— И-го-ря! — прокричала Люся в ответ. — Так вот же он! — сторож руками указал Люсе на заснеженный участок земли, огороженным только верёвкой, на котором от старых цветов остались только стебли, торчащие из под снега. — Ходят тут, бродят, а потом у меня всё спрашивают. Я вам что, библиотека тут? Похоронила? Запомни, где лежит. Не было? Спроси у его родни, друзей в конце-концов, если они у него были. А блуждать тут как в лесу не нужно. Молодая ещё. Или ты из этих… го́тов? — Нет, я не из го́тов. Спасибо. — Люся собиралась положить на могилу цветы, но сторож остался наблюдать за ней. Люся его попросила оставить её одну, на что он предупредил о скором закрытии кладбища и исчез из её поля зрения. Куда он так быстро ушёл — она не поняла. Впрочем, это было уже не важно. — Вот мы и остались с тобой одни. — Люся начала говорить вслух ламинированной фотографии Игоря на заснеженной могиле и положила ему букет красных гвоздик. — Как жаль, что я больше не могу к тебе прикоснуться, поцеловать тебя. К сожалению, здесь кладбище уже пустое, все души давно распределены… и с тобой мне не пообщаться, как я привыкла. Что тебе рассказать… у меня всё хорошо. Лучше тебя мужчину пока не встретила. Даже если и встречу, он никогда не заменит тебя и того чувства, что ты мне подарил. Окрылённость… — Люся глубоко вздохнула. — Мне, конечно, встречаются мужчины, но они все какие-то странные, им всем подавай себя на блюдечке с голубой каёмочкой. Никто ещё не позволил ситуации идти так, как она идёт. Все пытались ускорить процесс удовлетворения своих физических потребностей. Но чтобы позволить вспыхнуть искре между людьми и дать начать страсти пылать ярко — этого никто ещё не позволял. А с Сашей я больше не вижусь. Он мог мне сразу правду сказать, а не издеваться надо мной. Он ещё встретит свою женщину. Я уверена. А вот с тобой… Я бы встречалась и может быть была бы счастлива. Но пока… — Не но пока, а пока! Говорю же, закрываемся! Оглохла что ли? — нервно хрипел сторож. — Прощай Игорь. Встретимся в другой жизни. Смотри, не опоздай! — сказала Люся, помахав рукой фотографии Игоря, и вышла из кладбища, могила Игоря была как раз возле выхода из него. * * * — Почему всё так? Антонина Ивановна? — расспрашивала её Люся, когда приехала домой уже в свою отремонтированную квартиру. — Девонька моя. А кто сказал, что будет легко? И что теперь, из-за того, кого уже нет, хоронить свою личную жизнь? Тебе ещё тридцати даже нет, а ты уже плачешь по тому, кого уже не вернёшь! Ты должна отпустить прошлое и дать войти своему будущему в твоё настоящее! Если из живых никого не слушаешь, меня хотя бы послушай! — Но я никого уже не смогу полюбить так, как его! — плакала Люся. — Сможешь. Поезжай на вокзал и купи себе билеты на море. Поезжай! — предложила ей Антонина Ивановна, когда гладила её по голове. — Но куда? И с кем я поеду? Мне некого с собой брать! — А ты приезжай завтра на вокзал и узнаешь! — Антонина Ивановна растворилась в воздухе, оставив ей загадку. На следующее утро Люся стояла уже у касс на Московском вокзале. Народу даже зимой много, скоро же Новый год! Пока очередь медленно продвигалась, Люся заметила у дверей кассового зала маленького пушистого чёрного котёнка, который переминался от холода с лапки на лапку и жалобно хрипло мяукал. У Люси сердце сжалось и она тихо подошла к пушистому чёрному комочку, аккуратно взяла его на руки и посмотрела в его запачканные слизью глаза. — Ну что, обормот маленький? Поедем домой! Лучше плед у меня на кровати будешь топтать, чем здесь на холоде переминаться. — Люся положила