— Валькириевой? — неуверенно поправила малышка Кэти. — Варфоломеевской, — внёс окончательную ясность отец. — Однако, потомки гугенотов, сбежавших из Франции, спасаясь от резни, живут и в Англии. И, дай им власть, доберутся и сюда. А испанцы не католиками не бывают — это общепризнанно. Где же вас спрятать? — обвёл он глазами супругу и её родителей. — Испания не вариант, — тут же отозвалась бабушка. — Супруге английского джентльмена там будет еще неуютнее, чем дома. Да и нас с мужем там никто не ждёт. И в остальной Европе тоже — что англичане, что испанцы ухитрились побить горшки буквально со всеми. Дальше наш разговор о том, куда прятать маму и бабушку с дедушкой, пробежал по басурманским странам, но как-то за них не зацепился, признав магометан чересчур агрессивными. Китай и Индия далеки и географически, и мировоззренчески — хотя в последней европейские приватиры очень востребованы у Моголов. Во всех Америках делами заправляют или католики, или протестанты. Причём для католиков англичанин и пуританин — одно слово. Даже церковь называется англиканской. — Есть одна страна, нуждающаяся в мореходах, — припомнила Мэри. — Из неё в океан можно выбраться только в летние месяцы. Но собственных кораблей нет. И моряков тоже. Как в Индиях, только ближе. — Московское царство? Там совсем другая вера, — сообщил отец. — Может быть, это как раз и хорошо? — риторически вопросил я. — К чужакам из-за веры не цепляются потому, что они сразу не такие, как все остальные. Тот парень из России, Иван. До него ведь никому нет дела. В смысле, известно, что он не мусульманин и не язычник, но дальше уточнять никому и в голову не приходит. — Мы с ним ходили в храм, — доложила Мэри. — Он вёл себя, как остальные, только крестился по-другому. А потом сказал, что у них в церквях всё не так. Красивее. И запах иной. — Это довольно холодная земля с длинной зимой, — очертил проблему отец. — Очень вытянутая с севера на юг, — возразила Мэри. — Туда наших Англий вместе с Ямайками можно целый мешок напихать. — Без разведки туда соваться не стоит, — с мудрым видом заявила Софочка. — Давайте, я сгоняю по-быстрому на своей шхуне. — Не успеешь вернуться в этом году, — осадила подругу Мэри. — Северное лето коротко. Море, через которое туда идти, замерзает уже к осени, — вот ведь подруженька! Успела Ивана обо всём выспросить, да ещё и с подробностями. Хотя, эта скромница — вполне квалифицированный штурман, знающий устройство судна и умеющий им управлять. — А Ивана в проводники возьмём и там из рабства выкупим. Меня так и подмывало поведать о искренней симпатии будущего царя Петра Алексеича к иноземцам, о столичном районе Кукуй, где приезжие из-за бугра вполне комфортабельно жили, соблюдая европейские обычаи, но это было бы совсем палевно, с чем Сонька легко согласилась. С тем, что палевно. А вот информацию заглотила и принялась поддерживать пророссийскую позицию Мэри: — Страна там вроде бы не бедная, и сейчас проходит модернизацию и активно вербует на службу иностранцев. Чаще, конечно, голландцев, но не только. А значит — есть опыт по созданию им благоприятных условий, чтоб со службы не бежали. С верой тоже должны были как-то решить — дело-то серьёзное. — Днище флейта совершенно не обросло, — вдруг ни с того, ни с сего заявил отец. — И течи в корпусе минимальны, — посмотрел на свою старшую дочь и продолжил: — Откуда-то ты узнаёшь о том, чего знать не можешь? — Внутренний голос подсказывает, — честно призналась дочурка, выдавая меня с потрохами. — И часто он это проделывает? — попытался уточнить дедушка. — Когда я о чём-то напряжённо думаю. — Интуиция, — "объяснила" бабушка. — Редкий дар. Но не из тех, о которых следует рассказывать чужим, а то прослывёшь ведьмой. — Ведь ясновидцев, впрочем, как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах, — внезапно вслух транслировала мою мысль Сонька и тут же огребла подзатыльника от Мэри. На что родители благосклонно кивнули. Они вообще мамину крестницу считают