», «прекрасная» – эти слова возбуждали в ней нечто вроде боязливого волнения. Мелькнула ужасная мысль, что он потешается над ней.