его в боковой карман своего чёрного зимнего пальто и уехала на такси с вокзала домой, по пути заглянув в зоомагазин и продуктовый. * * * — Тьфу ты. Я надеялась, ты мужчину домой приведёшь, а не эту чертовщинку! — возмутилась Антонина Ивановна, скрестив руки на груди, когда смотрела, как Люся мыла котёнка в ванной. — Тогда надо было меня в аэропорт отправлять, чтобы я на море билеты купила, а не на вокзал. — Ну у тебя самой голова есть? — У меня и голова есть, и сердце есть. Именно оно мне и подсказало взять малыша домой. — объяснила Люся. Котёнок посмотрел на дверь добрыми глазами и зашипел. — Тьфу ты, оно ещё и шипит на меня! — Не бойся, Обормот, она тебя не укусит. — гладила Люся котёнка мокрыми руками. — Не укусит, конечно. Мне ещё во рту шерсти не хватало. — возмутилась Антонина Ивановна и удалилась уже в Люсину комнату. Когда Люся принесла на кровать котёнка, завёрнутого в белое полотенце, Антонина Ивановна стояла у окна и ворчала на появление пушистого комочка в доме. Она никогда не заводила домашних животных, а тут после её смерти в её бывшей квартире появилось что-то маленькое и мохнатое, плюс ещё кошачий лоток в туалете. — Всё, Люся. Я не готова жить с этим, как ты его там назвала… Обормотом. Я ухожу. — и Антонина Ивановна взмахнула руками, от ветра которых всколыхнулись белые занавески с мохнатыми висюльками у пола. Обормот как увидел их движение, неуклюже спрыгнул с кровати, чтобы охотиться за ними. Чёрными лапками он перебирал каждую мохнатую висюльку, кусал её зубами, снова держал в лапах и игрался с ней. Антонина Ивановна не смогла сдержать смеха от умиления. Обормот, почуяв странные ветровые волны, было попятился назад, поскользнулся на полу, упал, потом снова увидел интересные висюльки на занавесках, его зрачки расширились, он прижался к полу, прижал свои маленькие чёрные ушки, начал двигать попкой и шевелить хвостиком в разные стороны, потом как напал на висюльки, что игриво мотались в разные стороны! И опять начал резвиться с ними. Антонина Ивановна снова залилась смехом и села на кровать. К ней вдруг подбежал Обормот, торопливо вскарабкиваясь по пледу, и стал рядом с ней нюхать место, где она сидела. После успокоился, лёг возле неё, стал вылизываться, зевнул широко и уснул, свернувшись в клубочек. — Ладно, так уж и быть, дурёпа. Пусть живёт. Он мне нравится. — сказала Антонина Ивановна, широко улыбаясь. Первые пять ночей котёнок, которому на вид было месяца два-три, не давал Люсе спать. Он мяукал, пытался везде залезть, из-за чего лежащие на его пути предметы с грохотом падали на пол. Люся устала от его концертов, заявок на которые она не давала, на шестую ночь резко схватив его положила рядом с собой на постель и сама легла спать. Обормот немножко поиграл с её кучерявыми волосами, покрутился на них и улёгся спать, нежно уткнувшись чёрным носиком в мочку уха Люси. Следующую неделю Обормот решил помочь Люсе с раскладом карт Таро, поэтому все не понравившиеся ему карты он скидывал на пол, а также ронял на них всякие разноцветные камушки, что Люся купила на ярмарке самоцветов месяц назад. Если Обормот хотел напакостить где-то, появлялась Антонина Ивановна и изображала шипение на него, после чего кот послушно шёл в свой лоток и уже там делал свои дела. Так и пролетели две недели отпуска и знакомства с новым жильцом. Карта памяти Люсиного телефона наполнилась фотографиями забавного Обормота, которые она решила показать у себя на работе. И коллектив поделился на два лагеря — кто-то радовался за неё и вместе с ней умилялся фотографиям, а кто-то