В Москве глубокая ночь, Серёжка наверняка спит, так что и этот раздражитель не терзал мозг. Километры пути оставались позади, помахивая мне белоснежными столбиками. Наверное, это головокружение. Темная трасса пугала пустотой. Но не сдаваться же, когда цель – на носу? Я крепко держала руль, как пилот держит штурвал самолёта при посадке. И, ни разу до этого не въезжая в предместье Генуи, безошибочно въехала в район проживания подруги. При этом страстно произносила вслух интернациональную молитву современного водителя: «Дорогая Вселенная, ты наверняка видишь, как я устала! У меня ни на что больше нет сил. Пусть возле дома найдётся одно свободное место для парковки! Мне сейчас ничего, кроме этой малости, не надо! Спасибо заранее, Вселенная…» Дом подруги находился у моря, через дорогу от набережной, в эпицентре происходящего, и на парковке рядом с прибрежным рестораном никогда не бывало свободных мест. Издалека увидев столпотворение машин, я ужаснулась. Настоящая пытка: искать ночью парковку, кружа по местности, найти её за километр от дома и катить потом чемодан с водружённой на него тяжёлой сумкой по булыжной пешеходной зоне. Врагу не пожелаешь. Ещё раз мысленно бросив измождённый взгляд к небу, я прошептала: «Господи, помилуй!» Можно быть отъявленным атеистом, можно быть фанатично верующим, а можно – и ни тем, и ни другим. Но на тускло освещённой парковке я различила именно одно свободное место! Присвистнув от изумления, въехала в него и остановилась. Первые несколько секунд не могла пошевелиться. Звон в голове, почти колокольный. В остывающем моторе что-то потрескивало, как в догорающем костре. Часы показывали половину второго ночи. Я вылезла из машины, переступая с ноги на ногу, покачиваясь, будто мне приделали какие-то другие ноги, не родные. Набрала номер телефона подруги. В комнате, выходящей окнами на парковку, проступил сквозь розовые шторы загоревшийся свет. Глубоким вдохом я поприветствовала местечко Коголето. Ароматный ночной воздух божественной Италии непередаваемо сладок, будто кто-то постоянно, по примеру булгаковской Аннушки, разливает ликер «амаретти»… Неужели я прибыла? Через несколько минут мы с Надей обнялись, как сиамские. Не виделись три года –соскучились изрядно. Но нам удались лишь нежные, искренние междометия и покачивания головами. Подержав друг друга пару секунд в объятиях, мы волоком втянули на третий этаж вещи и разом плюхнулись на диван. Степень моей усталости была превосходной. Мутным взором я вглядывалась в красивое, загоревшее лицо подруги. – Душ? – заботливо спросила она. – Вот тебе халатик, полотенце, тапочки… – Боюсь, меня смоет в дырочку… Лучше сразу лягу. – Да… Невероятная дистанция. Такое под силу только бойцу. Молодчина. Когда я, умывшись, приняла горизонтальное положение, комната с тёмно-оранжевыми стенами поехала, как мой «Мерседес», на низкой скорости, куда-то вдаль… Я только успела щёлкнуть выключателем ночника. Утром меня разбудил один из самых красивых звуков в мире – шум моря. Детские голоса и шорохи проезжающих по набережной машин пополняли полифонию жизни. Вот что значит – психологическое состояние, – подумала я, потягиваясь и глядя на темно-зеленую решетку ставень, слабо пропускающих в комнату солнечный свет. Если психологический фон правильный, то организм и физически остается на должном уровне. Выполнив вчера поставленную перед собой задачу, я ощущала неизъяснимую лёгкость, словно и не проделала по незнакомой местности тысячу километров. И прекрасно выспалась. Присутствие за стеной верной подруги, красавицы с талантом и тонкой душой, умиротворяло дополнительно. Я