Глава 56. На край света — Никак у меня из головы не уходит этот Кольский острог, — сетовала Мэри, потчуя нас с Софи красной икрой, которую мы намазывали поверх сливочного масла на ломти белого каравая. И запивали настоящим чаем с настоящим сахаром. Чай привезли из Соликамска — китайский. Масло из Костромы. Пшеница откуда-то из Поволжья. Или орловская. Сахар с Ямайки. Мы сейчас находимся в одном из важнейших узлов торговых путей России — Архангельске. Раз уж к слову пришлось, добавлю — хранение икры в стеклянных банках Консуэлла давно отработала. Поморы все добытые "рыбьи яйца" свозят прямиком сюда на корабельный двор уже в упакованном виде и получают за это плату. Почему именно к нам? А больше негде им взять резиновых прокладок, которые служат только один раз. Да и банки тоже привозные, из Англии — наш четырёхпинтовый стандарт в два с четвертью литра. Сами-то банки вместе с икрой уплывают в центральные области России, откуда возвращаются уже с чёрной икрой, после чего безвозвратно уезжают в Европу. Никак не удаётся исключить из деятельности коммерческую компоненту — таковы нынче люди вокруг. Те же шкурки носителей ценного меха наши лодочники скупают попутно у охотников. А потом свозят на наши дворы или просто продают, если встретится покупатель, который даст хорошую цену. Что удивительно, хотя деньги на приобретение пушнины тратят свои — выручку отдают хозяину. Нам с Софочкой. Это тоже часть нынешней мировоззренческой модели тех "людишек", кто считает себя нашими. Возможно, не все и не всё отдают — кто же за этим уследит! Однако деньжищи приходят огромные. Народу что? Казармы лодочных дворов так нравятся? Или кормёжка? А, может быть, выдача спецодежды и обуви? Или народ столь высоко ценит прикаянность и востребованность? Или пришлась по душе жизнь в нормально организованном окружении? Не знаю. Не доктор. Заметил только, что на треуголках "людишек моих" на левом "прищепе" у всех появилась круглая бляшка-пуговица из белого блестящего металла с буквой "С". Как я понимаю значение сего символа — софочкин человек. Нынче, когда похолодало, и народ переоделся в ушанки, эта бляшка заняла место кокарды. Пусть их. Если желают, нехай носят. Так что там про тот острог Мэри говорит? — Понимаешь, Софи! Горло Белого Моря — непростое место в навигационном отношении. Если ветер встречный, то обычному паруснику его не пройти. Иногда суда неделями ждут милости Эола. Ты могла этого не заметить, потому что мы сюда добрались, уже будучи готовыми идти очень круто к ветру, отчего ширины пролива было достаточно для лавировки под косыми парусами. Но наши новинки пока большинством мореходов не подхвачены. А осенью купцы могут досидеть до того, что с севера нанесёт льдов. Тогда или вертайся в Архангельск, или вмерзай там, где придётся, — продолжила рассуждать Мэри. Соня ободряюще кивнула, давая понять, что ждёт продолжения. — Понимаешь, у нас образуется прорва смолы и поташа, которые можно отвезти в ту же Испанию и поменять там на медь. — Поташ-то откуда? — не понял я. — Топим мы худым древесным углем, что остаётся после выгонки скипидара. В золе этого карбоната калия много — бабы, что щёлок делают, приметили, будто намного больше обычного. Стали разбираться и смекнули — в газах, уносимых пламенем, этого карбоната улетает очень много, а при тлении он весь остаётся в золе. Кстати, в золе, что из кузниц, поташа тоже мало из-за дутья. — Ну ладно. Возить в Испанию. Причём тут Кольский острог и горло Белого моря? — Так из Мурмана возить ловчее. Хоть круглый год приходи и уходи. Только вот дорога до него реками не проста. С одной стороны целая цепь озёр, между коими имеются протоки и из которых вытекают реки, ведущие куда надо. С другой — реки эти местами очень быстрые, да ещё и с перекатами и порогами. — Сама бегала смотреть? — заинтересовалась Софи. — Практикантов послала с проводником из местных. Они-то, тамошние, ходят этим путём, но большого груза возить не любят. То есть проход водой от Кольского острога до Кандалакши