Орудийные палубы удивили разнобоем стоящих на них орудий. На миддлдеке мирно уживались на одном борту тяжелые кулеврины и вполне современные двадцатичетрёхфунтовки; гондек, подсвеченный солнцем из разбитого порта, порадовал полудюжиной чугунных тридцатидвухфунтовок и дюжиной бронзовых карронад того же калибра. После этого невыносимая вонь, стоящая в матросском кубрике палубой ниже, вернула мою хозяюшку на землю и отправила осматривать крюйт-камеру. Разумеется, судовую кассу и личные сбережения экипаж галеона на корабле не оставил, но одних только пушек, по большей части из отличной испанской бронзы нам досталось более, чем достаточно. Порох и ядра тоже пригодятся, а остальное можно продавать. Ведь мы даже шкурку столь объёмистого приза, считай, не попортили. Рангоут тоже на месте остался слегка помятый, но весь на местах. И вот теперь мы волочём за собой эту махину в сторону бухты Гонав, чтобы остановиться на Гаити в удобной естественной гавани, принадлежащей французам, а то у англичан с испанцами нынче как бы мир, и может получиться неудобно, если в английский порт прибудет отбитый у Испании корабль. Тут с галеона пишут флажковым семафором, что в трюме приза есть груз. Этого монстра не так-то быстро весь осмотришь, уж больно он громаден. Ага! Пишут: Оружие. Амуниция. Ткани. Сонька теперь не просто богата, а богата до неприличия. Ведь треть добычи достанется ей — хозяйке судна, да ещё и четыре капитанские доли. А с французами у нашего нынешнего короля-католика тоже мир, дружба, жвачка… Глава 28. Торговать хлопотно Утром в город отправилась все дамы, кроме Консуэллы. У капитана-мэм Корн и лейтенанта-мэм Коллинз были обязанности — некоторые работы, проводимые на куттере, требовали их присутствия. Дело было в обрастании днища водорослями и ракушками. Пропитка древесины машинным маслом спасала от этой напасти на какое-то время, но сейчас это благостное время истекло — вода постепенно вымыла пропитку, отчего выделяющееся масло перестало служить отравой для стремящихся закрепиться на днище растений и корабельных червей, которые вообще-то моллюски — даже раковина есть, хоть и странная. Остававшиеся на судне плотник, боцман и механик уже приготовили из толстых брёвен подходящие для нашего корпуса подпорки и осмотрели катки слипа, имевшегося в порту. Нанять работников для перемещения тяжестей было нетрудно, потому что другие суда из Европы пока не появлялись, люд портовый бездельничал и жаждал заработка — два десятка тонн камней балласта они повытаскивали на берег за два дня. В максимум прилива ночью без лишних глаз обеими якорными лебёдками провели операцию по извлечению куттера на сушу и немедленно сняли винт — незачем посторонним знать о нём. Экипаж папиного флейта подстраховывал малолеток, перемещающих стотонную махину, даже просился покрутить ручки лебёдок, которые положено называть брашпилями, удивляясь лёгкости, с которой неторопливо тянулось вверх по наклонной плоскости тело судна. Потом было много работы. Не только на обшивке — железные детали наших лебёдок начали ржаветь, несмотря на то, что мы их регулярно смазывали. Не в одних лишь узлах трения, а вообще для защиты. Причём машинным маслом с растворённым в нём парафином, чтобы образовывал плёнку. Помогало, конечно, но вездесущая влага добиралась до самых неожиданных мест. И до ожиданных тоже. Дорогущей масляной краской далеко не всё покроешь, да и солёная морская вода успела местами её полностью смыть. А местами не полностью. Хорошо хоть набор нигде не расшатало — так мы в серьёзную трёпку и не попадали ещё. Пока мы, изнывая от жары и с завистью вспоминая о режиме, в котором трудятся дедушкины рабы, приводили судно в порядок, "Агата" поправляла такелаж, чинила рангоут и вообще — чистила пёрышки. А мы заново натянули внутренние ванты мачт, немного ослабшие в дороге. На воду экс-куттер спустили аж через две недели. От дедушки вернулась Консуэллка с новыми банками