— Люблю плавать, но на море волны страшные, и до берега далеко, — Сонька состроила испуганную мордашку. — А так хочется на мир посмотреть. Доплыть до Китая, на Тихий океан полюбоваться с бережка, — да она же просто подтролливает царевну! Кажется, до той начало доходить, что начинается своего рода торг насчёт: "Ты мне разреши свободно перемещаться по всей подвластной тебе территории, а я о мастере похлопочу." — А ты, Джонатан, чего просишь? — перевела царевна взгляд на отца. — Ничего не прошу. Ты звала — я явился, — папенька чётко подхватил тональность Софочки и ответил на вполне уверенной латыни. — На Москву вместе с дочерью приехал потому что ей воевода велел. Присмотреть, чтобы не накуролесила тут по малолетству. А то она у меня бедовая. — У тебя ведь на корабле тоже пушки хороши. От того же мастера? — От того же. Они с Софи с детства знакомство водят с великой обоюдной приятностью, вот он и мне артиллерию поправил на свой лад ради добрых отношений с доченькой. Да и я его в доме своём привечал. Оттого и был сей мастер столь любезен, — папаня чётко усугубил дочкин "наезд", давая понять, что существуют обстоятельства, которые превыше монарших хотелок. — Ступайте, — вдруг сделала отвергающий жест царевна. Похоже, беседа с нами не пришлась ей по душе. * * * "Так в чём дело, внутренний голос? — пытала меня Софочка по дороге на выход из кремлёвских палат. — Что это такое произошло с Софьей Алексеевной? Отчего она так поступила? Почему прогнала нас столь внезапно?" "Думаю, дело в том, что мы выпали из привычных ей схем. На службу не просились, жалования не требовали, а предложили то, что ей самой надобно. Согласись — морская торговля России нужна. И внутренняя транспортная связь тоже. Уж кто-кто, а правительница это понимает лучше всех. Хорошо, что отец не стал свою челобитную подавать, а то окончательно свернул бы бедной женщине мозг. Ведь наверняка сама репу морщит, как бы товары русские подороже сбывать прямиком там, где они в хорошей цене. Если бы увидала ходатайство о дозволении вывозить их морем вместе с купцами-хозяевами, заподозрила бы подвох. Она ведь большая умница эта царевна. Жалко, что верующая." "А причём здесь вера?" "Так попы местные много власти забрали. Над умами людскими и над помыслами властительскими. Даже вон раскол у себя учинили. Не знаю я в чём там закавыка. Припоминаю, спорили они про то, сколькими пальцами креститься следует." "Ты-то тремя перекрестился на икону", — напомнила мне реципиентка. Надо же, а я и не обратил внимания на собственную выходку, потому что это уже стало для меня рефлексом. То есть, поступать, как все окружающие — увидел образа, сделал одухотворённую мосю и осенил себя крестным знамением. Сонька, кстати, не противится. Поняла, что это для местных словно сигнал "Я свой". Она в вопросах мимикрии всегда следует за подругой своей — Мэри. * * * Соньке тринадцать. Петр Алексеевич, насколько я высчитал, парой лет старше. То есть ему или пятнадцать, или четырнадцать. Откуда такая неуверенность? Загвоздка в различиях в летоисчислениях. На Руси нынче время отсчитывают от сотворения мира, то есть сейчас здесь идёт семь тысяч какой-то год. А в Европах считают от Рождества Христова. Кроме того, что имеется различие в Юлианском и Григорианском календарях в то ли двенадцать, то ли тринадцать дней, так ещё и год в каждой стране начинают по-разному. Кто с марта, а кто и с сентября. Так что запутаться проще простого, если не сесть с бумажкой и не провести подробные выкладки. Так вот, начинать вычисления мне нынче недосуг, потому что в нашей гостиничной гостиной сидят на диванчике бедро к бедру юный долговязый царь Пётр Алексеевич и Лиза-рисовальщица, склонив головы над распахнутой папкой с эскизами, набросками и прочей графикой, и водят пальцами по листам. — Здрав будь, герр Питер, — брякнул я машинально, припомнив, как этот человек велел к себе обращаться… во много более зрелом возрасте, причём в кинофильме. Подросток поднял голову и ответил по-немецки. Ни я ни Софи ничего не поняли, потому