Действительно, бойко считает. — Ладно, Иван. Если хозяин твой, не приведи Господи, преставится, отыщи в полудне пешего хода отсюда к северу Софи Корн. Деваться-то тебе всё равно куда-то надо. Есть у меня книги про корабельное устройство. Ну а насчёт поучиться часовому делу… мне часовщик для своих дел нужен. А люди мы в этих краях не последние. Может уговорю мастера взять тебя в ученики. Разумеется, из нашей беседы никто ничего не понял, кроме Софочки, уловившей смысл сказанного прямиком из нашего мозга. Так этот Иван уже через пару недель появился в нашей школе. За парту его сажать я не стал, а сразу отвёз в Ипсвич, оплатив часовщику и обучение, и стол. Мастеру наказал, чтобы по хозяйству парня не гонял, а к делу приставил. И что через месяц проэкзаменую Ивана и приму решение, стоит ли ему дальше тут оставаться, или поискать другого учителя. Дочь джентльмена — лицо уважаемое, да и репутация нашей школы — не пустяк. Плюс три кулакастых подростка за спиной — всё было проделано правильно. Глава 23. Серия прорывов — Вань! Постоишь на шухере? — Билл заглянул к часовщику и дождался, когда его ученик закончит выпиливать "звёздочку". — Постою. Показывай, где он лежит. — Эта… ну… надо последить, чтобы хозяин нас не застукал. Не твой, а ювелир. Я с подмастерьем договорился перебрать и обмерить запасы камней, но нужно, чтобы никто не мешал. — Самоцветов что ль? — Навроде того. Только они не цветные. На стекло похожие. — Ты не татьбу ли затеял? Нехорошо это. Грех. — Не, Вань. Всё оставим на месте. Потом придём в другой раз и отобранные купим — подмастерье сразу подаст те, что годятся. А за это ему отдельная плата будет. — Тогда, почему не отобрать нужные камни при хозяине? — удивился оставшийся бесхозным холоп. — Это можно бесплатно сделать. — А вдруг смекнёт? Нам не следует свои секреты всем подряд показывать, — продолжил втолковывать Билл. — А я не все подряд? — Ты хозяйской дочкой уже обласканный, то есть наш. — И не боишься, что я этот секрет продам? — Не бывало такого ещё с мисс Софи. То есть, с профессором Корн. Уж кто к ней прибился, остаются и никуда не деваются. — Что? Милостивая барыня? — Можно и так сказать, — почесал в затылке самый старший из оставшихся при школе учеников — почти ровесник Ивана и почти уже юноша. — С ней удача и достаток. Как молодая хозяйка чудить начала, так в землях наших народ кроме как от старости не помирает. Да ты и сам догадаться мог. Виданное ли дело — несколькими словами с тобой обменялась и в учёбу к часовщику пристроила! Нам объяснила, что без точной механики нынче никуда. Так. Хватит болтать. Вон, гляди, пошел мастер, заказ понёс, — Билл указал на окошко. — Айда в его лавку. Встанешь у дверей. Будешь покупателей разговорами отвлекать, если кто наведается. И за улицей следить. Ребята вышли из одной мастерской и вошли в другую. Билл с подмастерьем принялись сдавливать деревянными щипцами прозрачные бесцветные камушки, поглядывая на то, как в круглом сосуде за стеклянной стенкой расходятся в разные стороны невесомые лепестки. А потом опадают обратно. Или не расходятся. Или расходятся, но слабенько. В зависимости от результата необработанные кварцы раскладывали на кучки — подходящие встречались достаточно часто. Этот год, который я по своей внутренней привычке стал отсчитывать с января, а не с марта, как это здесь сейчас принято, начался с того, что вместо умершего предыдущего короля на трон сел новый. Католик истовый сменил протестанта, католикам сочуствующего. Оно бы нам в нашем захолустье и без разницы, но маменька приступила к обучению дочерей, крестницы и старших мальчиков фехтованию — поползли слухи о мятежниках, и стало как-то неспокойно. Хранящиеся в доме заряженными ружейные и пистолетные стволы теперь отстреливали значительно чаще — миссис Корн обучала детей обращению не только с холодным оружием. А еще у нас в поместье пара сарайчиков, смотрящие на подъездную дорогу и удобное для подхода ровное поле, обзавелись дополнительными окошками. И спрятанными за