консервов и целым обозом, доставившим нам в качестве жидкого топлива бочки тростниковой самогонки. Мы снова были готовы уходить в рейс. Наутро наведаемся с реципиенткой в ближайшие кабаки, поищем фрахт. Она просто рвётся в море, но выходить без определённой цели считает "не по-взрослому". Дитя ещё, хоть и капитан. * * * Обходя окрестные злачные заведения, мы с удивлением обнаружили, что группы матросов с "Агаты" тоже проводят время в этих же местах. Оказывается, они соскучились по местному пиву, которое ужасная гадость, да ещё и тростниковым привкусом отдаёт. Наверное, поэтому они его и не пьют, а только поглядывают по сторонам, следя за тем, чтобы дочку капитана и её подружку никто не обидел. — Ищете, куда бы отвезти груз? — уточнил папенька, появившийся буквально через три часа после того, как мы с Мэри начали наши бесплодные поиски. — Торговцы сами ищут перевозчиков, или пассажиры — судно. Но везти с Ямайки, кроме рома и сахара, нечего. Разве что какао. Да ещё кофе начинают возделывать. Остальные продукты испортятся по пути, а кроме них тут ничего не производят. Бакаут перестали рубить еще при испанцах — невыгодно. Если только привезти, перед этим у кого-нибудь отобрав. Кофе пока не слишком популярен, разве что туркам его продавать, если уверен, что ноги унесёшь. А какао ценят в Испании и Франции. Испанцам его можно толкнуть через португальских контрабандистов, а соваться под нашим флагом во французские порты можно, только хорошо зная политическую обстановку, которая меняется непредсказуемо. Или имея хороших знакомых в прибрежных деревушках. Так что себе мешочек-другой прикупим, дома пить — и всё. Значительно интересней доставить сюда металлические изделия и что-то из галантереи. Или рабов из Африки. Но за этим надо снова пересекать океан, причём против пассата. — А сейчас в Порт-Рояле найти местный груз можно только случайно, — как бы подвёл черту отец. * * * — Мне сказали, что здесь я могу отыскать капитана Корна, — прямо от двери заявил вошедший незнакомец с бочонком подмышкой. — Даже двоих капитанов Корнов, — улыбнулся папенька. — Присаживайся, Зурита. Хочешь нас чем-то угостить? — Соком одного дерева, — ухмыльнулся вошедший и устроился на лавке за нашим столом. — Берёзовым? — вылез я Софочкиным языком. Зурита противно демонстративно заржал, давая понять, что принял шутку. — Ты ведь про каучук выспрашивал. Так вот это то, из чего он получается, когда высохнет. Но есть у меня и высохший, — на столе появился изрядный комок столь нужного нам вещества. — Как раз из такого бочонка столько и вышло. — Хозяин! Весы есть? — обратилась Мэри к мужчине за прилавком и извлекла из сумочки мерную ленточку, лист бумаги и карандаш. Девочки сразу принялись обмерять бочонок. — Нет у меня весов, — пробурчал хозяин заведения. — Нет, так нет, — ответил я и ударами кулака смял комок на столе в нечто, похожее на кубик. Который девчата тут же обмерили. — Где-то фунт из двух галлонов получается, — в уме прикинула Софья. Плотность сырого каучука она помнила, как и многое другое, что в моей голове долго не держится. — Мне тоже так кажется, — озадаченно произнёс Зурита. Отец взял кубик, придал ему шарообразную форму, посмотрел и объявил: — Двенадцать шиллингов. — У меня две бочки по тридцать шесть галлонов каждая, — добавил торговец. — Беру, — приговорил папенька. — Доставишь на мою гасиенду и передашь управляющему мистеру Родригесу. Зурита снова "понимающе" заржал: — Мистеру, так мистеру, — подтвердил он. — Хотя все Родригесы отродясь сеньорами были. Но деньги вперёд. "А ведь он побаивается папеньку", — сообразил я. "Здесь побаивается", — откликнулась Софи. Отец отсчитал двенадцать шиллингов и придвинул их продавцу жидкого каучука: — Ты бы не выкаблучивался, — добавил он, глядя на то, как мы с Мэри размазываем пальчиками по столу каплю "молочка", извлечённую из бочонка. — Доверие — непременное условие длительного плодотворного сотрудничества, — добавил