имеется, однако, чтобы наладить грузовое сообщение, нужно крепко потрудиться и солидно вложиться. — А ещё нужно убедить тех же голландцев или англичан приходить не сюда, а туда. А русских купцов — тащиться втрое дальше непонятно зачем. Не выйдет. А самим — "Агата" в Архангельск не каждый год приходит, а "Энтони" нынче вообще нарасхват. Да и нам он надобен — кто ещё привезёт те же металлы? — Есть уже судно своей постройки размером примерно с "Агату", — улыбнулась Мэри. — Иван его следом за "Зябликом" построил по сходной схеме, только что борта не стал разваливать и штевни второй раз наклонять. По Белу морю сейчас ходит, не сегодня, так завтра вернётся. "Селеной" его нарекли. И не надо так пучить на меня глаза — оба экипажа я полностью подготовила. Науки зимами в классах, а практика в навигацию на шхуне. "Зяблик" тоже должен с Мезени вернуться. Команды на них на обоих из одних поморов. — "Селену" чем вооружили? — Три мачты с косыми нижними парусами и прямыми марселями и брамселями. То есть, на бизани крюйсель и брам-крюйсель. Ну и кливера со стакселями в комплекте. — Ходила на нём? — продолжила расспрашивать подругу Софочка. — Нет. Муж не позволил. Непраздна я. — Вовремя ты управилась с подготовкой кадров, — встрял ваш покорный слуга. — Всё равно неспокойно себя чувствую, — смутилась "Марь Иванна", — маловато у парней опыта. А тут повеление от царевны Софьи пришло — возьми и завези её курьеров в Голландию поскорее. Не отказать и на весну не отложить — не дело нам с ней ссориться. Надеюсь, успеем. — Какие же это курьеры, когда вместо короткого пути посуху собрались вокруг Скандинавии бежать? — удивилась моя реципиентка. — Война нынче в Польше. Всё войско против османов вышло. Оттого на дорогах озоруют так, что даже посольства грабят. Наше-то великое не тронули потому, что оно и впрямь великое. Нынче через те земли без сопровождения драгунского полка соваться боязно. Так мне царевна и отписала. А посланцев в чужие руки отдавать нельзя. И послания ихние тоже. И оттягивать с этим не следует — путь, действительно неблизкий. — Когда про вооружение "Селены" спрашивала, то имела в виду пушки, — вернулся я к важному для меня вопросу, сообразив, что не иначе, как матпомощь везут юному царю. Небось, напокупал там диковинок. А то и целый корабль. — Трёхдюймовкой, как на "Энтони". Книппели к ней чудо как хороши. А что ещё нужно, чтобы уйти от пирата? Рубани по такелажу и смывайся. * * * "Энтони" привёз недобрую весть. Ричард Клейтон женился в Англии на какой-то тамошней графине, потому что его брак с Софи родственники признали неправильным. По их мнению, таинство венчания не может проводиться женщиной, к тому же, не имеющей соответствующего сана, который ей ни за что не получить, потому что баба. А тут подросла давно спланированная для него родителями невеста. Состоятельная, с положением в обществе, и собой недурна. Сонька рухнула в уныние и проявляла себя только для того, чтобы покормить Чарлика. Да, она отказалась от идеи привлечь к столь ответственному делу кормилицу, как заведено в эту пору среди благородных дам. В результате на посту оставался я. Прилежно питался и много двигался, чтобы наш один на двоих организм исправно работал. Задачи-то у нас, как ни посмотри, общие. Хозяйку же старался не тревожить, а радовать. Признаться, хорошего вокруг было достаточно — корабельный двор действовал без сбоев. Четвероклассники проводили много времени в химлаборатории, отдыхая в мастерских за изготовлением деревянных ходиков с маятником и приводом от гири. Металла для деталей механизма в них применялся только самый минимум. На верфи строились промысловые карбаса — малые, на четверых гребцов. И ещё я приметил в процессе сборки наши двенадцатитонные баржи без гребных колёс или моторов. Тупоносые и тупозадые, они явно предназначались для буксировки. Или толкания? И на носу, и на корме каждой просматривались элементы, намекающие на возможность сцепления последовательно. Ещё на стапеле завершалась постройка буксира. Не