Я развернулась обратно к Коннору. — Я не могу его себе позволить! — Ну, технически, можешь. Он говорил о подарке в пятьдесят тысяч долларов. — Я не хочу тратить деньги на платье, которое не смогу никуда надеть… — Ты наденешь его на ужин. — Но… — И, кроме того, я его покупаю, не ты. — Нет. Он нахмурился. — Да. Я стиснула зубы. — Ты говорил, что ненавидишь, когда женщины вечно ходят по магазинам, тратя твои деньги. — Во-первых, я имел в виду, что они хотели ходить по магазинам без меня. Во-вторых, технически, я хожу за покупками с тобой, на что другим женщинам было плевать, как только я доставал кредитку. И в-третьих, могу сказать, что ты действительно не горишь желанием заниматься покупками, так что к тебе никаких претензий. Я посмотрела на него с грустью. Он смотрел на меня так, словно не мог понять, что происходило в моей голове. — Почему тебя это так сильно беспокоит? Я обняла себя руками, как будто замерзла. — Не знаю… просто… я не привыкла к такому. Купить платье стоимостью две тысячи долларов всего лишь для ужина… сколько же тогда будет стоить ужин?! — 12,99 долларов. Отменные ребрышки в закусочной со шведским столом. Я топнула ногой и взглянула на него сердитым взглядом, говорившим Ты можешь быть серьезным? Он скорбно улыбнулся и покачал головой. — Просто наслаждайся, Лили. Наслаждайся моментом и не беспокойся о цене. — Я не могу. Для меня это слишком много денег, даже если для тебя это пустяки. — У нас есть платье вашего размера, — сказала продавец, подойдя к нам. Не глядя на нее, Коннор поднял вверх указательный палец. Его взгляд был прикован ко мне. — Оставьте нас на минутку? — Конечно, — ответила она и исчезла на заднем плане. — Ладно, на мой взгляд, есть несколько вариантов, — сказал Коннор тихим, безразличным голосом, глядя мне в глаза. — Первый — ты отчаянно пытаешься быть непохожей на других женщин, с которыми я был. В этом случае… — Просто не хочу… — я постаралась вставить слово. — Дай мне договорить, — продолжил он, нежно, но твердо. — Если дело в этом, то миссия выполнена. Поверь мне, я не считаю, что ты охотишься за моими деньгами. И я также знаю, что это не показуха. Ты переживаешь, что я подумаю, что ты используешь меня. Я так не считаю. — Думаю, даже больше того, ты волнуешься, что на самом деле используешь меня ради моих денег. Может, подсознательно. Если проблема в этом, тогда знай: наслаждаться хорошими вещами — не преступление, Лили. Мне повезло. У меня много хорошего в жизни, но оно ни черта не стоит, если я не могу разделить это с кем-то, кто мне дорог. Я хочу, чтобы ты получала удовольствие от того, что я могу тебе дать, потому что мне нравиться тебе это давать. Отчасти потому, что ты первый человек, которого я когда-либо знал, кто так отчаянно пытался бы убедить меня, что тебе нужен именно я, а не то, что я могу дать. Я уже это знаю. Так что перестань волноваться об этом. Я немного расслабилась. — Это не вся… — Я еще не закончил. Я также считаю, что тебя смущает богатство и дорогие вещи в целом. Во-первых, потому что ты не привыкла к ним, все это для тебя в новинку. Это как быть брошенным в чужой стране, где все по-другому, и ты еще не адаптировалась. Я слегка склонила голову на бок. — …Типа того. — Но более того, ты считаешь, что не должна наслаждаться этим, потому что прекрасно понимаешь, что другим людям повезло в жизни намного меньше. Всего лишь несколько дней назад ты испытывала трудности и знаешь, что есть люди, которым живется еще хуже, чем жилось тебе, и тебе кажется, что заплатить две тысячи долларов за платье — это неправильно и расточительно, потому что этими деньгами можно было бы помочь тем, кто нуждается в них больше, чем любой из нас. Я вздохнула. — …Да, пожалуй. — Ладно. Я не стал вдаваться в подробности, потому что не люблю хвастаться… — Неужели! Он усмехнулся. — О некоторых вещах, возможно. — Затем он снова стал серьезным. — Но не об этом, хотя сделаю это сейчас, чтобы доказать свою точку зрения. Все компании, которыми я владею, входят в список пятисот крупнейших мировых компаний с самой большой