Ну и вопросы-ответы. Вопрос читателя: Макс говорит Меламори о том, что в случае, когда хочешь на что-то решиться, помогают две вещи – упрямство и судьба. С первой вроде все понятно, а как насчет судьбы? Есть ли какой-то способ понять, чего она от тебя хочет? Что делать, если в месте, где находишься, не слишком приятные условия существования уже созданы, а в каком направлении оттуда двигаться – еще непонятно? М.Ф.: Что тут скажешь – слушать надо, что говорят. А говорят, к сожалению, часто довольно невнятно – с нашей точки зрения, точки зрения людей, которым приходится вот прямо на ходу, с середины, учить язык, на котором говорит с нами реальность. Совершая ошибки, набивая шишки, но и успехи делая немалые (тот факт, что мы все еще живы – это тоже большой успех). На самом деле, если быть внимательным, всегда можно увидеть в хаосе окружающих обстоятельств события, отвечающие на наш главный внутренний вопрос, подталкивающие и подсказывающие. У меня в последние годы самая любимая техника – просто спрашивать вслух. Вот так честно, вслух, формулировать: «Я не понимаю, что делать, подскажите». Тогда ответы становятся гораздо более четкими, захочешь – не ошибешься. Хотя иногда требуется очень много мужества, чтобы эти ответы принимать. Они не всегда желанные. Еще один технический секрет. Штука в том, что следование своей судьбе (призванию, предназначению, как хочешь назови) дает силу, а отказ от следования ей – опустошает. Очень часто, к сожалению, это становится заметно только когда мы уже превращены в руины. Поэтому тут нужна огромная чуткость. Состояние, которое чаще всего называют «вдохновением», а мне удобней (потому что точнее) называть «горением внутреннего огня» – признак того, что мы на верном пути. Не нужно ждать, пока станет совсем худо. Одно только отсутствие внутреннего огня – признак, что мы заблудились. Чем раньше начнем искать развилку, где это произошло, и менять путь, тем лучше. Я: Я бы добавил еще, что первым признаком утраты вдохновения – до самого вдохновения часто не доходят, многие вообще не знают, что это такое, – является отсутствие любопытства. Отсутствие не уверенности даже, а хотя бы надежды, что если задать вопрос, получишь на него действительно интересный ответ. Вот когда это исчезает (обычно еще в школе) – нужно очень быстро что-то делать, а то покроешься коркой в два счета, какой уж там огонь. М.Ф.: Мне кажется, очень точно про любопытство. А вдохновение, конечно же, всем (ладно, почти всем) знакомо по детству – когда игра увлекает настолько, что забываешь вовремя прийти домой, это оно и есть. Внутренний огонь. К сожалению, в рамках современной культуры, его принято гасить – из так называемых разумных соображений. Большая часть процесса умерщвления, именуемого «воспитанием» именно про это. И, как ни жестоко это звучит, выживают (не умерщвляются) только сильнейшие. Те, чей внутренний огонь настолько велик, что скорее допустит гибель своего обладателя (лучшие из нас действительно часто умирают молодыми), чем согласится погаснуть. Это, понимаешь, такая штука… в детстве этот внутренний огонь горит как бы отдельно от тебя. Он как будто сам по себе, ты не умеешь его ни вызвать, ни управлять им. Настоящее вдохновение – как мастерство. Ты зовешь – и оно приходит. Ты можешь мобилизоваться на что-то, можешь пригасить его, знаешь, как поддерживать. В детстве тебе только показывают, что такое внутренний огонь, что такое состояние, когда он возникает. После этого нужно сделать усилие, чтобы поместить его в себя. Кому-то везет – и они это делают нечувствительно, в игре-обучении. А кому-то – нет. И «уходит детство» равно «уходит вдохновение». Опыт есть опыт. По крайней мере, мы все можем вспомнить, как это бывает. И знать, чего именно нам не хватает, когда его не хватает. А его не хватает всегда. Мне кажется, кстати, здесь (в реальности, данной нам в ощущениях) это вообще главная фишечка, общая схема работы: получить всего много и даром, насладиться, утратить, нажить негативный опыт, исключающий возможность возвращения дара, вернуть его, вопреки почти полной невозможности, на новом уровне, все танцуют. Здесь, по-моему, абсолютно все так устроено. Похоже на то, да. Обучение – ни к черту. Педагоги давным-давно вывели, что разовый опыт – почти ничего не дает, необходимо множество повторений, постоянное возвращение к новому знанию, вот тогда оно усвоится. Отлично работает в хорошей школе. Но! Почему-то никто не применяет это к жизненному опыту! Почти никто! Самое большее – совет «хвалите ребенка». Не «дайте ему пережить снова и снова то, за что вы его похвалили», а «хвалите его»! Ну вот здесь – так. Почему-то. Будь я автором этого проекта, можно было бы сейчас сказать, что доживете до моих лет, поймете, в чем была фишка. Ну, черт его знает, может и поймем. Вопрос читателя: Можно ли поподробнее о том, что такое Сердце Мира? А есть ли что-то похожее у нашего Мира или их физиология разительно отличается? М.