ними карронадами с папиного флейта. На дорогах стали встречаться патрули, в основном из ирландцев. Как-то вдруг в сыром весеннем воздухе Англии отчётливо запахло кровью и порохом. Наблюдение за нашими фригольдерами, которых сей праздник жизни стороной не обошел, поначалу вызвало удивление. Люди активно включились в процесс, доставая из ухоронок разнообразные колюще-режуше-стреляющие приспособы и приводя их в божеский вид, с энтузиазмом помогали монтировать пушки и расчищать им сектора обстрела. А потом захотелось отвесить себе смачный подзатыльник, только Софью пожалел. Ну сколько можно мерить всё старыми мерками, другой истории и другого общества, и обращать внимание только на то, что по настоящему интересно. Так и клювом дощелкаться можно. А окружающие просто адекватно реагируют на происходящие — ведь те из них, кто постарше, лично встречал "железнобоких" Кромвеля и противостоящих им кавалеров; и все поголовно в детстве слушали рассказы старшего поколения о берберских пиратах, гуляющих по побережью, как у себя дома. Мальчишки наковали себе шпаг, из забытых углов извлекли сделанные когда-то самострелы и принялись за их совершенствование на новом уровне, ведь с момента прошлой моды на арбалеты ребята стали значительно более искусными механиками. Просто на глазах укоротились арбалетные болты, и появились варианты рычажного взвода. Да, группа лиц творческой национальности пользовалась моим попустительством по-прежнему. Мне требовались инициативные и изобретательные сподвижники, причём в значительном количестве. Пусть сейчас это дети и подростки, но они растут. И желают для себя достатка в жизни. Главное — они готовы трудиться для этого. Началось всё с улучшения чугуна. Того, который долго томили расплавленным в горне, где мы улучшаем медь и бронзу в высоких железных стаканах. Для выдержки чугуна использовали керамический тазик, от которого затвердевший расплав, остыв, легко отлипал. Чугун как-то избавился от избытка углерода и превратился в нечто хрупкое, твёрдое, тоже богатое углеродом, но поддающееся ковке. Оценить, насколько полученное этим углеродом богато, попытались единственным доступным нам способом — определением плотности. Культуру взвешивания в своё время преподал нам Аптекарь, а измерению объёма всю мировую общественность обучил Архимед, гениально погрузившийся в ванну ещё до нашей эры. По его же примеру мы без труда исчисляли состав двухкомпонентных сплавов — оловянных бронз — в которые всегда могли добавить или олова, или меди. Сплав железа с углеродом обладает похожими свойствами — его плотность меняется с изменением состава. Конечно, атомные веса, некоторые из которых я в силу старой специальности помню, и плотности не связаны между собой однозначно. Но как-то с ними перекликаются. Словом, я честно попытался по плотности определить, сколько углерода содержится в получившемся у нас улучшенном чугуне, сравнивая его с мягким кричным железом. Как-то оно не заиграло. Похоже, в чугунах намешано ещё много всякого, кроме упомянутых двух компонентов. Важным было то обстоятельство, что у нас появился материал для металлорежущего инструмента. Мы уверенно нарезали резьбы, сверлили, точили детали вращения на токарных станках — вышли на торную дорогу машинной цивилизации. И, поскольку оружейная тема волновала умы, вытяжкой горячей заготовки из обычного железа получили гладкий ствол калибром четыре линии — одиннадцать целых шесть десятых миллиметра. Снаружи шестигранный, сходящийся к концу на конус, он так и просился быть собранным в плотный пакет с ещё шестью такими же. В казённой части нарезали резьбу, куда вкрутили классическую свечу зажигания с изолятором из эбонита — резины с высоким содержанием серы. Материал этот, конечно, не слишком стойкий к высоким температурам, но при определённых ухищрениях применить его для изолятора запала, инициициирующего горение пороха, можно. Вот для этих запалов нам и требовались кристаллы кварца. На этом пути встретилось и то, что порох от искры воспламенялся