Я купила бутылку воды и направилась в парк. Любое восхождение вознаграждается. Как минимум, роскошным видом, панорамой сверху, когда местность лежит, как на ладони. Поднимаясь всё выше, я оглядывалась на остающийся внизу город и, как ни странно, чувствовала облегчение. Словно всё, что со мной случилось в эти дни и раньше, при других обстоятельствах, всё, что носило негативный характер и тяготило, оставалось внизу, как осадок на дне сосуда. Ступенька за ступенькой, я не просто поднималась наверх, а будто становилась выше своего разочарования. На самом верху, на большой круглой смотровой площадке, это ощущение обострилось. Она вполне могла быть стартовой площадкой вертолета или дирижабля. Может быть, Гауди её так и задумывал, ведь парк был разбит по его планировке. Знаменитая мозаика «цветного» Гауди украшала и постройки, и потолки, и беседки, и каменные скамьи. Она разбивала моё сердце на мелкие части и тут же собирала осколки снова… На одном из домиков, придуманных Гауди, стремилась вверх высокая башня, увенчанная белым крестом, сверкающим на солнце: обложенный керамической мозаикой, он прекрасно отражал свет. Крест, похожий на маяк, приковывал взгляд. Из дома Гауди, где он в своё время жил, этот крест хорошо просматривался. Религиозному Гауди он, возможно, маяком и служил. Крест-не крест, цветок-не цветок, но символ божественной красоты – точно. Парк, выстроенный на пяти уровнях, украшали террасы, дающие тень и уединение. Необычные колонны казались сложенными наугад из камней неправильной формы, по принципу «замка на песке». Безусловный гений, Гауди оставался в душе ребёнком, непредвзято воспринимающим красоту мира. Наверное, благодаря этому качеству, он сумел восславить уникальность Барселоны. Он возвёл эту уникальность в превосходную степень, став душой города и её великой силой. Витая, змеевидная скамья по краю смотровой площадки – абсолютный шедевр смелости Гауди – завораживала. В чаши-углубления выгнутой формы помещались четыре-пять человек, хорошее число для компании, тогда как другие сидели на вогнутой части. Получалось, что народу-то полно, а никто друг другу не мешает, не попадает в поле зрения соседа. Если, конечно, специально шею не выворачивать. Недостаток тут был один – много туристов. Они отвлекали русскоязычной или многонациональной, громкой речью. Их поток с каждым часом уплотнялся, и я ушла по обрамлённой цветами дорожке в недра пышной растительности и села там на скамейку в тени. Увидев, что претендентов на изучение этого уголка мало, легла на спину и закинула ноги на спинку. За эти дни я исходила пол Барсы верой и правдой служившими мне ногами. Они просили пощады. Честно говоря, уже ничего не хотелось. Ни новых впечатлений, ни экскурсий, ни осьминога, ни-че-го. Хотелось найти место, где бы я, никому не мешая, могла просто лечь, расслабиться и уснуть. И спать, пока не надоест. Глядя через солнцезащитные очки на небо и кроны деревьев, я видела лицо Серёжи. С него не сходило выражение загнанной вглубь боли и отчуждения. Он не смотрел в мою сторону. Поэтому разглядеть лицо целиком не удавалось. Мне хотелось развернуть его к себе посмотреть в глаза и закричать: «Ты не один! Вот она я, рядом, вся с тобой. Улыбнись же мне! Давай не будем отчаиваться и опускать руки! Нельзя нам расставаться! Что нам обоим это даст? Ты сам говорил, помнишь? – «Мы выживем, если разлучимся, не умрем. Мы проживём. Другое дело – как? Что это будет за жизнь?» Ты абсолютно прав. Посмотри мне в глаза, мой хороший! Разве ты не видишь в них самого себя? Тебе не помогает моя любовь? Если ты позовешь меня, я всё брошу и полечу на твой зов, и буду там, где будешь ты, неважно, в каких условиях. Я ничего не боюсь и