что ни про "Гитлер капут", ни про "хенде хох" сказано не было. — Ихь шпрехе дойче нихт, — откликнулся я рефлекторно. — Или можно на латыни общаться, но давай перейдём на русский. — Изрядно горазда дщерь твоя, Агата Кристобальевна! — послышался голос из-за стола, где матушка потчевала вином представительного мужчину, одетого, как на мой взгляд, в стиле польской шляхты. То есть в богато отделанный кафтан из драгоценной ткани. Говорил он на латыни, но имя произнёс по-русски. — Приятно слышать, Борис Алексеевич! — с улыбкой ответила маменька, после чего познакомила меня и папу с гостем — князем Голицыным — воспитателем подрастающего будущего императора. Пока шёл обмен любезностями, я судорожно вспоминал — кто этот человек. Вот не помню я о таком… конкретно. Хотя, этих Голицыных всегда хватало — хоть сколько-то, но было на слуху в любой исторический период. Теперешний фаворит царевны тоже Голицын — это у меня уже свежая информация из нынешних времён. Так тот, ещё один Голицын, который Василий Васильевич, чуть ли не правителем считается, потому что в разумность женщин современники моей реципиентки категорически не верят, а в то, что её ближайший сподвижник куда мудрее уже потому, что носит штаны, верят. Пётр же, про которого, естественно, никто не забыл, поднялся с дивана и обратился к Софи: — Ты настоящий корабль по морям водишь? — Да, государь, — ответила на этот раз Софочка. — Покажешь, — это был не вопрос, а повеление. Сонька исполнила книксен, что в высоких сапогах и брюках выглядело чересчур прогрессивно. Я принялся вспоминать всё, что помню о юношеских и подростковых годах будущего Петра Великого — не так уж много. Потешные полки, ботик, пальба из пушки и штурм игрушечной крепости. Всё это без привязки к датам и без имён участников событий. Позднее, повзрослев, этот человек интересовался множеством профессий, напряжённо учился, энергично добиваясь исполнения задуманного. Даже окно в Европу прорубил, перелив церковные колокола в пушки. Значит, с металлом в стране было напряжённо. И это лет через пятнадцать, если отсчитывать от сегодняшнего времени. Отсюда вопрос: Чем занимаются Строгановы? Которые настолько богаты, что могут позволить себе заказывать предметы роскоши прямиком из Голландии. Там ведь, кажется, даже оконное стекло было в грузе. Хотя я точно помню — Урал, на который эти Строгановы опирались, был для России источником и меди, и железа. А пока у меня есть только одна возможность — сетовать на то, что историю этого периода знаю слишком поверхностно. Так я в эти времена и не собирался попадать. Как и в другие, впрочем. И вообще попадать. Пока я копался в воспоминаниях, будущий царь, который пока только заготовка монарха, наслаждался обществом не слишком скованных девочек. Его расспрашивали о ремёслах, которые тот осваивал. Делая при этом достаточно содержательные замечания и интересуясь деталями проведения отдельных операций. — Ах! — хлопнула ресничками малышка Кэти. — Строгать рубанком широкие доски — это очень тяжело. Железка всё время норовит "отпустить" стружку и проскользнуть вперёд. Мальчишки смеются надо мной, говорят, что нужно больше кушать. А я кушаю, но не толстею и не делаюсь сильной и тяжёлой. Но на шкафу уже семь раз подтягиваюсь. И отжимаюсь восемь. Но работать на токарном станке по дереву мне не позволяют. — Ну да, держать резец нужно сильно, — поддержал нашу манюню Пётр, и перевёл внимание на рассмотрение Лизиных рисунков. — Так для чего эта палка? — По ней скользит передняя кромка паруса, когда его поднимают, — пояснила Консуэлла. — А ещё какими ремёслами ты занимался? Идет обычная процедура знакомства школяров с новичком. Парнишку расспрашивают о интересах, о навыках — прицениваются к предстоящему сотрудничеству. Так уж сложилось в нашей школе за многие годы, потому что после грызения науки за партой с этим человеком, возможно, придётся один сортир чистить. Или держать оправку, по которой он ударит молотом. Но в данный момент меня интересует не венценосный недоросль, а его спутник. Который