– Тоже мне трагедия, – отмахнулась я. – Это такой шлюхе, как ты, все равно, кто на ней верхом скачет… – Он засмеялся, но смех резко оборвал. – Знаешь, без тебя скучно. Ага. Я даже запил от тоски. Поэтому и решил: ни хрена они тебя не получат. – Я должна в это поверить? – усомнилась я. – Детка, очень скоро тебе станет стыдно за эти слова, впрочем, такое может произойти лишь в том случае, если бы хоть капля совести на двоих у нас все-таки осталась. – Ты так и не сказал, что мне делать, – вздохнула я. – Ждать, радость моя, авось чего-нибудь и дождемся. Он опять исчез на неделю, не звонил и не появлялся. Я уничтожала запас консервов и строила планы один нелепее другого, но так и не решилась покинуть дом. Поначалу ожидание казалось невыносимым. Но дни шли, и я начала успокаиваться. Возможно, это последние дни в моей жизни, так что спешить ни к чему. Я читала, по утрам подолгу делала гимнастику, жалея, что не могу прогуляться по двору, иногда танцевала, напевая что-то. Застань меня Ник за этим занятием, наверняка бы решил, что я спятила. Я размышляла о своей жизни и пришла к неутешительному выводу: все, что сейчас имею, я создала своими руками. А что я имею? Неразрешимые проблемы и полное отсутствие перспектив, вот что. Какой-то умник сказал: характер человека – это и есть его судьба. Выходит, мой ни к черту не годится. К концу второй недели в оглушительной тишине дома раздались телефонные звонки. Дождавшись третьего, я сняла трубку. – Трам-тарарам! – заорал мне в ухо Ник. – Дальше вступают литавры. – Ты что, пьян? – вздохнула я. – Трезв, и это сильно меня беспокоит. Предлагаю напиться. Гром победы раздавался… как там дальше, сучка ученая? – Не помню, – ответила я, не зная, что последует за этими словами. – От тебя никакого толка, – пожаловался Ник. – Радость моя, враги повержены, победа за нами. Ден пошел на мировую, он больше не жаждет твоей крови. В это было невозможно поверить, вот я и не спешила. Ник затих, выжидая, потом позвал: – Эй, ты там что, умерла от счастья? – Может, ты перестанешь валять дурака и… – Перестал, – вздохнул Ник. – Я совершенно серьезен. Хоть сейчас возвращайся домой, живи долго и с удовольствием. У Гадюки Дена нет к тебе претензий. – И я должна в это поверить? – Почему бы и нет, раз я поверил? По-твоему, я здесь только пьянствовал? Ничего подобного: пока ты прохлаждалась в моем доме, папуля ковал наше общее счастье. Слушай, даже обидно, неужто ты сомневалась в нашей полной и безоговорочной победе? Скажи, что сомневалась, и получишь в зубы. – Я в тебя верила, – вздохнула я. – И не зря. Ладно, к вечеру приеду, будь готова. Заключишь меня в объятия. Пока. – Ник… – позвала я. – Да? – Хорошо, – сказала я. – Жду. Поверить в то, что Ден не имеет ко мне претензий, как выразился Ник, я не могла. Тогда что он задумал? Ден или все-таки Ник? Оставалось лишь гадать, а еще ждать Ника. Он явился часов в пять. Несмотря на заверения в полной и безоговорочной победе, выглядел он не лучше, чем в прошлый визит. Выходит, победа далась ему нелегко. Дурака валять на этот раз он был не расположен. – Переоденься, и поехали, – заявил он, бросив мне под ноги пакет с одеждой. В пакете оказались джинсы, рубашка и кроссовки. Вещи были новые, с размерами Ник не ошибся. Впрочем, он любил хвалиться, что знает обо мне все: какое белье я предпочитаю, и какие мысли кружат в моей голове. Иногда он, в самом деле, мог удивить. Я нервничала, не зная, чего мне ждать. Нику я не верила. Возможно, неподалеку от дома нас поджидают люди Дена, хотя свое убежище Ник не захочет засветить, так что, скорее всего, произойдет это в другом месте. Я застегнула джинсы под нетерпеливым взглядом Ника, пытаясь отгадать его мысли. Может, оттого, что нервничала, и сказала: – Все впору. Приятно, что ты так внимателен. – Такой пустяк, дорогая. Я давно оделась, пора было уходить, я беспомощно оглядывалась, тянула