– Любовь моя, пожалуйста… Наконец он в долю секунды перестает буйствовать. В изнеможении. Дальше будет еще хуже, Софи знает. На плаву его удерживал гнев. Она садится на кровать, он рушится к ее ногам. Она запускает руку в его волосы, а он начинает плакать, уткнувшись лбом в колени жены. – Я запрещаю тебе об этом думать, – шепчет она. – Ты не можешь так поступить со мной, Алекс. Глава 13 Гроб светлого дерева с позолоченным крестом в центре. Который медленно опускается в бездонную дыру. Гомес резко просыпается, его глаза ищут Софи. Она улыбается ему, он успокаивается. Еще один день, когда она будет здесь. Вот уже два часа она ждет, когда Александр очнется от беспокойного сна. Два часа, в течение которых она сдерживала боль и в очередной раз задавалась вопросом, как ее муж выдерживает эти мучительно дискомфортные ночи. Сложившись пополам в кресле, под одним только пледом. И как находит потом силы идти работать и делать вид, что ничего особенного не происходит. Он мог бы спать в соседней спальне, их бывшей общей спальне. Он мог бы заменить кресло раскладушкой. Но нет, он предпочитает терпеть эту пытку, как если бы стремился страдать в унисон с ней. Он бы стерпел муки ада, чтобы не отходить от меня… Она протягивает правую руку, ей удается погладить ладонь Александра. – Привет, красавица моя. Хорошо спала? – Да. Он потягивается и целует ее. Бросив взгляд на будильник, видит, что уже восемь, и выходит из комнаты. Машинально включает радио и ставит чайник. Из кухонного ящика начинает доставать коробки с лекарствами. Дозы он знает наизусть, мог бы действовать с закрытыми глазами. Кстати, это вряд ли что-либо изменило бы. Отдельный вопрос, нужны ли вообще эти снадобья. Кроме морфина, конечно. В голове мелькает мысль о Валентине, он представляет ее спящей. Эгоистично надеется, что он снится ей. Еще одна легкая боль, растворенная в потопе мучений, которые он терпит так давно. Возвращается к жене, помогает ей сесть в кровати, ставит перед ней завтрак, в основном состоящий из разноцветных капсул. – Моя дневная порция, – вздыхает Софи. – Приятного аппетита, дорогая! – усмехается Александр. Он проглатывает свой кофе и ничего больше. – А есть ты не будешь? – удивляется она. – Что-то не хочется. Я… Прости меня за вчерашнее. Мне не следовало так выходить из себя. – Ты делаешь что можешь. Она гладит его по небритой щеке. – Это я виновата, – говорит она. – Но мне нужно знать, что ты не останешься один. А главное, что ты не сделаешь такой глупости – не уйдешь за мной. Горло Гомеса разбухает так, что он больше не может дышать. – Я знаю, ты не любишь, когда я об этом говорю, но мне необходимо, чтобы ты мне пообещал, Алекс. – А может, мне пока бросить работу? – говорит он. Хорошая попытка уклониться. – Поговорю с Маером, попрошу годовой отпуск. Тогда я смогу больше времени проводить с тобой. Они оба знают: у них не осталось этого года. – Ты должен выбираться из дома, Алекс. Должен видеть и делать что-то другое. Говорить ей трудно, она переводит дыхание. – Я не хочу, чтобы ты ходил здесь кругами и смотрел, как я агонизирую. Это было бы ужасно. И для тебя, и для меня. И потом, я знаю, что ты любишь свою работу. – Мы это еще обсудим, – говорит он, вставая. – Мне пора собираться. Она слышит, как он закрывается в ванной, как жужжит бритва, как льется вода. Поворачивает голову к окну. Небо, пусть и хмурое, притягивает ее, как свет бабочку. Цепляясь за кронштейн, закрепленный над ее головой, она начинает с того, что садится на край кровати. Ей нет еще и сорока. Будет через несколько месяцев, если она доживет. Ухватив костыли, она начинает сползать, пока ноги не касаются пола. Тогда с искаженным лицом, и без того опустошенным болезнью, она опирается на палки. Этой проклятой болезнью. Неизлечимой, но уничтожающей ее не торопясь. Кусочек за кусочком. Она бы предпочла нечто молниеносное. Предпочла бы, чтобы Александр не видел ее бродящим трупом. Чтобы он сохранил о ней другое воспоминание. Но выбирать не приходится. Во всяком случае, не такие вещи. Наконец она добирается до окна, распахивает его настежь и закрывает глаза. Свежий ветер ласкает кожу, ей видится, как она там, снаружи, на северном пляже. Как она бежит, и ноги вязнут в мокром песке. Как она может еще бегать, плавать. Жить, а не выживать. Жить без борьбы. Без страданий. Если бы ей повезло… Она сражается, только чтобы не умереть слишком быстро, борясь с неизбежным. Глупо, наверно, но это и называется инстинктом выживания. Александр возвращается в комнату, одетый и свежевыбритый. – Давай-ка ты ляжешь… – Нет, все в порядке… Мне захотелось подышать воздухом. – Я пошел, – говорит он, целуя ее. – До вечера, моя красавица. – Ты мне так ничего и не пообещал, – напоминает Софи. – Обещал, – говорит он, глядя на свое обручальное кольцо. – Быть твоим до самой смерти. – Обещай, – приказывает Софи. – Никогда. Несмотря на слезы, которые заволакивают ее усталые глаза, он не уступает. Только снова целует ее и обнимает, прежде чем выйти из квартиры. В прихожей сталкивается с Мартиной, которая пришла на смену. – Хорошенько позаботьтесь о моей жене, – бормочет Гомес. * * * Хлоя пришла на работу одна из первых. Следует отметить, что она не спала ни секунды. Но совершенно не ощущала усталости. Больше того, чувствовала себя в полной форме. Натали еще не было, и она решила сама приготовить кофе. Сидя в маленькой кухне на этаже, она разглядывала белую стену. Поверх которой представляла себе гроб. Тот самый гроб, который обнаружила сегодня утром на капоте своей машины, нарисованный на тонком слое пыли. Симпатичный подарок, чтобы с удовольствием начать день. Этот псих хочет моей смерти… Или он просто меня терроризирует. Но я не поддамся. Он поймет, что совершил ошибку, напав на меня. Она перебрала возможных подозреваемых. В энный раз. Бывший муж на верхней ступеньке подиума. Но Хлоя начала сомневаться. Несмотря на капюшон, несмотря на темноту, разве можно не узнать мужчину, которого любила? Мужчину, которого проклинала так, что желала ему смерти? Ответа у Хлои нет. Внезапно у Кристофа появились два серьезных аутсайдера.