Ф.: Как я понимаю, структура наших реальностей действительно разительно отличается. В смысле, ничего похожего на Стержень Мира и Сердце Мира (места, где стержень выходит, условно говоря, на поверхность), у нас нет. Что такое Стержень Мира, можно только предполагать (потому что даже тамошние ученые отвечают на этот вопрос недостаточно полно и убедительно, поди такую информацию в человеческую голову умести). Похоже, Стержень Мира – это мощный поток энергии, настолько созидательной, что на этом потоке эдакой омелой родилась вполне себе материальная реальность, населенная кем-то вроде людей. Что касается обратной стороны Сердца Мира, о ней мы пока не знаем почти ничего. Доподлинно известно, что там был Угурбадо, известно, в каком виде и с какими способностями он оттуда вернулся. Вкратце, там его слабость стала его силой, а все ресурсы, как я понимаю, были доведены до полного (индивидуального, конечно) максимума. Но один Угурбадо – это все-таки слишком мало, чтобы делать выводы. Я подозреваю, что загадочные маги древности, о которых так много, восхищенно и невнятно говорят разные великие люди современности типа Джуффина, ходили на обратную сторону Сердца Мира – иначе с чего бы они были такими крутыми. Явно отточили себя об хорошее, годное точило. Но пока это – просто догадки. Что там на самом деле и прояснится ли этот вопрос, я пока не знаю. Вопрос читателя: Как выглядит ремесло в Ехо? Вот эти самые простые вещи, которые становятся волшебными? Нет ли в Холоми специальной камеры, в которую пускают лучших ювелиров, чтобы они могли поработать совсем без магии? И другой, неподалеку, чтобы, скажем, зарыть получившуюся вещь в землю, а потом лет через десять выкопать и посмотреть, что получилось? И как ведут себя в Ехо просто очень старые вещи? М.Ф.: Надо начать с терминологической поправки. «Простые волшебные вещи» – это импортные вещи, то есть изготовленные вдалеке от Сердца Мира. Которые при этом, попадая в Ехо, приобретают дополнительные магические свойства. То есть Очевидная магия усиливает ту магию (другой природы, в том числе и простую магию человеческого внимания и намерения, хорошо знакомую нам), которая была в эти вещи вложена. Там где-то в тексте Кофа (кажется) как раз подробно объясняет, что означает этот термин. Еще надо сразу сказать, что если ремесленник хочет поработать без Очевидной магии, ему не надо прятаться в Холоми. Достаточно просто не читать никаких заклинаний. Она (очевидная магия) сама насильственно в предметы не запрыгивает. Тут штука в том, что в Ехо и окрестностях народ избалован доступностью Очевидной магии. И другую просто не применяет! Ну, массово – точно нет. Неспособные к Очевидной магии потомки драххов практикуют какую-то свою древнюю «лесную» магию, у них выхода другого нет. (Кстати, видите, как разумно все было устроено: возле Сердца Мира испокон веков жили люди, не способные к магии Сердца Мира, к источнику особо не припадали, и все были довольны; кто ж знал, что с Уандука и Чирухты такие толпы способных понабегут.) Так вот, в других землях Очевидная магия работает с большим трудом (считай, не работает), но это не означает, что магии там нет вовсе. Она есть. Разная, разной природы и разной степени эффективности. В Уандуке, как я понимаю, вообще такая круть творится, что угуландцам и не снилось (вернее, снилось, но не все). Короче, в других землях колдуют иначе. И эффект «Простой Волшебной Вещи» получается, когда Очевидная магия накладывается на какую-то другую. Вот в чем штука. Что же касается очень старых вещей, они будут вести себя по-разному. Все же зависит от того, кто, как и для чего эту вещь делал, что в нее вкладывал. Чашка десятая «Наваждения» В вопросах, которые мне оставили по поводу этих двух книг, «Зеленые воды Ишмы» и «Сладкие грезы Гравви», был один крайне важный. Как отличить наваждение от реальности? И сегодня я буду писать об этом, потому что для меня это один из постоянных вопросов. Практически вопрос жизни и смерти. С одной стороны – никак. Все дается нам в ощущениях, никакой другой картины мира, кроме той, которую мы воспринимаем, у нас нет. С этой точки зрения мы все живем каждый в своем наваждении. Вопрос всегда в полученном опыте. Когда-то очень давно я спросил одного молодого человека, что, кроме удовольствия побыть в искусственно моделированной среде, могут дать ролевые игры. И он ответил мне с большой убежденностью – опыт! – ?