плевался от цвета шерсти кота и отсутствия породы, к тому же поговаривали: „Лучше бы мужика себе завела, а то уже и так все видят, что она сильная и независимая“. Находились и те, кто называл Люсю ведьмой не только за то, что она обзавелась чёрным котом, но и за то, что у неё на работе всё гладко и директор был от неё в восторге. — Люсь, открой секрет своего успеха: ты состоишь в сговоре с Сатаной? Ты же у нас атеистка, на сколько я знаю. — ехидно сказала одна из коллег их компании «Fairy Butterfly». — Нет конечно! Тем более, что и Сатаны никакого нет! — Ага, скажешь тоже. Явно «Мастер и Маргарита» Булгакова не читала. — Это художественная литература. Верить тому, что там написано, всё равно, что любое сказанное слово считать за истину. — Ан-нет. Читала… Но откуда тогда такой успех? У верующих ведь нет такого! — Тогда спроси себя, откуда богатство у большинства священнослужителей. Они же верующие. Может быть ты не правильно молишься о своём благополучии или только молишься, а делать ничего не делаешь. Помни старый анекдот. Молился один человек ни один месяц в храме: „Господи! Помоги мне выиграть в лотерею! Ведь другие выирывают. Чего тебе стоит?“, вдруг над его головой раздался голос Всевышнего: „Да купи же ты наконец лотерейный билет!“. Коллега молча посмотрела на Люсю с презрением и удалилась в свой кабинет. * * * Конец рабочего дня. Люся вышла с работы и у выхода наткнулась на большое воздушное красное сердце на верёвочке, которую держал… Андрей. — Господи. — вырвалось у Люси от испуга на внезапно выглянувшее лицо из-за воздушного шара. — Вот спасибо! Неужели оно такое страшное? — удивился Андрей, который в мороз был одет как бандит из 90-х годов: в кожаном плаще, чёрном шерстяном свитере с высоким горлом, чёрных брюках, чёрных мужских лакированных туфлях. — Дай пройти. — А в щёчку? Я же вижу, что ты рада меня видеть! — Пошёл вон! Дай сесть в такси. — Он подождёт кого-то другого. Я тебя отвезу домой. — Я никуда с тобой не поеду. Ты уже забыл, у кого пытался через суд отжать квартиру? — Ну чего вспоминать это? Я уже забыл. А ты всё плохое держишь в себе. Расслабься, отпусти и поехали домой. — Ещё раз повторяю: отойди от машины. Я поеду домой одна. Или мне закричать? — Ладно, езжай. Только шарик забери. — Андрей протянул ей шарик на верёвочке, Люся сделала вид, что собралась его брать, но вовремя расслабила свою руку и шарик улетел в небо. Люся села в такси, а Андрей в догонку крикнул: — Тебе очень идёт это новое пальто, прям по фигуре! — сказал он, глядя на Люсино чёрное зимнее пальто и зная, что она уже это не услышит, добавил. — Ничего… Завтра ещё поговорим. Я приеду. Анжел? Она же завтра работает? Ну всё, я тогда к вам завтра приеду. Пока. Когда Люся открыла дверь в свою квартиру, она не могла поверить своим глазам: строгий человек, Антонина Ивановна, превратилась в милую добрую старушку, которая с удовольствием игралась с Обормотом, пуская ему от зеркала солнечных зайчиков. — К-как у Вас это получилось? — Ой, Люсь, он такой хорошенький у тебя, такой смешной! А самое интересное, что он меня видит и не боится! — улыбалась Антонина Ивановна. — Так Вы добрая и Ваша душа живее всех живых! Не то, что у этого Агафонова. — Кто такой? — Андрей. — Какой Андрей? Ой, как он смешно за ними прыгает! — продолжала она играться с Обормотом. — Тот самый. — Иди ты! И это привидение проснулось. Или он живой был? — Живой, скотина. — Надо было всё-таки его грохнуть так, как Рома предлагал. Ещё тогда. С концами. — Вы могли его убить? — Ну не я, а он сам убился бы. И чего он хочет?