могла поспорить, что Надя уже приготовила нам завтрак. Наверняка сбегала за свежеиспеченными, хрустящими ржаными булочками, с запахом жареных, налепленных на них семечек. Осталось лишь заварить наш любимый напиток – зелёный чай… Когда знаешь, чувствуешь и любишь человека, ошибиться в предположениях практически невозможно. С наслаждением пилигрима я приняла душ. У Нади в душевой толпились баночки и бутылочки с кремами, целая батарея! Волнующие ароматы она обожает… А чистота какая! Ленивой мою подругу никак не назовёшь. Поэтому и смогла освоить жизнь в новой стране, выйти тут замуж, развестись и встать на ноги без посторонней помощи. Честь и хвала. На балконе уже действительно был накрыт столик. Море – субстанция щедрая. Какая бы погода ни стояла, море приветствует того, кто на него глядит – волной или бризом, бликами солнца на поверхности или туманом по линии горизонта, запахом йода, широтой своей водной стихии… Мы приземлились на маленькие стульчики, как две голубки на жёрдочку. Улыбаясь и щурясь вдаль морского полотна, целующегося с утренним солнцем, размеренно, по-курортному, приступили к завтраку. – Не жалеешь, что поехала сама за рулём? – спросила Надя. – Вчера была к этому близка, а сейчас – нет. Знала бы ты, какое наслаждение – ехать сквозь Альпы! Фантастически красиво… На каждом витке серпантина – новый, захватывающий дух вид. – Моя мечта – поколесить по Альпам. Надо как-нибудь объединить наши планы и навыки, а? – Да… Что ты – класс, в две руки… Это будет здорово. – А Серёжа тебе сообщил что-нибудь? – Ничего конкретного. Мне кажется, он готовит сюрприз. Какая-то висит между Москвой и вот этим местом тайна, но о ней знает только он сам. Я ломала голову, но так и не выстроила ни одной версии. Думаю, он запланировал прилёт в Барселону, либо утром, либо к обеду в день рождения. Судя по его последним сообщениям, у него наконец-то сложился благоприятный пасьянс, и он разрулил свою ситуацию в семье. Ничего толком не знаю, но чую – он рядом. – Достаточно иллюзорно, конечно. Ну, дай Бог! – несколько скептично сказала Надя, медленными глотками отпивая чай. – Когда ты хочешь выехать? – Сегодня в ночь. Чтобы утром быть в Барселоне. – Тогда пошли за билетом. Зря ты не захотела, чтобы я заранее купила. Времени совсем мало. Сейчас бы сразу к морю пошли… – А мы купим и пойдём! Всё будет супер. – Смотри, ты сказала! – одарила меня Надя широкой улыбкой. Узенькая пешеходная улочка, напичканная сувенирными лавками, бутиками и кафе, привела к маленькому железнодорожному вокзалу, две кассы которого поразили нас полным отсутствием очередей. Мужчина-кассир в рубашке с короткими рукавами, открывавшими его обильно покрытые волосами руки, энергично постучал по клавишам, глядя в экран компьютера соловыми глазами, и промямлил: – Вы не уедете отсюда в Барселону. Нет поездов. – Да что вы! А из Генуи? – И из Генуи нету, – ответил кассир, подвигав «мышкой». – А как же мне добраться? У меня там завтра свидание назначено, важное. – Есть поезд… из Турина. Сегодня, в восемь вечера, прямой. – А во сколько он прибывает в Барселону? – В десять утра. – Хорошо, а до Турина как добраться? – Н-да… Поезд до Турина отходит в семь десять… Вы не успеете на нем к тому поезду. Вас некому отвезти на машине? До Турина по суперстраде полтора часа… Я повернула голову к Наде: – Наверное, нужно на машине доехать самой до Турина. Так будет даже легче, из-за чемодана… Запарковать там в надёжном месте машину и сесть в поезд. Как считаешь? – Да, оптимально. У меня в Турине есть семья знакомая. Я могу спросить, не поставят ли они машину к себе под