Вот смотри, – сказал он, – ситуация: герой подходит к воротам города или замка и должен убедить стражников впустить его. Это же живые навыки! Ты учишься! Это потом очень пригождается в жизни! – ?Ничего подобного, – сказал я. – В ситуации с реальным замком стражники просто не станут тебя слушать. Они начнут стрелять. И очень метко. (Это не означает, кстати, что ролевые игры ничего не дают. Разумеется, я так не считаю. Это прекрасный способ познакомиться с самим собой, условные ситуации вообще прекрасно знакомят нас с самими собой, а наваждения – особенно.) Когда мы находимся в замкнутой сфере своих представлений, ее центральная фигура – мы сами, а мир полностью нам подчинен, вот в чем главная отличительная черта наваждений. У наваждения нет фидбэка, за одним только исключением: если тот, кто строит наваждение, в состоянии воспроизвести в нем полностью весь мир, во всех деталях, если его внутренний опыт (хотя бы в потенциале) способен вобрать все имеющиеся во всемирном поле возможные конфигурации – вот тогда его наваждение не будет отличаться от реальности. (Но тогда речь, извините, не идет о человеке. Поэтому этот случай мы рассматривать не будем. Хотя, забегая вперед, я полностью согласен с формулировкой «совершенное безумие».) Потому что все проверяется опытом. В наваждении нет необходимости выносить опыт – просто меняются условия игры, мир подстраивается под игрока, игрок скорее поменяет мир, чем будет осваивать новый опыт. Вот как с этими стражниками. В реальности они пришлого одинокого гостя и слушать бы не стали, – что ж, этот вариант не подходит, берем тот, в котором стражники разговаривают и даже договариваются. Это и есть построение мира под собственные навыки. При наваждении наращивается (трансформируется) навык. В реальности – наращивается (трансформируется) опыт. Наваждение всегда либо равно тому, кто находится в его центре, либо меньше, чем он. Реальность – всегда больше. Да, в наваждениях мы тоже получаем опыт, но у нас нет необходимости его трансформировать, осваивать, у нас нет необходимости менять себя. То есть можем поменять, если захотим, – но принуждения к этому нет. В реальности без трансформации опыта мы не получим от нее необходимый отклик. Или получим отклик, который нам совсем не понравится. Одна из любимейших моих книг – это «Принц и нищий» Марка Твена. Том Кенти до того, как попасть в королевский дворец, несколько лет «играет» в принца. Настолько, насколько это для него возможно. Даже, помнится, учит латынь, что для него, нищего мальчика, – невероятные высоты. То есть получает навыки. При этом попав в настоящий королевский дворец, он обнаруживает, что система взаимоотношений высшей знати, низшей знати, армии и простонародья – гораздо сложнее, чем он мог себе представить. Всех его навыков, полученных в ходе ролевой игры в «принца» хватает только на то, чтобы сойти за безумца. И, кстати, спасает его в итоге его очень доброе и храброе сердце. То есть то, что он получил опытом, а не навыками. А отнюдь не скверная латынь или умение подражать цветистым речам царедворцев. Вот они как раз в реальности оказались признаками безумия. У принца, попавшего в среду нищих, нет ни малейшего навыка жить в этой среде, зато есть куча опыта общения с куда более сложными людьми, чем семья Тома Кенти. И что в итоге? В итоге он очень быстро находит себе свиту, выходит из нескольких очень тяжелых ситуаций – и успевает прервать коронацию, а также вернуть себе то место и положение, которое считает своим. Оба получают массу новых навыков. Но опыт Тома при этом остается опытом нищего мальчика – хотя и невероятный для этого нищего мальчика. А опыт Эдуарда остается опытом принца – точно такой же невероятный для принца. Реальность реагирует на нищего как на принца, а на принца – как на нищего, но ни тот, ни другой при этом не подчиняются ей, но, меняя себя, получают отклик от реальности, снова меняют себя, снова получают отклик – и так пока не меняются местами обратно, то есть не приводят реальность в соответствие с собственным «наваждением» (персональным восприятием себя). Это и есть точка отсчета. Когда мы охвачены наваждением, нам не нужно менять реальность. Мы и так прекрасно справляемся – воображая себя принцем, Том Кенти палец о палец не ударил для того, чтобы привести воображаемую среду в соответствие с реальной. Нам более чем достаточно самого наваждения. Опыт внутри наваждения остается навыком до тех пор, пока он не опробован на реальности. Пока не получен фидбэк, причем не просто фидбэк, а некое нарушение стабильности, некая «проверка материала». Вот тогда навык превращается в опыт.