значительно более умной, чем дочку. В житейском плане. А вот отца, похоже, отговорка не убедила — видать, давно копилось, но развивать тему он не стал. Поняв, что мои тайные намерения получили предварительное одобрение на расширенном семейном совете, я почувствовал некоторую оторопь. Ведь прямо сейчас, когда царь молод… да что я блею — мал, рассчитывать на поддержку с его стороны было бы опрометчиво. С другого боку, Корны — зажиточная семья. Располагают они некоторыми средствами. То есть можно приступать к осторожной подготовке столь нужного запасного аэродрома. В конце зимы или начале весны отправимся в Англию, если вести оттуда не окажутся совсем уж отвратительными. Прибытие в Ипсвич как раз придётся на начало тамошнего лета. Не знаю я в точности, когда вскрывается ото льда Белое море, но пока мы до него добежим от берегов Туманного Альбиона, путь к Архангельску точно будет открыт. Останется начать обустройство. Сперва поставить просторные навесы, под которые уложить на просушку побольше делового леса — ну, должен же там быть хоть какой-то корабельный лес. И с купцами тамошними знакомство свести. Вроде как собираюсь возить их с ихними же товарами по всей Европе, куда пожелают. В принципе, можно в Голландию или Италию. Да и английские порты доступны — нам Навигационный акт не помеха. Если брать плату только за проезд и перевозку груза, а не пытаться самим покупать-продавать, то купцы в нас конкурентов не увидят. Наоборот, станут приветливы и дружелюбны. Спервоначалу это выгодней любых прибылей, а там поглядим. Мои производимые Софочкиными устами разглагольствования прервал Корн-старший: — Следует учитывать то обстоятельство, что Лондонская Московская компания имеет монопольное право на посещение Архангельска и торговлю с Россией. — А Ваня говорил, будто русские эту монополию отменили. Что даже голландцы туда наведываются. — Так то голландцы, которым английские установления побоку. А Его Величество Яков II эту монополию не отменял. За визит в Архангельск любой наш соотечественник может угодить под суд и остаться без судна, а то и в тюрьму сесть, и это если компанейским не хватит сил разобраться с ним на месте, — объяснил папенька. — Впрочем, это не причина отказываться от интересного плана. Тут главное не попадаться. Отложим пока на подумать… В прошлом году я совсем каучука не привёз, зато в этом доставил целых двадцать фунтов. Лавочники запомнили, чем я интересуюсь, и собрали помаленьку, — в очередной раз неожиданно сменил тему отец. — Это много или мало? — Только на прокладки и хватает — аппетиты-то растут. Да и ассортимент продуктов длительного хранения расширяется, — вместо меня ответила Консуэллка. — Перловку, пшённую кашу и гречку матросы одобрили, а плов и овсянку забраковали. Совсем разбаловались, давно лабкаусом или потажем не лакомились. С мукой я сама ошиблась — нужно было зерно брать после обжарки, а перед употреблением молоть. Я вот думаю, а не закрывать ли нам в стеклянную тару и воду, что для питья и приготовления пищи? Все-таки портится она в деревянных бочках, как ни готовь её в дорогу. — Вода и в бутылях сохранится, если пробку обмазать сверху этим вашим битумом, — возразил отец. — Но про остальные продукты ты права. С ними куда как спокойней, если уверен, что не протухнут. А тот свежий хлеб, которым ты угощала нас во время штиля, не показался мне плохим. Даже на берегу он бы не затерялся, а уж после сухарей… — Тесто плохо поднималось, — вздохнула Консуэллка. — Может, закваска подвела? — предположила бабушка. — Может, и закваска, — пожала плечами сестрица. — Но без каучука очень трудно хоть что-то надолго сохранить. То есть без резины, которая из него делается. — Насколько я понимаю, покупать его нам предстоит у местных жителей, — взял в свои руки нить разговора я. — А они — дети природы, мало в чём нуждаются, кроме как в том, чтобы их оставили в покое. Может быть, рыболовные крючки, бусы, лёгкие ткани, зеркальца, ножики. — Чур, я делаю зеркальца, — воскликнула