окна, чтобы надёжнее было. Будут приглядывать. Они – хорошие, уже меня выручали. – Спасибо, дорогая! Это выход. Всё, в руках билет на вечерний поезд из Турина! Когда я разглядывала на нём надпись «Барселона», в моей душе какая-то девочка со скакалкой, тряхнув косичками, свёрнутыми в калачики и привязанными лиловыми бантами к голове, высоко подпрыгнула. Лиловый цвет – мой любимый, с детства. Свежий, среднего размера, осьминог в жалобных пупырышках, купленный по дороге, едва поместился в большую кастрюлю. Мы с извиняющимися лицами наблюдали, как он сжался в кипящей воде, становясь тёмно-фиолетовым. Располосовали его, сварившегося, мягкого, пополам – по четыре щупальца и по полтушки на каждую. Быстренько намыли фруктов, нарезали дольками брызжущую соком капусту кольраби и сложили всё в пляжную сумку. Вскоре, вдоволь наплескавшись в море, мы сидели в сторонке, у тёплых камней на песке, и десертными вилочками, сверкающими на солнце, вкушали тающего во рту осьминога. – Слушай… А что ты чувствуешь накануне такой даты? – спросила Надя. Она была на десять лет моложе меня. – Ой, не спрашивай… Вакуум. Как при турбулентности в самолёте. Не могу поверить, что это – моя дата. Как будто меня уговорили в неё поиграть, проделать репетицию, как это будет… когда-то, не очень скоро. Знаю только одно: не хочу тостов и речей, проникновенных фраз и букетов. Слишком быстро эта цифра подкатила, даром что круглая… Я не успела подготовиться морально. – Мне кажется, готовься-не готовься, а для каждой женщины это – аврал. – Да. Какая-то подстава. Надо срочно абстрагироваться! Поэт Игорь Иртеньев, когда ему стукнуло пятьдесят, обнадёживающе сказал: «Выяснилось, что и после пятидесяти можно жить…» – Мужчине – да! Ему-то что? Они в этом возрасте – в самом соку, и им всё можно. Климакса у них нет… И коллаген другого качества. – Не скажи. Уже научно доказано, что и у мужчины бывает своего рода климакс. Так называемая гормональная перестройка. И страхи у них есть, и ужасы свои, и простата одолевает чуть ли не каждого второго. Дом не достроен, дерево не прижилось, на книгу нет времени, сын не пошел по стопам… Думаю, что им не легче. Просто скрывают ото всех и от самих себя. Чтобы мужского достоинства не ронять. – Тебе надо было стать адвокатом. – Наверное… Но это я лишь теперь такая умная. Мне тайну мужчины раскрыл Серёжа… Сам того не подозревая. На примере своей нестандартности. – Это признание заслуживает отдельного разговора, как я понимаю? – Конечно! Но не сейчас, ладно? Тем более, я в курсе твоего скептичного отношения к нему. Погоди, вот познакомишься с ним лично, сама всё поймешь. Таких больше не делают. Мне иногда даже кажется, что он… скажем так, «изготовлен» под мой заказ. Сугубо мой мужчина… Ладно. Знаешь, куда бы я хотела, если бы не было Барселоны? В Японию. В Токио. Как-то в детстве я видела сон… с водопадами, диковинной растительностью… И снилась мне сакура, даже запах её снился во сне, но я тогда ещё не знала, что это сакура и что это всё – в Японии… С тех пор постоянно возвращаюсь к этому сну. Жаль, что нет такой профессии – путешественник. А хобби обходится дорого. Представь только: прожить жизнь – и никогда не увидеть Мексику, Австралию, Новую Зеландию, Мадагаскар! Сколько стран, других людей, сколько тайн другого мира… Моя бабушка прожила почти восемьдесят лет, а никогда нигде не была, даже Питера не видела. Наверное, если нет возможностей – нет и желания. – А мне кажется, наоборот: нет желания – и возможностей не ищут. Я не о наших бабушках сейчас. Во все времена находятся люди, не любящие покидать насиженного места.