– Ну что ж, все очень прилично, – весело произнес я. – Сейчас запишем. Я быстро занес в «талмуд» вес, проценты жира и воды и прочие показатели, которые, если честно, вызывали у меня священный ужас, но показывать свои эмоции было нельзя. В конце концов, страшно только сегодня, а завтра, когда вес станет чуть-чуть меньше, ужас уступит место удовлетворению. Я уже говорил, что первые сдвиги обеспечить легче легкого, главное – правильно к ним относиться. Они должны дать человеку ощущение небезнадежности и тем самым выполнить позитивную роль стимула к дальнейшим усилиям. Дана сошла с платформы, так и не открыв глаза. Смелая девочка, смотрит врагу прямо в лицо. Дисплей погас. – Ты не будешь записывать? – спросил я, закрывая свой «талмуд». – Нет. – Тебе не интересно, сколько ты весишь? – Нет. Все ясно. Я был прав. Комплекс оказался куда глубже, чем я думал. Завтракала Дана в пустой столовой, девять утра для семьи Руденко в воскресенье – слишком раннее время. Странно, что Юля не прискакала составить нам компанию. Из всего, что находилось на огромном овальном столе, скомпоновать правильный завтрак для девочки с лишним весом оказалось не так-то просто. Пришлось отодвинуть подальше корзинку с аппетитным мягким хлебом и блюдо с плюшками и пирожками и рекомендовать Дане ограничиться яйцом всмятку, ломтиком сыра и чаем без сахара. – Так будет всегда? – спросила она очень серьезно, и по ее тону я не понял, она просто уточняла или выражала неудовольствие. – Нет, завтраки будут каждый день разные, но в любом случае без белого хлеба, булочек и пирожков. – А паштет? – Нельзя, он очень жирный и калорийный. – А если без хлеба? – Все равно нельзя. – А черный хлеб можно? – Ради бога. Но только с овощами. Никаких бутербродов с колбасой или ветчиной. Положи на хлеб ломтик огурчика, сверху ломтик помидорчика, сверху зелень и ешь на здоровье сколько хочешь. – А просто колбасу можно? – Нежелательно. Лучше ветчину или буженину. И тоже с огурчиком или помидором и зеленью. Я же тебе объяснял про обмен, про расщепление жиров, про клеточные процессы. Забыла? – Нет. А можно кофе вместо чая? – Конечно, пожалуйста. Только без сахара. Если тебе горько, можешь добавить немного обезжиренного молока. Ты любишь кофе? – У меня давление низкое, я без кофе все время спать хочу. Низкое давление – это хорошо, это очень даже преотлично! В смысле нагрузок и пульса. Но спать ты, дорогая моя, хочешь оттого, что твое сердце не справляется с той тяжестью, которую вынуждены таскать твои бедные ноги, и быстро устает, а вовсе не потому, что у тебя низкое давление. – Давай я за тобой поухаживаю, – великодушно предложил я и налил Дане кофе из красивого кофейника-термоса. – Скажи-ка мне, ты как предпочитаешь: есть вкусно, но очень мало или не очень вкусно, зато много? После некоторого молчания она ответила: – Мне все равно. Я не знаю. Это как раз можно понять. Откуда она может знать, если никогда не пробовала есть мало или невкусную еду? Только вкусно и много. – Ладно, попробуем оба варианта, и ты сама выберешь. Начнем с невкусного, зато в неограниченных количествах, а если тебе станет совсем невмоготу, перейдем к вкусному, но по чуть-чуть. Идет? Она пожала плечами. – Как скажете. Кофе без сахара Дана пила с отвращением, которое даже не пыталась скрыть, но вслух не произнесла ни слова. Я попросил ее за обедом постараться соблюдать те правила питания, которые я пытался вдолбить ей утром. – Даже если я буду обедать вместе с вами, я не стану в присутствии всех делать тебе замечания и руководить. Но я очень хочу надеяться, что ты этим не воспользуешься. – Вы же сказали, что Нина будет готовить мне отдельно. – Да, но с завтрашнего дня. Сегодня она уже не успеет приготовить для тебя обед и ужин. И не забывай пить воду, в течение дня тебе нужно выпить не меньше полутора литров, лучше даже два. Дана молча кивнула и ушла к себе «заниматься самоподготовкой по гуманитарным предметам», а я остался ждать домработницу Нину, которой было велено выслушать мои указания и сделать все в соответствии с ними. В общем, на тот момент я полагал, что сделал все, чтобы понравиться Дане и, главным образом, ее родителям, потому как работа моя зависит, конечно, и от девочки тоже, но все-таки в основном от ее папани. Я был сумасшедше вежлив и старался выглядеть компетентным, хотя мало кто догадывается, каких усилий