не каждый раз. То сработает, то не сработает. Нехорошо, ненадёжно. Наш Леонардо принялся разбираться с темой и вскоре допёр, что капризничает зерновой порох, а вот пороховая пыль зажигается чётко. Она вообще-то считается вредной компонентой, потому что слишком сильно бахает и, если её в порохе много, способна даже ствол разорвать. Но в нашем случае на затравку годится. В гомеопатических количествах. Так появился первый в наших краях шестизарядный револьвер, барабан которого собран из семи стволов. То есть отдельного ствола нет, а имеется их пакет. Центральный элемент предназначен для размещения внутри оси вращения, остальные для стрельбы. Заряжать этот агрегат следует в домашних условиях. Начинается данная лабораторная работа с выкручивания свечей — каждую необходимо тщательно очистить от нагара, насыпать крошечную мерку песочка, изолирующего эбонит от горячей вспышки. В область разряда добавить малую толику пороховой пыли и прямо так, не встряхивая, носом кверху аккуратно вкрутить свечу в казенник ствола. Всё также, держа пистоль строго дулом вверх, насыпать пороха, запыжевать и вкатить обычную сферическую пулю, которую тоже запыжевать. Повторив этот обряд ещё пять раз получаем неминуемую гибель для шести врагов, оказавшихся ближе пятнадцати шагов. Барабан крутится от нажатия на спусковой крючок, который через рычажок сжимает кварц. Ну а контакт обеспечивает латунная пластинка, прижимающаяся к стержню свечи. Механика тут немудрёная. Но, поскольку требуется по паре револьверов на нос, а нас достаточно много, возникла потребность в большом количестве кристаллов горного хрусталя. Разумеется, первым мы обчистили ближнего ювелира, скупив у того почти всё, что было заготовлено для бабских цацок. А потом командировали Мэри в Лондон — там выбор богаче. Вообще-то пистолетик получился компактным. Всего пятнадцать сантиметров длиной, из которых восемь приходится на разгон пули — мне не хотелось создавать древнего монстра, способного свалить медведя. Дюймовую доску пробивает, и достаточно. Нападающего остановит. А если тот без панциря, то и жизни лишит. Доспехи-то нынче выходят из употребления. Рукоятка современного типа — в ней упрятан пьезоэлемент, так что тут не до изогнутостей и прочих изяществ. Требовался баланс между весом агрегата и его мощью, потому что предполагалось постоянное ношение оружия, а шесть стволов, это масса. Аналог полицейского бульдога, стреляющий прямо из барабана. Кузница на какое-то время стала пистолетной мануфактурой, но быстро удовлетворила спрос ограниченного контингента учащихся — разгонять темп производства мы умели отлично. Так что вскоре наделали стрелялок и себе, и экипажу папиного флейта на случай абордажа. Когда один боец за полминуты способен выдать дюжину выстрелов — это сильно повышает шансы не быть захваченным. А выходить с этим товаром на рынок не собирались. И без того на одних только гвоздях жили припеваючи. А ещё пилы. И ножовки, и полотна для лучковых. При наших возможностях прокатывать железо до толщины в четверть линии, что составляет шестьсот тридцать пять тысячных миллиметра, было немыслимо удержать учащихся от возможности произвести ликвидный товар и реализовать его. Они — дети своего века. Действуют так, как им привычно. И они же — пытливые учёные с безумными идеями, ради проверки которых готовы потрудиться. На пятом году занятий школьники уступают нынешним университетским профессорам только размером тела и размером самомнения. Кое-кто, не будем указывать пальцем, хотя все знают, что это Гарри Смит, состоит в переписке со студентом Кембриджа Аптекарем, который учится на врача и фармацевта. У этого Аптекаря в обиходе имеется более-менее приличная лабораторная посуда и появились навыки стеклодува. И даже — стекловара, потому что он помогает дяде Эдику с линзами. Нынешние учёные многое делают собственными руками. Так Аптекарь по секрету шепнул Эдуарду, что коэффициент преломления на границе двух сред связан с соотношением скоростей света в этих средах. Не