малышка Кэти. — Я знаю как. Только ещё ни разу не пробовала. Вы хоть что-нибудь из нормальных инструментов на куттере с собой привезли? Или мне на козлотокарном станке придётся валки обдирать? — обратила она пылающий взор на старших сестричек. — Арчи кое-что прихватил. Покопаешься в его инструментальном ящике, — поспешила ответить Софочка. — Бутылкой на стекле раскатаешь, — вступила в полемику Консуэллка. — А оконное стекло должно продаваться в Спаниш-Тауне. На крайняк в Порт-Роял сгонять недолго. Слушая эту перепалку, я удивлялся тому, что школа, оказывается, приехала сюда, пусть и в урезанном составе. А родители и дедушка с бабушкой сидели и слушали. Похоже, серьёзный разговор закончен. — Девочки, — наконец нашёл, куда вставить слово дедушка. — Вы ведь покажете нам всё, о чем сейчас толковали? — Легко, — улыбнулась Кэти. — Как только найдём фунт свинца и оконное стекло. — Можно расколотое, — добавила ясности Мэри. Стекло с трещиной извлекли из оконной рамы — всё равно менять. Получили от деда горсть мушкетных пуль, и разбежались по комнатам, чтобы вернуться в парусиновых штанишках и блузках. Консуэлла принесла пару железных ёмкостей вроде ковшей, кажется, с кухни. В кулачке у Кэти был зажат кусочек серебришка из сундучка, который показал ей дед, и пустая винная бутылка. Мэри притаранила охапку нарубленного хвороста, а Софочка принесла пару настоящих каменных окатышей, что не так уж часто встречаются в этих краях, где повсюду сплошные известняки. Вот как раз этими камнями замотавшиеся в платки девчата добили стекло, перед этим тщательно протёртое мокрой тряпкой, сложили в один из ковшей, добавили растолченный мел и поставили на огонь в имеющемся прямо в комнате камине. Не знаю, зачем на Ямайке отопление, но это оказалась не бутафория — дым в дымоход уходил, поскольку вооружившаяся веером Мэри поначалу загоняла его туда. Хотя, в основном, она раздувала пламя. Дальше — как по писанному. На расплавленный во втором ковшике свинец налили ставшего жидким стекла, вынесли из огня и, надёжно установив, дали остыть. Извлекли ровнёхонькое стёклышко и вернули ковш в пламя. А на самом стекле принялись бутылкой раскатывать отрезанный от самородка платины кусочек, который перед этим расплющили всё теми же камнями. Металл этот очень пластичен и, если не спешить, можно раскатать его в фольгу. К моменту, когда отлилось и затвердело второе стёклышко, кусочек фольги размером с детскую ладошку был готов. Да, давили на бутылку самые сильные — Мэри и Софи. Но справились. Хотя фольга вышла не чересчур тонкой. Консуэллка попросила у мамы перстенёк, камушком которого придала второму стеклу прямоугольную форму, процарапав и отломив лишнее. Вот к нему, после обшаркивания теми же камнями острых кромок, и приклеили фольгу на обычную воду. — Его ещё нужно будет в деревянную рамку вставить, — объяснила Кэти, подавая изделие деду. — И на культурных валках, а не бутылкой, даже у меня бы хватило сил фольгу раскатать. — Ты это видела, Агата? — воскликнула бабушка, показывая зеркало дочери. — Лучше, чем привезённые из Европы. Ни капли не искажают изображения. — Ох, мам! Я и не такое за последние годы видела. Надо вам наши корабли показать — вот где размах, — горделиво улыбнулась маменька. — А вы, мелкие, марш спать! Завтра докуёте. — А можно послать человека в Порт-Роял? На "Энтони" к мастеру Арчи. Пусть спросит валки. А то я всего три раза на шкафу подтягиваюсь, хотя в мои годы должна семь, — заканючила Кэти. — Утром вместе съездим. Верхом. И не отпирайся — знаю, что мальчишки уже научили тебя скакать на лошадке. А теперь идите спать, я сказала, нам тут еще посекретничать требуется. Глава 27. Жара Утром в город отправилась все дамы, кроме Консуэллы. У капитана-мэм Корн и лейтенанта-мэм Коллинз были обязанности — некоторые работы, проводимые на куттере, требовали их присутствия. Дело было в обрастании днища водорослями и ракушками. Пропитка древесины машинным маслом спасала от этой напасти на