мне это стоило. Я рос хоть и в учительской семье, но жил жизнью нормального дворового парня, занимающегося исключительно мужским видом спорта, и был, как и все мои приятели, драчуном, мелким хулиганом и любителем матерных анекдотов. Конечно, мама с папой пытались привить мне правила хорошего тона и интеллигентную речь, но безуспешно, в том смысле, что я все это выучил и при необходимости мог придурнуться «приличным мальчиком», но образом жизни и поведения вся эта наука так и не стала. Домработница Нина показалась мне точной копией Даны, только постарше и устройненной раз в десять: неразговорчивая, неулыбчивая, она молча слушала мои, с позволенья сказать, указания и записывала в толстую тетрадку, не задавая ни единого вопроса. В той среде, в которой я вращался до аварии, домработницы как-то не водились, и все мои представления об этой категории домашнего персонала основывались на просмотренных фильмах, где уютные пожилые тетечки в непременных фартуках старались посытнее накормить своих питомцев, ухаживали за ними, будто за собственными детьми, были в курсе всех семейных, а то и служебных дел, давали полезные советы и вечно ворчали на нерадивых хозяев, если те, к примеру, плохо кушали или не могли найти галстук от парадного костюма. Но не такова, судя по всему, была наша Ниночка. То ли она не страдала излишним любопытством и любовью к семье, в которой работала, то ли господа Руденко так дело поставили, что никто и пикнуть не смел. Я больше склонялся ко второму объяснению, потому что полагал любопытство таким же естественным женским свойством, как стремление к красоте. Как не бывает женщин, которые не хотят быть красивыми, так и не бывает женщин нелюбопытных. Образовавшийся перерыв я провел в «своей» комнате за компьютером, просмотрел почту и написал наконец письма всем, кому задолжал. После того как меня лишили компа, я периодически наведывался в интернет-кафе, но в целях экономии времени отвечал только в самых неотложных случаях, а ведь за время пребывания в больнице сами понимаете сколько всего скопилось в моем почтовом ящике. Хорошо, что я заранее не знал о беспредельной доброте моих новых хозяев, иначе уже сегодня притащил бы сюда диски с моими игрушками и предался бы любимому занятию, а так от скуки, глядишь, и с почтой разобрался. При наличии возможности пострелять у меня бы точно не хватило силы воли отвечать на письма. Обед прошел спокойно и быстро, за столом нас было всего трое: Дана, Юля и я. Все взрослые члены семьи куда-то подевались. Может, они обедают позже? – Лена повела Костика в цирк, – пояснила Юля, – а все остальные поехали на кладбище к дедушке и Ване. Да-да-да, что-то такое вчера говорилось… А я и в голову не взял. К дедушке, значит. Ну, одна дедушкина внучка из дому не выходит, это понятно, а другая-то почему дома осталась? Не уважает, что ли? – А ты почему не поехала? – спросил я. – Дядя Миша сказал, чтобы я осталась Дану караулить. – Юля недобро усмехнулась, искоса посмотрела на меня и добавила: – И тебя тоже. Новый человек в доме, мало ли что. Мне стало противно. Неужели я похож на вора или насильника? И потом, Нина-то здесь. Дана вела себя более чем прилично, ни разу не сделав даже попытки положить себе в тарелку что-нибудь слишком жирное или калорийное. Однако от Юлиного внимания это не укрылось, и все полчаса, которые мы провели за столом, она не переставала отпускать ехидные реплики в адрес севшей на строгую диету сестры. Я не вмешивался: слишком мало времени я провел пока в этой семье, чтобы сметь делать замечания, но, глядя на уткнувшуюся в тарелку Дану и видя, как дрожат нож и вилка в ее руках, я начал искренне жалеть девочку. Ей, бедолаге, и без того тяжело жить, ощущая себя уродом, зачем же масло в огонь подливать и открыто издеваться? В конце концов я не выдержал. – Куда ты пьешь столько воды? Ты уже целую бутылку выхлебала. Ты же лопнешь, деточка, – не унималась Юля, цитируя текст известной рекламы. – А ты налей и отойди, – вмешался я, пользуясь словами из того же самого рекламного ролика. Последнее слово – «отойди» – я подчеркнул интонационно. Конечно, это было грубо, но Юля поняла, метнула в мою сторону негодующий взгляд и замолчала. К вечернему занятию с Даной я приступил, имея в голове некоторый план. Мой собственный опыт занятий спортом подсказывал, что на первом этапе самое опасное – ощущение, что