знаю, насколько это ускорит создание нормального микроскопа. Сам-то помню, что в мои годы оптикой уверенно добивались увеличения в пятьдесят шесть раз, потому что таково было большинство микроскопов, встреченных мной на работе. Да как-то и не требовалось больше. В очередном письме из Кембриджа сообщалось, что Аптекарь допущен в алхимическую лабораторию господина Ньютона, где проводит некоторое опыты, а дядя Эдик изучает оптику, пользуясь трудами этого великого учёного. И ещё вопросы тому задаёт. Правда, вопросы дельные. Короче, с сэром Исааком ребята в контакте. Да и я бы на месте Аптекаря был в восторге — оказаться рядом с создателем классической физики! Шутка ли сказать. Главное — чтобы он Ньютону законы механики его имени цитировать не начал. А то придумать-то он их уже придумал, но формулировки там совсем другие, недошлифованные. С другой стороны, задачи перед ребятами стоят конкретные, не связанные с академическим охватом всей картины мироздания. Аптекарь с его прекрасным почерком устроился при Ньютоне переписывать набело его книгу "Математические начала натуральной философии", а дядя Эдик занят полировкой линз. * * * Зимой мы поставили ещё одну мачту на берегу ближнего озерца. С неё на верёвке сбрасывали груз, который тянул модель кораблика. Это не я виноват — Софочке захотелось найти лучшую форму корабельного корпуса. Чтобы тяга была длиннее, использовали полиспаст. Деревянные модельки делали одинакового поперечного сечения и веса, который является водоизмещением, чтобы зафиксировать пару параметров и оценивать разницу в толкающей силе, приводящей к набору известной скорости. Интересно было ребятам. Особенно потому, что не сумели вывести формулы, описывающей рост сопротивления воды от скорости — не давал я им степенных функций. Но кривую вычертили. В нашем диапазоне значений, то есть до пятнадцати узлов, картина уже проявила себя чётко. Даже оформилась в достаточно связную кривулину, где не вычисляемый параметр обозвали "Гидродинамическим качеством" — его определяли на модели в бассейне. А второй коэффициент находили на кривой зависимости сопротивления воды от скорости. Её, эту кривую, тоже сняли экспериментально, полагая за силу сопротивления вес груза, поделённый на два, потому что и полиспаст эту силу делил. Сэр Энтони Дин не раз составлял нам компанию, когда мы всем детским садом пускали кораблики. Зачем такая толпа? А что делать, если нет фотофиниша с секундометрией? По всему пути рядом с каждой вехой находился постовой, кладущий набок песочные часы, запущенные по команде "Старт". Так что время мы определяли взвешиванием. И динамику набора скорости измеряли, и саму скорость уже ближе к концу дистанции. Коротковата она была эта дистанция, потому что строить мачту выше пятидесяти метров я просто не посмел. Она, как спица торчала вверх над всей местностью — от неё даже Ипсвич было видно. Так что весь трек имел длину в сотню метров. Поначалу не всё шло гладко — мы быстро заметили, что верёвочка, тянущая кораблик, намокает и провисает, отчего у нас не получалось повторяемости результатов. По уму её бы проволочкой заменить, но подходящих под рукой не было — и сами мы ими не занимались, и купить не позаботились. Выручили нас девочки из новеньких — сплели из конского волоса леску, которую потом хорошенько провощили. С ней дело сразу пошло на лад. Самой удачной из опробованных нами моделей оказался корпус, повторяющий обводы местного куттера. Это и немудрено — остроносый, острозадый плавных форм. Что это за зверь такой, спросите? Для себя я нашел два принципиальных признака. Во-первых, у них киль сидит в воде тем глубже, чем дальше назад. Говорят, чтобы было легче стаскивать с мели. Во-вторых они всегда одномачтовые и паруса на них исключительно косые. Типичное маломерное прибрежное судно, распространённое среди рыбаков. Хотя, сэр Энтони упомянул какие-то большие куттеры, специально построенные для нужд военного флота, которые оказались неудачными из-за чересчур большого паруса — грота, с