шестиметрового коротышки, а двенадцатиметрового с колёсами выше человеческого роста — явный возврат к классике и вынос оси подальше от уровня воды. Так на этом буксире тоже и нос и корма тупые, а колеса на середине длины. Напробовались, наконец-то новинок. Я нарочно не порицал самовольств, тем более, что уследить за ними был не в состоянии: практика — критерий истины. А шишки людям нужны не меньше, чем ягодки. * * * — Это руда, из которой вогулы выплавляют медь, — объяснял мне взрослый уже школяр. — По описанию процесса, с их слов положенного на бумагу, не очень понятно, как проходит извлечение металла. Яма, уголь, дутьё, лепёшка в куче мусора и шлака. Я начал с прокаливания в тигле. В закрытом горшке всё спеклось в комок, масса которого не сильно отличалась от исходной. А в открытом масса изменилась заметно. Но главное, вонищи было немеряно. Я, как это приметил, вспомнил, что вогулы руду в кострах обжигают. То есть при обжиге с воздухом проходят химические превращения, а при простом прокаливании особо сильных изменений состава объективными методами не фиксируется. Я благосклонно кивнул, давая понять, что жду продолжения. — Ну, тогда стал прокаливать в закрытом тигле, подавая в него воздух через трубочку, а получающийся газ через другую трубочку собрал над водой в перевёрнутом сосуде. Так массы у меня шибче не совпали. Вроде как пропало что-то, а это противоречит закону сохранения. На всякий случай взвесил воду — потяжелела она. То есть газ растворился и увеличил плотность, а лакмус показал кислоту. Но не такую, как купоросное масло — слабее. — Газообразный окисел серы! — догадался я. Дело в том, что про получение серной кислоты в школьном курсе был целый урок. Но очень давно и запомнившийся мне не во всех деталях. Там газообразную окись серы растворяли в воде и ещё обращали внимание что, в зависимости от того, сколько атомов кислорода присоединит к себе сгоревшая сера, кислота получается или сильной, серной, или слабой, сернистой. Я как раз из этого примера и запомнил, что у серы бывают разные валентности. — Попробуй сильнее нагреть тигель перед началом подачи в него воздуха. Ну и сам воздух пускай медленней, чтобы он дольше оставался в горячей руде. Сейчас очень важна именно кислота. Хотя, ты ведь и медь извлёк из прокалённого остатка? — Извлёк. Нагревая с толчёным углем. Судя по плотности, чистую. После выдержки расплава в железном стакане она не расслоилась, только немного шлака всплыло. Что дальше делать? — Ты Ивану об этом рассказал? — Рассказал. Он велел всё подробно описать и отправить Гарри. — Молодец Иван. И ты молодец. Всё правильно делаете. Зачем мне требуется кислота? Для начала доложу, что именно с кислоты начинается химическая промышленность. Её пока нет, этой промышленности, но пора начинать организовывать. Тут вот какая интересность. Экспериментаторы в области мыловарения получили глицерин, который ума не приложу где использовать, кроме как для косметики. И ещё они выделили стеарин, для извлечения которого требуется серная кислота. Без стеарина мы тоже легко обойдёмся, когда доберёмся до нефти и наладим её перегонку. Но в той же череде так и не постигнутых мною превращений жира во всякие разности присутствует ещё и солидол — густая смазка, которой до сих пор мы не располагали. Дальше всё просто: людям нужна кислота, люди делают солидол. Кто я такой, чтобы препятствовать? Тем более, что разбираться в деталях мне решительно некогда — общую бы картинку из виду не выпустить! Понимаю только, что для получения густой моторной смазки нужна серная кислота, для которой требуется медная руда. * * * Трёхмачтовая "Селена" вошла в Северную Двину буквально на второй день после прибытия "Энтони". Капитан отчитался, что всё на ней в исправности — хоть прямо сейчас в Европу иди. И посмотрел на нас с Мэри, как будто спрашивая, есть ли для него груз. — Поташ? Смола? — обернулась к подруге Софочка. — Пряжи ещё пеньковой накопилось поламбара, — припомнила Марья. — И рогожные мешки из-под зерна горой лежат. Да