Фу-ты, черт, откуда я знаю-то? Я ее в глаза не видел, эту Богдану Руденко. Но, судя по габаритам папаши, она не должна быть высокой. – Примерно сто шестьдесят пять, – брякнул я наугад. – А что, это имеет значение? – Ну конечно. А вес какой? Еще не легче! Ну и остолоп же я, чего я затеялся с этим разговором сегодня? Не мог до завтра подождать, что ли? Завтра я познакомлюсь с девочкой и буду знать точные ответы на все Светкины вопросы. Но мне, честное слово, в голову не пришло, что она будет об этом спрашивать. Надо выкручиваться. – Свет, она же женщина, она от меня эти цифры скрывает. Просто комплексует ужасно, что у нее лишний вес. – Понятно, – снова усмехнулась Света. – Но сколько этого лишнего веса? Ну хотя бы примерно. Десять килограммов, двадцать, тридцать. Или, может, сто? А черт его знает, может, и сто. Если девчонка даже в школу не ходит, потому что стесняется сама себя, значит, там проблема – ого-го! Я напряг свои скудные знания анатомии и физиологии и быстро прикинул, что в пятнадцать лет при росте сто шестьдесят пять сантиметров девочка должна, чтобы хорошо выглядеть, весить килограммов пятьдесят – пятьдесят пять; если она будет весить восемьдесят, она будет выглядеть толстушкой, но не до такой степени, чтобы стесняться ходить в школу. А коль в школу она не ходит, значит, вес перевалил, скорее всего, за девяносто. Стало быть, лишних получается килограммов сорок. Или даже пятьдесят. – Сорок, – произнес я не очень, впрочем, уверенно. – Или около того. – Ладно, записывай. Сначала расскажу про питание, потом про упражнения, потом поделюсь некоторыми своими ноу-хау. Кстати, твоя нынешняя пассия винегретик любит? Или селедочку под шубой? – Конечно, – тут же ответил я. А какой же русский человек не любит винегрет? Самая что ни есть наша национальная еда. – Исключить категорически, – отрезала Светка и дальше начала рассказывать такое, что у меня волосы на голове зашевелились от ужаса. Она диктовала перечень разрешенных продуктов и способы их приготовления, а я записывал и удивлялся: как это вообще можно есть? Проще умереть от голода, чем давиться всем этим. Один шпинат чего стоит, я, например, на него даже смотреть не могу, не то что принимать внутрь. Когда дело дошло до Светкиных ноу-хау, моя бывшая подружка снова меня огорошила неожиданным вопросом: – Она подкусывает? – Кого? – не понял я. – Ну, я имею в виду – заедает? – Что заедает? – Да все, что угодно: волнение, стрессы, мелкие неприятности, долгое ожидание. Она хватается за бутербродики или конфетки, когда места себе не находит? – Это да, что есть, то есть. Тут я не колебался ни минуты. Руденко же сам сказал, что дочка разъелась. – Курить бросала? Это в пятнадцать-то лет, да при таком папаше? Наверняка даже и не начинала. – Нет, она никогда не курила. – Мой тебе совет: купи ей пазлы, пусть складывает. Это мое собственное изобретение в борьбе с обжорством. Я тебе клянусь, это занятие так засасывает, что забываешь обо всем, ну буквально обо всем, даже о том, что по телику твой любимый сериал идет. Оторваться невозможно, ни о каких бутербродах и конфетах даже речь не идет. Вот попробуй, сам увидишь. Она у тебя перед телевизором подолгу сидит? Если б я знал! Но, наверное, подолгу, чем ей еще заниматься, если она никуда из дому не выходит? – Да. – Вот видишь, ее надо обязательно оторвать от экрана. – А зачем? – Господи, Паша, какой же ты тупой! Когда сидишь на диване и таращишься в ящик, то милое же дело чайку попить с чем-нибудь. В одной руке бутерброд, в другой чашка, глаза в телевизор уставила – и вперед. А когда пазлы складываешь, обе руки заняты. Да, чуть не забыла: картинка должна быть большая, так что покупай трехтысячники. – А какая разница? – глупо спросил я. – Что один на три тысячи, что три по тысяче. – Ну ты точно тупой, – горестно вздохнула Светлана. – И как я с тобой целый год прожила – не понимаю. Трехтысячник отличается от тысячника тем, что он большой. Размер в два раза больше, а самих пазлов – в три. То есть картинку ты складываешь на одном столе, а пазлы лежат на другом, на один стол все не умещается, а если у тебя огромный стол, например теннисный, и на нем все умещается, то рукой не достать и глазами не видно. Все время приходится вставать, чтобы набрать подходящие по цвету фишки или найти то, что надо. Встал, сходил за фишками, принес, сел, приложил, подумал, опять встал, и так до бесконечности. Потом, по мере заполнения картинки, из положения сидя становится плохо видна верхняя часть, и все время нужно вставать, чтобы разглядеть, что там наверху. Опять же: сел – встал, сел – встал. Казалось бы, ерундовая нагрузка, а все равно нагрузка на мыщцы, все равно движения, и это ведь не пять минут, а пять часов, шесть, а то и больше. Я, например, в