знаю, что человек мощнее, чем он сам думает. Давай перетерпим эту муку, но не разведём сцепленных пальцев! Останься со мной на расстоянии, ты всё равно всегда во мне. Я ощущаю твоё дыхание! Не уходи в себя, не уходи от меня! Не отходи даже на лишний шаг – там пропасть… Мы друг без друга – другие, не те! Да это просто не МЫ, а наши блеклые клоны, без шансов на выживание. Люби меня, как любил все эти четыре года, мне невыносимо без твоей любви…» Я лежала и беззвучно плакала. Но – как ни странно – обращение к нему помогло. Мне помогало то, что я перестала на него обижаться. Общеизвестная сентенция о том, что мы нужны нашим близким сильными, находила своё подтверждение. Пока я выла и протягивала к нему руки, толку не было никакого. Он раздражался и скрипел зубами. Но стоило мне заговорить с ним мысленно с позиции человека, который «держит удар», как всё стало меняться в лучшую сторону. Причем, прежде всего во мне самой. Я начала крепнуть и меньше курить. *** Марко позвонил, как обещал. – Ну, что, пошли сегодня смотреть фонтан? – Нет, спасибо, сегодня я уезжаю. – Жалко. Но ты ведь ещё приедешь? – Думаю, да… – Позвони мне, как будешь здесь, обязательно! – Договорились. Я совершенно не хотела видеться с Марко. Молодой, пылкий, потентный – ну и что? Наверное, я подспудно стыдилась того, что курила марихуану и под её воздействием потеряла контроль над ситуацией. Или меня смутил откровенный подарок. А скорее всего – ни то, ни другое. Просто мне хотелось другого мужчину – любимого, желанного во всех отношениях… Я представила, что он всё-таки прилетел. Прилетел вечером, около семи. Не давая мне знать, приехал в центр Барселоны, справедливо полагая: как и любого впервые попавшего сюда, искать меня нужно не на задворках. Ещё находясь в аэропорту, он позвонил в отель и забронировал роскошный номер с окнами в тихий двор. Забросив чемодан в номер, быстро принял душ, переоделся и вышел на улицу. Романтик в душе, он хотел бы пойти наугад и выйти мне навстречу из толпы, чтобы увидеть, как загорятся зелёным светом мои глаза. Загорятся подобно тому светофору, открывающему путь в нашу совместную жизнь. Хотел увидеть на любимом лице удивление, равное шоку, а потом – восторг… Женщина должна восторгаться своим мужчиной. Только так она сможет ощутить себя созданной из его ребра. А это и есть предпосылка женского счастья… Сергей хорошо знал психологию. И точно чувствовал природу женщины, ставшей несколько лет назад его мечтой. Такая не потерпит рядом с собой слюнтяя, неспособного на подвиг во имя любви. Она ведь – идеалистка, в хорошем смысле. Поэтому – только сюрприз. Будучи хорошим стратегом, он решил всё-таки уточнить её координаты: город большой, можно искать друг друга до утра. Он набрал номер её мобильного: – Привет! – Здравствуй! Я ждала… – Знаю. Но… – Что, сегодня никак? – Да, заминка. Не переживай. – Не буду. Я изучаю пока город. Потом вместе пойдём… – А где ты сейчас? – Иду по большой площади, где Рамбла начинается, названия не знаю, там два фонтана… Посидеть хочу, передохнуть. – Здорово. Ну, гуляй, радуйся. Энжой, как говорится… – Так завтра? – Думаю, да. Целую. – Целую… Береги себя! Он раскрыл план города. Площадь, где любимая женщина находилась, называлась Каталония и была в трёх минутах ходьбы от его местоположения. Он пошёл туда. Скамеек рядом с фонтами было много. Он стоял в тени дерева и рассматривал толпу. Туристы и прохожие, по-летнему пестро одетые, меняли картинку по принципу калейдоскопа. Но Сергей увидел её и узнал издалека. Она сидела по левую руку от статуи «Богиня» и смотрела перед собой. Не изменилась, хотя они не виделись четыре месяца. Милая… Он решил подойти сзади и закрыть ей глаза руками. Нет, может