какое-то время, но сейчас это благостное время истекло — вода постепенно вымыла пропитку, отчего выделяющееся масло перестало служить отравой для стремящихся закрепиться на днище растений и корабельных червей, которые вообще-то моллюски — даже раковина есть, хоть и странная. Остававшиеся на судне плотник, боцман и механик уже приготовили из толстых брёвен подходящие для нашего корпуса подпорки и осмотрели катки слипа, имевшегося в порту. Нанять работников для перемещения тяжестей было нетрудно, потому что другие суда из Европы пока не появлялись, люд портовый бездельничал и жаждал заработка — два десятка тонн камней балласта они повытаскивали на берег за два дня. В максимум прилива ночью без лишних глаз обеими якорными лебёдками провели операцию по извлечению куттера на сушу и немедленно сняли винт — незачем посторонним знать о нём. Экипаж папиного флейта подстраховывал малолеток, перемещающих стотонную махину, даже просился покрутить ручки лебёдок, которые положено называть брашпилями, удивляясь лёгкости, с которой неторопливо тянулось вверх по наклонной плоскости тело судна. Потом было много работы. Не только на обшивке — железные детали наших лебёдок начали ржаветь, несмотря на то, что мы их регулярно смазывали. Не в одних лишь узлах трения, а вообще для защиты. Причём машинным маслом с растворённым в нём парафином, чтобы образовывал плёнку. Помогало, конечно, но вездесущая влага добиралась до самых неожиданных мест. И до ожиданных тоже. Дорогущей масляной краской далеко не всё покроешь, да и солёная морская вода успела местами её полностью смыть. А местами не полностью. Хорошо хоть набор нигде не расшатало — так мы в серьёзную трёпку и не попадали ещё. Пока мы, изнывая от жары и с завистью вспоминая о режиме, в котором трудятся дедушкины рабы, приводили судно в порядок, "Агата" поправляла такелаж, чинила рангоут и вообще — чистила пёрышки. А мы заново натянули внутренние ванты мачт, немного ослабшие в дороге. На воду экс-куттер спустили аж через две недели. От дедушки вернулась Консуэллка с новыми банками консервов и целым обозом, доставившим нам в качестве жидкого топлива бочки тростниковой самогонки. Мы снова были готовы уходить в рейс. Наутро наведаемся с реципиенткой в ближайшие кабаки, поищем фрахт. Она просто рвётся в море, но выходить без определённой цели считает "не по-взрослому". Дитя ещё, хоть и капитан. * * * Обходя окрестные злачные заведения, мы с удивлением обнаружили, что группы матросов с "Агаты" тоже проводят время в этих же местах. Оказывается, они соскучились по местному пиву, которое ужасная гадость, да ещё и тростниковым привкусом отдаёт. Наверное, поэтому они его и не пьют, а только поглядывают по сторонам, следя за тем, чтобы дочку капитана и её подружку никто не обидел. — Ищете, куда бы отвезти груз? — уточнил папенька, появившийся буквально через три часа после того, как мы с Мэри начали наши бесплодные поиски. — Торговцы сами ищут перевозчиков, или пассажиры — судно. Но везти с Ямайки, кроме рома и сахара, нечего. Разве что какао. Да ещё кофе начинают возделывать. Остальные продукты испортятся по пути, а кроме них тут ничего не производят. Бакаут перестали рубить еще при испанцах — невыгодно. Если только привезти, перед этим у кого-нибудь отобрав. Кофе пока не слишком популярен, разве что туркам его продавать, если уверен, что ноги унесёшь. А какао ценят в Испании и Франции. Испанцам его можно толкнуть через португальских контрабандистов, а соваться под нашим флагом во французские порты можно, только хорошо зная политическую обстановку, которая меняется непредсказуемо. Или имея хороших знакомых в прибрежных деревушках. Так что себе мешочек-другой прикупим, дома пить — и всё. Значительно интересней доставить сюда металлические изделия и что-то из галантереи. Или рабов из Африки. Но за этим надо снова пересекать океан, причём против пассата. — А сейчас в Порт-Рояле найти местный груз можно только случайно, — как бы подвёл черту отец. * * *