я улучив момент, когда Сонька принялась обнюхивать кляксу на столешнице. — А товар твой на качество проверит сеньорита Кэти Корн. — А за этот бочонок можно расплатиться, — вернулась к реальности моя хозяйка. Отец забрал со стола восемь шиллингов и добавил фунт. И он, и продавец следили за тем, как медленно темнеет тонкий слой жидкости, как, лохматясь, стирается девичьими пальчиками, превращаясь в чешуйки. Липкие и чуть заметно пружинящие. Поездка на Амазонку потеряла смысл. Едва Зурита ушёл, оставив нам бочонок, Мэри набрала в грудь воздуха, который потом незаметно выдохнула. — Нет уж, говори, раз собралась, — приободрил нашу подружку папа. — Там, на севере, где живут бобры, тоже ведь есть человеческие поселения. Откуда они железо берут? Сюда, на Ямайку, его привозят через океан. А туда? — В той деревушке, в устье Потомака, где мы останавливались по дороге, Хокинс приволок на борт пару железных скоб, — припомнил папенька. — Помянул, что купил недорого. Похоже, тамошнее железо. Или привезли из недалёкого места. Хоть любое производство и запрещено, но любая колония старается выкрутиться. Знаешь, сколько прибрежных островков имеют полное название "Корабль Его Величества Такой-то, стоящий на якоре"? А всё потому, что корабль — не колония. Здесь такой товар сбыть несложно, и по ценам, что нашим домашним кузнецам и не снились. Двумя кораблями пойдем? Или проверим "Энтони" в одиночном плавании? Видно было, что отец колеблется, но в море его, определённо, тянет. — Хокинс присмотрит за флейтом, — продолжил вслух рассуждать отец. — Оставлю с ним семерых, а остальных возьмём с собой, чтобы они тут вконец не спились от безделья. С другой стороны, из Ипсвича мне не удалось забрать всех — очень уж быстро мы собрались, а люди разъехались кто куда. Мэни вообще кабак купил и решил остаться на берегу. А нам пара десятков крепких мужчин на борту не помешает — это тут, в Порт-Рояле, тихо и благостно, потому как главная пиратская гавань, а в других местах могут и напасть. Воды-то здесь беспокойные. Вторым лейтенантом пойду, — добавил он в ответ на огорченный Софочкин взгляд. — Боцман тоже твой. Мой всё равно в ваших рукоятках не разбирается. — Тогда я пошлю за юнгой на гасиенду, — спохватилась Софи. — Съест ведь меня без соли, если я её забуду у дедушки и бабушки. — Лучше сама заедь за ней, маму уговори, деда с бабушкой проведай — а то не успели познакомиться толком, как ты ускакала. Какие будут распоряжения, лейтенант-мэм? — перевёл он взгляд на Мэри. — У нас всего шесть запасных подвесных коек, — уверенно сообщила подружка. — Пусть захватят с флейта. Ещё нужно четыре бочки для воды и шлюпку шестивесельную. А то наша недостаточно вместительна. — А войдёт она на палубу? — забеспокоилась Софи. — Наискосок под фока-гик положим, им же и спускать будем. * * * Ветер неустойчивый, волна высокая, погода рваная — в облаках, местами похожих на тучи, то и дело образуются прорехи, через которые на море обрушиваются потоки яркого солнечного света. Нас натурально валяет, а пенные гребни частенько переваливают через невысокий борт, окатывая палубу. Если в затянутом брезентом переднем артиллерийском кокпите от этого ничего неприятного не происходит, то в заднем вода стоит по колено — шпигаты системы самоотлива не успевают выпустить за борт то, что докатилось до места, где устроен рулевой. Сюда сама просится будка со стёклами, надо только придумать, как её с гиком совместить. — Течи нет, — доносится из переговорной трубы голос Питера Смита. — Сочится через палубу и из-под двери заднего трапа. Посмотрите, там через шпигаты вода к вам не заливается? — Заливается иногда до щиколоток, — отвечает Софи. — Но быстро уходит. А вот та, что через палубу захлёстывает, до пояса иногда достаёт. Хотя, тоже потом сливается. — На шпигаты кокпита нужно клапана ставить, чтобы только на выпуск работали, — доносится тоже из трубы голос Арчи. — В дейдвуде течи нет.