испугаться. Надо, чтобы она встала и пошла, тогда он выйдет ей навстречу – оптимально. «Встань! – попросил он её, глядя ей в затылок. – Я тебя прошу». Она посмотрела в сторону, словно её окликнули. И вдруг встала! Опустив голову, глядя себе под ноги, она шла в направлении перекрестка. Вот он, шанс на светофор! Переходя улицу, она обязательно поднимет голову. Сергей обошел её по другой дорожке, чтобы успеть перейти улицу и начать движение навстречу ей. Но она неожиданно остановилась, доставая что-то из сумочки. Телефон. Посмотрела на дисплей. Двинулась опять. Ему доставляло удовольствие наблюдать за ней, ни о чем не подозревающей. Если бы позволяло время, он бы преследовал её ещё пару часов, как минимум. Он уже был счастлив. И улыбался, как мальчишка, чего давно не делал… Тут предполагается перебивка, затемнение, монтаж – неважно. И вот зелёный свет – и Сергей идет ей навстречу. Пешеходная «зебра» – новенькая, свежеокрашенная и слепит глаза. Шум, звуки машин, голоса прохожих – всё усилилось, словно кто-то поднял рычажок мирового эквалайзера. На середине перехода она увидела его и остановилась. Он, замедлив шаг, подошёл к ней и молча взял в охапку. Она, замерев, только и смогла, что выдохнуть его имя… Чувствуя, как ноги, да и всё тело её обмякло, она сцепила за его плечами руки. Поток машин тронулся, объезжая их, а они так и стояли, как памятник воссоединившемуся Целому… Две замеревшие половинки одного существа. Водители сигналили. Прохожие оглядывались. Когда зажглась следующая фаза «зелёного», он тихо сказал: «Пошли»? И, взяв её руку в свою, повёл по «зебре» к тротуару. Их улыбающиеся лица были глупы и одновременно прекрасны, как лица всех любящих мира… Ему всегда казалось: когда они встретятся, они будут говорить, говорить… Но они шли молча и лишь улыбались всему и вся и друг другу. Через несколько шагов, по обоюдному внутреннему таймеру они остановились и опять припали друг к другу. Она не могла, да и не хотела представлять их первого диалога после долгой разлуки. Она столько сказала ему, пока ждала – не раскрывая рта, не выстраивая из слов фразы, столько написала писем, оставшихся неотправленными, столько провела бессонных ночей в диалогах с ним, что этого хватит, наверное, на первые полгода, пока им не будут нужны слова. Сначала она, конечно, проплачется от счастья видеть его рядом. Потом они начнут смеяться, пока у них не откажут мышцы, отвечающие за смех. Потом станут смотреть друг на друга, словно впервые, пожирая глазами и не давая шанса оставить прикрытым самый потаённый уголок существа каждого. Он будет рассматривать её мизинчик, удивляясь его тонкости, будет находить в ней черты, которые давно не видел или вообще не знал, и это изучение станет их взаимным занятием на первое время. Они, наверное, не смогут сомкнуть глаз несколько ночей, и лишь биологические часы заставят их погрузиться в сон и оставить друг друга на несколько часов без внимания. Иногда ей казалось, что в такой воображаемой ею модели будет место и его слезам, которые припасены для одного из наиболее пронзительных моментов жизни у каждого мужчины, даже у самого волевого. Он столько лет сдерживался. Да кто это придумал, что мужчина должен быть железобетонным? Мужские слёзы просто другие. Говорят, женские – вода. Так вот мужские – плазма. Она иной консистенции… Они пройдут по кварталу Барри Готик, посидят в уютном кафе в тихом дворике, под кроной платана. Будут пить пиво: он – изменяя своей антиалкогольной привычке, и от этого ещё сильнее хмелея, а она – за компанию. Их головы освободятся от лишних мыслей. Тела, забытые друг другом, будут просить слияния, но они не станут торопиться, зная, какая ночь им предстоит…