время. – Нервничаешь? – усмехнулся Ник. – Есть немного. – Я заметил. Поехали. – Минуту, вымою руки. Я вошла в ванную, достала спрятанный там пистолет, сунула его за пояс джинсов. Ник ждал в холле. Когда я поравнялась с ним, он схватил меня за плечи, привлек к себе и поцеловал. – Пушку ты прихватила зря, – сказал с усмешкой. – Можешь оставить ее, если тебе так спокойнее. Я не собираюсь тебя сдавать. Когда, черт возьми, ты научишься доверять мне? – Когда рак на горе свистнет, – буркнула я. – Ты сам-то кому-нибудь веришь? – Нет, конечно. Но твое недоверие почему-то обидно. Машина Ника стояла во дворе, он устроился за рулем, распахнув передо мной дверцу. Ворота открылись, и мы выехали. – Может, все-таки объяснишь, как тебе удалось с ним договориться? – спросила я. – Не твое дело, – отрезал Ник, и стало ясно, что задавать вопросы бессмысленно. – Главное, что договорился. Правда есть условие. Я усмехнулась: – Разумеется. Как же без этого. – 'Завязывай скалиться, – лениво сказал Ник. – Какое условие? – Пустяковое. Он хочет тебя видеть. – Кто? – не поняла я. – Твой дружок Ден. Должно быть, соскучился. Я не против того, чтобы он полюбовался твоей рожей. Поэтому сейчас мы едем к нему в больницу. – Ты спятил, – помедлив, сказала я. – Нет. Он хочет на тебя взглянуть, только и всего. – Я не поеду, – потянувшись к дверной ручке, сказала я. Ник, не поворачиваясь, ударил меня, и я поняла, что все это время он был в огромном напряжении и едва сдерживал нервозность. – Значит, все-таки… – начала я, но он перебил: – Ден дал слово. Не помню случая, чтобы он его нарушал. А потом… выбора-то все равно нет. – Ник повернулся ко мне и подмигнул. – Я сказал, что привезу тебя сегодня. А он обещал, что после этого ты отправишься домой. И никаких взаимных претензий. – Только идиот мог поверить в такое, – покачала я головой. – Завязывай хамить папе, я замучился тебя колотить, пользы от этого никакой. В утешение могу сказать: если он нарушит слово, я сам его пристрелю. – Моя признательность не знает границ. – Уверен, у тебя еще будет возможность выразить ее не раз и не два. – Не могу разделить твоей уверенности, – ответила я. отворачиваясь к окну. Я наблюдала за прохожими на улице, кусая губы. Попытаться выпрыгнуть из машины? Вряд ли Ник мне это позволит. Если он обещал привезти меня в больницу, значит, сделает это. Я подумала о пистолете. Я могу пристрелить этого сукиного сына. Хотя вряд ли. У него отличная реакция. То, что он не отобрал у меня оружие в доме, сбивало с толка. Неужели он верит слову Дена? Впрочем, он сам сказал: ничего другого не остается. Ясно, что это западня. Больницу я покину в компании головорезов Дена. – Кончай психовать, – тихо сказал Ник. – Не то и я начну клацать чубами. – Трудно вообразить подобное. – Много ты знаешь. Он свернул в переулок, здесь находилась больница. Сюда привезли Павла, после того, как Ден стрелял в него. Я невольно поежилась от накативших воспоминаний. Еще раз оказаться там, среди белых стен и давящего чувства безнадежности, было выше моих сип. – Его перевели в палату, четвертый этаж. Пушку оставь. Охрана ее все равно отберет. Я протянула ему пистолет. Ник сунул его под сиденье. – Топай. Я вышла и, не глядя на него, захлопнула дверь. Сунув руки в карманы, поднялась по лестнице. Внизу, возле раздевалки, толпились люди, пришедшие навестить близких. Я прошла к лифту. Пока он, поскрипывая, спускался вниз, я думала о том, что могу сбежать. Здесь полно дверей. Пока еще могу. Ник наверняка успел позвонить, и меня ждут. У меня есть полминуты. Или уже нет? Двери лифта разъехались в стороны, я вошла и нажала кнопку четвертого этажа. Цифры на табло сменяли одна другую. Лифт замер, двери открылись, и я вышла в холл. Медсестра за стойкой раскладывала таблетки по ячейкам с фамилиями пациентов, подняв голову, равнодушно взглянула на меня. – Миронов, в какой палате? – спросила я. – Денис Миронов.