теперь общается с нашими родителями на вполне разборчивом английском. Оказывается, этот человек не только служит дядькой при подрастающем государе, а ещё и возглавляет иноземский приказ. Тот факт, что он привел Петра на Кукуй наводит на мысль — воевода Архангельский известил о нас не только прямое начальство — царевну, но и родню — вдовствующую царицу. Остаётся понять, идём мы по разряду диковинок, или кому-то что-то из-под нас нужно? — Мы сегодня, когда папа с Софи ходили подавать челобитную, засекли прохождение солнца через меридиан и отметили по деревянным часам истинное местное время, — сообщила Кэти. — А сейчас луна показалась, причём стоит довольно высоко. Пойдёмте измерять долготу. Подхватив под локотки нашего юного гостя девочки повлекли его на двор. — Профессор, — попросила от двери Лиза, — засеки, пожалуйста время, когда снежок ударится в стекло. — А почему нельзя взять часы с собой? — не понял Петр. — В них же нет маятника. Они с хода не собьются. Да, у мальчика живой ум, и энергии ему не занимать. Лёгок он на подъём, но серьёзной физико-математической подготовки не имеет. Упс! Я это вслух сказал? А то наш гость как-то странно посмотрел в мою сторону. Князь Голицын продолжал разговаривать с родителями, перескакивая с темы на тему. О погоде, о последних новостях отовсюду. Ничего примечательного упомянуто не было. Вернувшийся со двора Пётр норовил отколупать что-то от секстанта, — хотел узнать, что там у него внутри. Кэти чуть в драку не полезла, защищая свою любимую приблуду. Лиза взяла новый лист бумаги и быстро набросала эскиз, пояснениями к которому и занялась компания, демонстрируя отдельные возможности инструмента так, чтобы это обошлось без процедуры вскрытия. Мэри смиренно присутствовала, подавая вино и ничем себя не проявляя — прикидывалась служанкой. А Софи попыталась вникнуть в смысл разговора взрослых, в чём не преуспела в связи с отсутствием такового. Хотя, мысленно переводила для меня с латыни содержание отдельных фраз, которые то и дело вставлялись в беседу. До меня постепенно дошло, что папа с мамой, рассказывая о чудесном крае, именуемом Ямайкой, создали ощущение непринуждённости и перевели тему на воспоминания о том, как в тёплых солнечных землях, подрастала общительная девочка Агата, которую ласковые, но строгие родители учили не только играть и носиться с детворой, но и языкам, истории, музыке. Наш гость, с удовольствием вкусивший прекрасных вин и сделавшийся разговорчивым, поведал о младенческих и детских годах всё ещё юного царя, которого тоже учили понемногу чему-нибудь и как-нибудь, не углубляясь особенно в занудливые тонкости, дабы у мальца оставалось достаточно времени на проявление склонности к подвижности и любознательности — взрослые болтали о детях с обычным для них умилением. Помянули и царевну Софью, которая в учёбе была заметно прилежней и настойчивей — постигала многая премудрости у человека учёного и авторитетного, назначенного к ней в учителя. Борис Алексеевич старше нынешней самодержицы считанными годами — её отрочество совпало с его юностью и началом придворной карьеры. Гость очень выпукло нарисовал образ заметно отличающейся от своих многочисленных вялых и болезненных братьев и сестёр живой и любознательной девочки, которая стремилась выучиться и помогать папеньке-царю Алексею Михайловичу в делах государственных. Ведь отец её, хоть и был прозван Тишайшим, и в военные походы армии водил небезуспешно, и преобразования внутри государства начинал. Что уж там во благо было, что во вред, теперь и не поймёшь — помер государь, дел до конца не доведя. А правивший вслед за отцом брат Софьи Фёдор к проведению изменений в стране рьяности не проявил. Да и кому охота лаяться с боярами, которые и есть опора трону? И их имеющееся положение вещей устраивает. Папенька с маменькой проявляли всяческую заинтересованность, поскольку имели дело с важнейшим источником информации — человеком из верхних эшелонов власти, увлёкшимся отличными винами. Мы напряженно усваивали информацию, мало