долей благотворительных пожертвований. И я говорю не о концертных залах или художественных музеях, или других благотворительных программах для богачей, которые ты можешь назвать. Я говорю о чистой воде для развивающихся стран, о школьных программах в Африке, о стипендиях для самых нуждающихся детей в Америке. И это только мои компании. У меня также есть благотворительный фонд, в который поступает двадцать процентов всех моих доходов, каждый год — на все перечисленные мной цели, не говоря уже о медицинских исследованиях, поддержки организации «Врачи без границ» и помощи пострадавшим от стихийных бедствий по всему миру. Все эти цели замечательные, и я горжусь, что могу быть полезен. Но это не значит, что я собираюсь надеть власяницу и питаться фасолью с рисом всю оставшуюся жизнь. У меня есть деньги, и я собираюсь наслаждаться ими. Да, я расходую их на благие цели, но я не собираюсь отказывать себе в удовольствиях, когда хочу. Может, я и не святой, но могу сказать тебе следующее: я приношу гораздо больше пользы для большего количества людей, нуждающихся в помощи, чем самозванцы, распекающие меня относительно моего образа жизни, и я собираюсь получать удовольствие от того, что имею, пока у меня это есть. Когда они начнут жертвовать сотни миллионов долларов в год, каждый год, тогда пусть и высказывают свои претензии мне. Мне стало не по себе, что я затронула эту тему. — Я не собиралась читать тебе нотации о… — Что приводит нас к последнему вопросу: я думаю, в глубине души тебя это чертовски пугает, потому что ты не чувствуешь себя достойной. Что ты, Лили Росс, не заслуживаешь носить такое дорогое платье. Что, в каком-то смысле, ты его недостойна. Меня слегка передернуло, словно я дотронулась до электропровода. То, что он сказал, задело меня. Задело сильнее, чем я хотела бы признать. — И это полнейшая чушь, — продолжил он. — Я встретил тебя, выполняющую невероятную работу для начальника, который обижал тебя, для компании, которая не поддерживала тебя или не ценила тебя за то, что ты делала для них. Но ты оставалась на этой должности по какой-то причине, которая, я полагаю, является чрезвычайно опасной комбинацией низкой самооценки, желанием угодить другим себе в убыток и мысленным настроем, что ты не должна задавать вопросов или оказывать сопротивление вышестоящему руководству. Ты должна избавиться от всех этих комплексов. Ой-ой. Ой-ой-ой. — Я поставила Клауса на место, — ответила я в свое оправдание, хотя получилось немного угрюмо, потому что я знала, что он скажет дальше. — И это было здорово, но ты сделала это, потому что тебе нечего было терять. — Кроме самоуважения, — заметила я. — И я восхищаюсь тем, что ты сделала. Но в следующий раз сделай это в первый день работы, а не в последний. На самом деле, сделай это во время собеседования при приеме на работу и установи некие границы с самого начала. Я сердито посмотрела на него. — Прошлым вечером я не дала тебе того, что ты хотел. Он широко улыбнулся, и на мгновение, я подумала, что он собирается съязвить насчет пятидесяти тысячах долларов и сказать: «Не-не, ты сделала это». Но он этого не сказал. — Да, я заметил, что, похоже, являюсь главным исключением из твоего правила, — сухо ответил он. — Ты постоянно бросаешь мне вызов, ты определенно не стремишься угодить мне в убыток себе, и ты постоянно ставишь меня на место. Что заставляет меня верить, что в твоем случае еще не все потеряно. Я опустила взгляд, а потом застенчиво посмотрела на него. — Я угождаю тебе в определенные моменты, не беспокоясь о себе, — прошептала я. Он засмеялся, потом шагнул ко мне и поцеловал меня — обнял прямо там, в магазине одежды «Прада», перед Богом и людьми, и поцеловал меня. У меня перехватило дыхание. Когда Коннор наконец отстранился, он улыбался. — Да, угождаешь, — прошептал он мне на ухо, вызывая мурашки по всему телу. — Это правда. Я вздохнула. — Не думала, что, войдя в этот магазин, я подвергнусь психоанализу. — А я не думал, что мне придется играть роль психотерапевта, чтобы просто сводить тебя по магазинам.