у тебя ничего не получается. Тогда опускаются руки и пропадает запал, и человек быстро бросает заниматься. Не любой человек, конечно, есть такие целеустремленные личности, которых трудности только подстегивают, но их меньшинство, и Дана к ним явно не относится, в противном случае она не сдалась бы так быстро на милость победителя и не осела бы дома. Измерив давление и пульс, я записал показатели в «талмуд». – Мы с тобой начнем заниматься тай-чи, – бодро заявил я. – Становись. Сначала поучимся правильно дышать. На самом деле то, что я придумал, было эклектичной смесью гимнастики ушу, тай-чи и йоги, причем я выбирал самые легкие для исполнения упражнения. У Даны сегодня обязательно должно все получаться. Через очень короткое время я заметил, что майка ее намокла от пота. Отлично! То, что надо. – Устала? Она отрицательно помотала головой. – Сделаем перерыв? – предложил я. Дана молча кивнула и вышла из комнаты. Я ошалело смотрел на закрывшуюся дверь и не понимал, что это означает. И только когда она вернулась буквально через пару минут, до меня дошло: она бегала в туалет. Ну конечно, вода, которую я велел ей пить. Господи, вот дурашка, терпела, вместо того чтобы сказать. Хотя что это я? Забыл себя в пятнадцать лет? Да я и в двадцать пять стеснялся сказать симпатичной девушке, что мне нужно отойти в туалет, все придумывал какие-нибудь приличные предлоги вроде того, что «мне нужно позвонить, а здесь шумно», или терпел до помрачения в глазах. Ладно, не будем испытывать почем зря девичью застенчивость, надо просто объявлять перерыв каждые полчаса и делать вид, что так и надо. Интересно, о чем думал папаня Михаил Олегович, когда выделял для занятий физподготовкой по два часа утром и вечером? Он что, всерьез полагал, что его дочь выдержит четыре часа нагрузок в течение суток и каждый день? Бред полный. Ну, полчаса мы подышали, еще полчаса поделали упражнения, я снова измерил Дане давление и пульс и понял, что больше заниматься нельзя. На что убить еще целый час? Есть, правда, массаж, его можно растянуть минут на сорок. Снова лекцию ей читать? Вроде я уже все необходимое рассказал… Выход мне подсказала сама Дана. Глядя, как я накрываю полотенцами массажный стол, она сказала: – Я вся мокрая от пота. Мне нужно принять душ. – Конечно, – обрадовался я. – Иди, я подожду. Ну вот, минут десять уйдет на душ сейчас, потом еще столько же на душ после массажа, чтобы смыть масло, потом мы будем отмечать на графиках результаты и показатели. Глядишь, и рассосется как-нибудь. Дана вернулась из душа и в очередной раз повергла меня в изумление, заперев дверь изнутри. Я решил, что она, следуя своей странной привычке запираться, сделала это чисто автоматически, подошел к двери и, ничего не говоря, повернул ключ, отпирая ее. Дескать, просто молча исправил случайную ошибку. Однако девочка, тоже молча, вернулась к двери и снова ее закрыла. Это что еще такое? – Почему ты запираешься? – спросил я удивленно. – Не хочу, чтобы меня видели раздетой, – твердо ответила Дана, не глядя на меня. – Вдруг кто-нибудь войдет? – Дана, ты взрослая девушка и должна понимать: это неприлично, когда мужчина и девушка запираются в комнате. Это может вызвать нежелательные мысли у твоих родных. Что они подумают, если обнаружат, что дверь заперта? Да меня выгонят через пять секунд! Тебе это в голову не приходило? – А если кто-нибудь войдет? – упрямо повторила она. – Как войдет, так и выйдет, – строго произнес я. – Никто не увидит тебя раздетой, кроме меня. Я тебе обещаю. Я сегодня же попрошу твоего отца купить и поставить сюда ширму, и все проблемы будут решены. Дана тяжело вздохнула и принялась стягивать майку и лосины. Вот интересно устроены женщины, да? Передо мной она спокойненько готова раздеваться до трусов, то есть не стесняется ни капельки, но не дай бог ее увидит раздетой кто-нибудь из близких родственников. Ну вы можете мне объяснить эти причуды девичьего сознания? По моим представлениям, все должно быть наоборот, и я с полным пониманием отнесся бы к тому, что девушка стесняется незнакомого молодого мужчину, к тому же, как утверждают некоторые, довольно симпатичного. Но нет, молодой мужчина всего лишь представитель домашнего персонала, то есть вещь, предназначенная для полезного употребления, вроде пылесоса или кофемолки, а члены семьи – люди. Человеки то есть. Я обиделся.