выходные дни часов по двенадцать-четырнадцать пазлы складываю. И жрать, между прочим, совершенно не хочется, я о еде вообще в это время напрочь забываю. Для меня суббота – святой день, только кефир и пазлы. И вес уходит преотлично. Светка дала мне еще несколько мудрых советов психологического плана, но я понимал, что некоторые из них пролетали, как говорится, мимо денег. Например, я должен регулярно, то есть по нескольку раз в день, говорить своей мнимой подруге о том, какая она красивая и как я ее хочу. Тем самым я якобы буду снимать у нее страх оказаться непривлекательной, а любые страхи, как известно, способствуют набору лишнего веса. Интересно, как это будет выглядеть, если я начну рассказывать пятнадцатилетней ученице, что она жутко красивая и я ее жуть как хочу? Наверное, минут через пять-семь меня выгонят без выходного пособия. А то и под суд отдадут за растление несовершеннолетней. Закончив ликбез у Светланы, я открыл в тетрадке чистую страницу и принялся составлять перечень физических нагрузок и необходимых для этого тренажеров. Хотелось к завтрашней встрече оказаться во всеоружии и произвести впечатление человека если и не очень опытного, то хотя бы знающего. Последнее, что я сделал в тот день, – сообщил хозяйке квартиры, что самое позднее через месяц я освобожу жилплощадь, потому что нашел работу и смогу снимать жилье, так что она может начать подыскивать покупателя. Сообщение было принято с благодарностью и нескрываемой радостью, и я лег спать с ощущением, что жизнь наконец-то начала налаживаться. О своей шпионской миссии я ухитрился очень удачно забыть, чтобы не портить хорошее настроение. У меня вообще мозги удобно устроены, они никогда лишней секунды не думают о неприятном, зато с удовольствием воспринимают все позитивное. Отсюда и все мои беды. * * * Я безнадежно опаздывал и клял себя последними словами за то, что не догадался, а точнее сказать – поленился выехать из дому пораньше, чтобы иметь запас времени на петляние по старомосковским переулкам в поисках нужного адреса. А ведь мой новый шеф предупредил – никаких опозданий! И надо ж так, первое же мое появление в его доме начнется именно с опоздания. Вот дурак-то я, поискать еще таких. Наконец указанный в бумажке дом обнаружился, причем в каком-то весьма странном месте: имея официальный номер 37, он спрятался в глубине между номерами 29 и 31, и я раз двадцать как минимум мимо него проскочил, пока не нашел. Видок у домика был чудной, вековой давности покосившиеся оконные переплеты чередовались с дорогими стеклопакетами, и я сообразил, что это, скорее всего, частично расселенные коммуналки. Так и оказалось. Я поднялся на третий этаж и увидел вместо четырех дверей, как на первых двух этажах, всего одну, массивную, стальную, на которой бронзово переливался единственный номер квартиры. Стало быть, богатенький дядя Михаил Руденко купил под собственные нужды целый этаж. Ну и неудивительно, что у него до хренища комнат и найдется конура для ночевки бедолаги-тренера. Спрашивается в задачке: зачем ему весь этот геморрой, когда можно было за куда меньшие деньги построить домик за городом? Может, он принципиально городской житель, которого на открытых просторах охватывает паника? А что, такое бывает, сам видел. На мой звонок долго никто не открывал, и я сперва испугался, что разгневанный хозяин не стал меня ждать и демонстративно ушел, но потом подумал, что расстояния в этой квартиренке, наверное, очень большие. Пока до входной двери дотащишься… На всякий случай я позвонил еще раз, и почти сразу дверь распахнулась. На пороге стояла очаровательная девушка без единого лишнего килограмма. Во всяком случае, на мой вкус она была даже худовата. Хотя я, повторяю, люблю полнокровные тела, а у Михаила Олеговича представления о женской, а тем более – девичьей красоте могут быть несколько иными. Даже, я бы сказал, иными радикально. Ну что ж, больному легче. И тут же в моей дурацкой голове замелькали привлекательные картинки моих занятий с этой очаровашкой. – Здравствуй, – я улыбнулся как можно дружелюбнее, – ты Дана? Я твой тренер, меня зовут Павел. – Еще чего, – фыркнула очаровашка. – Зачем мне тренер? У меня и так все в полном шоколаде. Разве не видно? Она сделала шаг назад и пируэт, чтобы я мог со всех сторон разглядеть и оценить ее стройную фигурку. Вот это уже интересно. Девочка считает, что у нее все в полном порядке, а из дому выходить стесняется и даже школу не посещает. Это почему бы? Кто тут кого дурит? – Ты в отличной форме, – осторожно сказал я, входя в прихожую и затворяя за собой дверь. – Но твой папа, кажется, считает, что тебе надо чуть-чуть подкачаться. Во всяком случае, он меня для этого нанял на работу. Ну что, будем знакомиться? В рамках