и мёд с воском в небольшом количестве, пиломатериалов сколько-то соберём. Есть, чем наполнить трюмы. Порожняком не пойдёт. Одна незадача — море вот-вот замёрзнет, — продолжила она мысль. — Только сомнения меня гложут — Василий молодой совсем. В смысле — опыта у него мало. Не бывал он в европейских землях капитаном, а там и зимовать придётся. — Давай я с ним схожу, — вскинулась Софочка. — Тошно мне на месте сидеть да кручиниться. — Мне бы саблю да коня, да на линию огня, — поддержал я реципиентку шуткой из моего времени. — Хочу терзать, — завершила мысль Софочка, — так хочу, что от этого у меня молоко может скиснуть, и Чарлик станет голодать. Так что завтра нас тут уже не будет. Объявляй погрузочный аврал. Хочу апельсинов, а сюда их не привозят. Вот и вытряхнулась моя хозяюшка из уныния. Я уже чувствую растёкшуюся по всем её жилочкам дрожь нетерпения — пройти по морю на трёхмачтовом паруснике, который обещает быть неплохим ходоком. Его же Иван строил. Видевший кое-что на английских верфях, участвовавший в "поправлениях" куттера, сам ходивший в каботажных плаваниях на "классике". Иван, проштудировавший "Доктрину Морской Архитектуры", вышедшую из-под пера самого Энтони Дина, и построивший в корне противоречащий этой доктрине "Зяблик". Глава 57. В полярных водах Как ни спешили со сборами, вышли только утром следующего дня с рассветом. Ночь прошла в бумагомарании — разросшееся на полстраны хозяйство требовало пусть и не управления — на местах сами с усами, то хотя бы координации и понимания, чем занимаются остальные. А я на время Софочкиного ухода в себя эту сторону упустил совершенно — ну вот не моё это дело — администрирование. Да и погрузка заняла больше времени, чем думалось, хотя готовились загодя — потому что и судно далеко не крошечное, и товаров нашлось немало кроме тех, о которых Софи знала. Поверх поташа, пеньковых ниток и смолы загрузили и мёд, и воск, и непряденную пеньку тюками, и много ещё чего разного понемногу — грузоподъёмность "Селены" больше двухсот тонн. А, собственно, причина нашего вояжа — всего-то два хмурых здоровяка в мундирах Преображенского полка с увесистым сундуком — поместилась в одну каюту. Пока отчаливали и выходили в море, я постарался уйти в отключку — хозяюшка кормила Чарлика. Потом, когда она насильно вернула меня к действительности, пришел помощник капитана с парой матросов — принесли одежду для выхода на верхнюю палубу — меховые штаны на матерчатых лямках, того же материала куртки и колпаки как у Робинзона — всё из нерпы. Варежки, шарфы и сапоги из "рыбьей кожи", пахнущие касторкой. Настоящее полярное обмундирование, потому что даже портянки суконные в комплекте. Примерка, облачение и, оставив сыночка под присмотром нянь, моя реципиентка выбралась на палубу. Тут реально свежо — ровный влажный ветер студит лицо, отчего прикрывающий подбородок и щёки шарф совсем не лишний. Судно движется левым галсом, отчётливо наклонившись в сторону подветренного борта. Справа отчётливо виден берег, припорошённый снегом. В набегающих на него волнах покачиваются льдинки. Тоненькие, прозрачные, они видны только в зрительную трубочку. Зато море пока чистое. Свинцовое небо без единого просвета, умеренное волнение и очень плавная килевая качка скромной амплитуды. Оценив обстановку выпуклым морским глазом, Софи принялась за осмотр нашего дома на ближайший месяц — быстрее нам до Амстердама не добежать. В горячке сборов как-то не до этого было. Острый, плавно сбегающий к окончанию нос, увенчанный умеренной длины бушпритом. Линия борта, изогнувшись перед фок-мачтой, идёт прямо до самой кормы. Мачты прямоугольного сечения — пустотелые — почему-то лишены реев, хотя в нужных местах наблюдаются некие конструкции для их крепления. И еще в стенках мачт видны скромных размеров круглые иллюминаторы. Все три основных паруса бермудские. Их верхние окончания подняты почти до вершины мачты, где наблюдается короткое расширение мачтового "дерева". Не иначе — "воронье гнездо" — место для наблюдателя.