отвлекаясь на общение младших сестёр и Рисовальщицы с будущим Петром Великим. И только, когда среди подростков пошла речь о том, как Софи порвала задницу недобросовестному французскому покупателю, родители вспомнили, что детям пора спать. А то как-то они чересчур разошлись, перестав проявлять пристойную встрече на столь высоком уровне сдержанность. Глава 36. Большие дяди и маленькая девочка Мы оказались в несколько неопределённом положении. С одной стороны, после бесплодного хождения по инстанциям, именуемым нынче "приказами", удалось выяснить, что подавать челобитную нужно царевне при её выходе к народу. С другой — так дело повернулось, что это самое прошение удалось вручить прямо в руки, да ещё и убедиться — главное лицо государства с его содержанием ознакомилось. Даже вопросы уточняющие задало это лицо. Это, между прочим, просто запредельно высокая честь для каких-то никому неведомых приезжих. С третьей стороны стало окончательно ясно — воевода архангельский направил нас сюда в качестве диковинок, чтобы потешить и собственное прямое руководство — царевну, и свою высокопоставленную родственницу — двоюродную сестру и вдовствующую царицу в одном лице. Поверх этого накладывается интерес к нашей пушечке, посредством которой столь успешно были лишены парусов неприятельские корабли. Словом, ситуация непрозрачна. А мы остаёмся в подвешенном положении под колпаком у сильных мира сего, которым наши надежды и чаяния глубоко по барабану. К такому выводу пришёл семейный совет Корнов, проведённый в несколько расширенном составе. Заодно и план действий наметили, пока не выяснится, примут в отношении нас какое-либо решение, или забудут из-за более важных дел. Второе наиболее вероятно, но требует некоторого времени — нам же не доложат, что уже позабыли! И его, это самое время, следует провести с максимальной полезностью — собрать сведения, имеющие для нас стратегическое значение — тут, всё-таки столица, где много людей, немало знающих. Основные направления — знакомство с соседями по Кукую и болтовня с ними обо всём на свете. Этим займутся старшие. Ну и хождения по торговым местам — нужно, наконец, прояснить, откуда здесь берутся металлы? Потому что без них нам тут будет кисло, ведь созданное длительными трудами техническое превосходство без них реализовать не удастся. Машиностроение — металлоёмкая отрасль. Здесь уже потрудятся младшие. * * * Немецкая слобода или Кукуй — это загородная деревенька почти сплошь застроенная деревянными домами, хотя и каменные постройки встречаются не так уж редко. Большинство её обитателей — люди военные, отправляющиеся по утрам к местам службы. На санях, верхом или пешим порядком — путь на Москву отсюда недалёк. И башни кремлёвские видны, и колокольни. Стайка девочек, одетых снегурочками, ничего особо примечательного из себя не представляет. Ну в приталенных шубках, ну в отделанных мехом шапочках. Так подобным образом одеваются сейчас в холодную снежную пору многие девицы из зажиточных семей. Выпорскнули из саней и рассыпались по торжищу. По лавкам ходят, прицениваются, расспрашивают о происхождении товара. Что без мужского сопровождения? Да кто ж их, этих немцев поймёт? Может, они в меховых муфточках кистени носят? Вон, когда крицу разглядывали, засапожником её поцарапали. С другой стороны тут практически под стенами кремля не особо-то озоруют — стража ходит и за порядком присматривает. Опять же, пока эти малявки не заговорят, признать в них чужестранок не получается. А вязаться к местным девчатам не каждый отважится — заступиться за своих может любой. И кто в этой толкучке кому кем приходится — разве угадаешь! * * * Вечером обе разведгруппы обменялись полученными сведениями. Более всего озадачило нас положение иностранцев в России. Их и желают здесь видеть, и побаиваются слишком много им доверять — чужие они, иноверцы к тому же. Не православные, одним словом. — Я покрещусь по православному обряду, — вдруг заявила Мэри. — Не прямо сейчас, но уже скоро, — с девицей всё понятно — за Ивана замуж собирается.