процедуры знакомства я протянул руку и посмотрел в лицо девушке. Да, молоденькая, свеженькая, но ей никак не пятнадцать. И что бы вы мне ни рассказывали про акселерацию, я голову готов был дать на отсечение, что она старше, причем прилично старше. Очаровашка жеманным жестом протянула изящную кисть и пропела: – Юля. Я оторопел. Какая еще Юля? Старшая сестра? Но Руденко говорил, что у него, кроме Даны, есть еще сын, который сейчас учится в Англии, а про вторую дочь никакого базара не было. Подруга? Да, скорее всего. Наверное, рожа у меня в тот момент была очень выразительная, потому что девушка расхохоталась. – А ты подумал, что я – Данка, да? Да ты что, в своем уме? Разве я похожа на бегемотиху? Очень мило. И главное – доброжелательно. – Ты – подруга Даны? – Еще чего, – снова фыркнула Юля. – У Данки вообще подруг нет. Кому она нужна-то, корова безрогая? Я ее сестра. Не родная, – уточнила она, – двоюродная. Моя мама и дядя Миша, Данкин отец, – родные брат и сестра. Ладно, чего ты стоишь? Пошли, я тебя к Данке отведу. Путь был неблизким. По дороге я оглядывался, пытаясь разобраться в планировке и хоть как-то сориентироваться, но у меня почти ничего не получилось. Впрочем, топография никогда не была моей сильной стороной. Но одно я успел понять: деньжищ сюда вгрохано – ой-ей-ей сколько. Не ампир, конечно, но все, от плинтусов до светильников, – дорогое и хорошего качества. Перед одной из многочисленных дверей мы остановились, Юля подергала за ручку и громко произнесла: – Данка, открывай давай, к тебе твой физкультурник пришел. Н-да, сестренку мы не любим и тактичностью не отличаемся. За дверью послышались тяжелые шаги, мягко чмокнул поворачиваемый в замке ключ, и я увидел наконец свою будущую подопечную. Картина, надо сказать прямо, была устрашающая. Я такие фигуры видел в группах американских туристов, среди которых довольно часто попадаются разжиревшие на гамбургерах и чипсах девочки-подростки. А еще я смотрел симпатичный фильм, тоже, кстати, американский, под названием «Любовь зла», и сейчас передо мной стояло нечто вроде главной героини этой комедии. Ну, в общем, кто кино смотрел, тот меня поймет, а кто не видел, пусть поверит на слово. – Здравствуй, Дана, – негромко произнес я. – Можно войти? Она молча отступила в сторону, освобождая мне дорогу, и я сразу же закрыл за собой дверь. Мне почему-то казалось, что стройная Юля не должна присутствовать при нашей встрече. Я осмотрелся. Комната просторная, светлая, но не похоже, что Дана здесь спит. Два стола – письменный и компьютерный, стеллажи с книгами, музыкальный центр, телевизор, два мягких дивана и три кресла, одним словом, обстановка для занятий и отдыха, но не для ночевки. Наверное, у девочки есть еще отдельная спальня, а здесь она проводит время днем. И запирается при этом на ключ. Ну и нравы в этой семейке. Интересно, от кого она запирается? Похоже, кроме нее и Юли, в квартире сейчас никого нет, в противном случае меня непременно встретил бы кто-нибудь из взрослых представителей Руденко, все-таки посторонний человек, молодой мужчина первый раз приходит в дом, где нет никого, кроме двух беззащитных молоденьких девушек… Может, у меня провинциальные представления? – Давай присядем, – предложил я. – Куда можно? Дана по-прежнему молча показала на один из диванов и на кресла, мол, выбирай сам. Я выбрал кресло. Она села на диван, довольно-таки далеко от меня, не за километр, конечно, но и не рядышком, как садятся, когда собираются вести доверительную беседу. Молчит, садится подальше. Что это? Она меня боится? Не доверяет? Стесняется? – Меня зовут Павел, твой папа пригласил меня, чтобы я занимался с тобой фитнесом. Он считает, что нужно что-то делать с твоим весом. А ты сама как считаешь? Нужно что-то делать? Дана пожала плечами и отвела глаза в сторону. Впрочем, вру, ни в какую сторону она их не отводила, как не смотрела на меня – так и продолжала не смотреть. Странная девочка. – Я спрашиваю потому, что если ты не согласна с Михаилом Олеговичем, если ты считаешь, что у тебя все в порядке и тренер тебе не нужен, то я сейчас уйду и больше не появлюсь. Никто не собирается ничего тебе навязывать, никто не будет силой заставлять тебя заниматься. Уж в этом-то я совсем не был уверен. Михаил Руденко не производил впечатления человека, которому можно просто сказать: нет, не буду, – и вопрос снимался. Похоже, нанять тренера для растолстевшей дочери было его собственной идеей, которую он с Даной не обсуждал, а просто поставил ее перед фактом, нимало не сомневаясь в том, что его указание будет принято с радостью. И снова молчание и отведенные в сторону глаза. Да что же это такое, а? Она вообще собирается со мной общаться хоть как-нибудь или нет? И что я в таком случае здесь делаю?