которым было трудно управляться. Софочка тут же сделала стойку на эту информацию и начала закидывать удочку насчёт купить одного такого неудачного для себя. Понятно, что если папенька пообещал больше её в море не брать, то она может позволить это себе сама на собственном судне. Мистер Дин, конечно, всё понял. Получив результаты наших проверок обводов многих типов корабельных корпусов и неплохие данные для расчётов, он был весьма доволен результатами и пообещал похлопотать. "Так что, внутренний голос, готовься ставить и наши мачты, и наш мотор", — дала она мне понять, чего добивается. "Ну вот! Опять вместо того, чтобы заниматься делом, болтаться в море" — внутренне вздохнул я. Да и как тут не кручиниться, если хозяйке моей скоро исполняется двенадцать, и вступила она в штормовые подростковые годы. Глава 24. Аврал — Ты прекрасна, как утренний росток, — сказал Ричард Клейтон, целуя Софочке тыльную сторону слегка закопчённой ладошки. Это тот самый Клейтон из Клейдона, с которым хозяйка моя грызла латынь. Хозяйка грызла прилежно, а этот барчук — спустя рукава. И вот теперь он заявился в кузницу, одетый джентльменом, то есть при манжетах на рукавах камзола, да ещё с жабо впереди над пузом. Хотя пуза-то у него и нет — поджарый парень. Софочка внутри нашей бестолковки как-то растерялась, а я перехватил управление: — Здравствуй, Рич! Как же ты вырос — совсем взрослым стал, — и своей рукой, им удерживаемой, его ладонь перевернул. А вот и следы смоляных канатов. Значит, как и собирался, служит на флоте. — Ты ведь юнгой служишь, не так ли? — Гардемарином в мичманской должности. Я ведь джентльмен. Отступив на шаг, я внимательнее вгляделся в старого знакомого. Камзол на нём серого сукна покроем смахивает на форменный, потому что я такие частенько видел на моряках с военных кораблей. Треуголка на голове тоже выглядит официально. Длинный кривой ножик вроде сабельки на боку, эдак невзначай выставленный напоказ; штанишки серенькие до колен и чулки с башмаками. — Это форма на тебе? — спросил я. — Форма? — удивился гость. — Мы ведь не солдаты, а моряки. Просто среди мичманов принято одеваться приблизительно так. Я куттер пригнал, на слом отправленный. Велено тебе передать, — по причине старого знакомства ещё, почитай, с детских лет, моя хозяйка и этот начинающий бороздитель морей должны держаться на короткой ноге. Собственно, парень явно не против, а вот Сонька как-то не определилась. Потому — не миндальничаю. — А не ты ли этим куттером командовал? — меня, как всегда, волнуют детали. — Только на этом переходе, — улыбнулся Ричард. — Вообще-то его в Гарвич сдали, лейтенант Уэсли привёл. А оттуда уже сюда направили. Я хорошо знаю и Оруэлл, и русло Гиппинга, а судно больше в списках флота не значится, вот и напросился, чтобы домой заглянуть. Ну, сама помнишь, как мы на парусной лодке по этим местам рассекали. Тут то же самое, просто корабль немного крупнее. А смола на ладонях потому, что людей лейтенант мне оставил всего два десятка — пришлось и самому за шкоты хвататься. — Так ты куттер прямо сюда подогнал? Не до Ипсвича? — Сюда. В речке у берега стоит. Вода-то высокая. — Тогда посылай матросов в дом. Пусть поживут у нас, пока ты будешь гостить у предков. Есть здесь и нары, и пища. И чарочку парням нальём на сон грядущий. Зачем мне нужна куча мужиков? В качестве физической силы, конечно. Нам предстоит целый корабль переделывать, причём далеко не крошечный. На таком одна мачта ого-го какая большая. Причём, явно из одного дерева — композитные-то только начинают входить в обиход на больших судах, а не на "тюлькином флоте". Софочка, между тем, сидит тихо и ни во что не вмешивается. Наверно, от радости в зобу дыханье спёрло. Как же — первый собственный корабль! А тем временем в кузнице свернули начатые работы — юные работнички всегда рады новенькому. Оставили горн без поддува, чтобы остывал, доковали нагретое, а остальное вернули на исходные позиции, убрали инструменты и потянулись на выход, смотреть обновку. * * *