– Именно так, шеф, – сказал Тулук. Билдун заметил, что ассистенты Тулука в примыкающем помещении насмешливо смотрят на своего начальника. Он вошел в лабораторию и прикрыл за собой дверь. – Я пришел сюда в надежде, что ты обнаружил что-то, что поможет решить загадку, а ты кормишь меня новыми головоломками. – Ваше недовольство ничего не изменит, – возразил Тулук. – Догадываюсь, – мрачно произнес Билдун. – Таким же образом упорядочены клетки в руке паленки, – снова заговорил Тулук. – Но только в области раны. – Ты предвосхитил мой следующий вопрос. – Вполне очевидно. Этот феномен не является результатом перехода через люк перескока – несколько наших сотрудников попробовали пройти через него с разными материалами и случайными штаммами клеток – живых и мертвых – для проверки. – Две загадки в течение одного часа – это для меня, пожалуй, слишком, – сказал Билдун. – Две? – Мы уже насчитали двадцать восемь случаев бичевания калебана или попыток бичевания. Достаточно для того, чтобы понять, что точки пространственных координат шайки Эбниз нельзя соединить и получить конус. Если они не перепрыгивают с планеты на планету, то эта гипотеза неверна. – Если учесть энергию S-глаза, Эбниз может перепрыгивать с планеты на планету. – Мы так не думаем. Это не ее образ действий, не ее почерк. Эбниз – гнездовая птичка. Она любит находиться в укрепленной и надежной цитадели. Она будет прятаться за надежными воротами, даже если в этом не будет никакой объективной необходимости. – Она может отправлять вместо себя паленки. – Да, но она каждый раз появляется вместе с ними. – В нашей коллекции уже шесть кнутов и шесть рук, – сказал Тулук. – Вы не хотите, чтобы я повторил свои тесты со всеми имеющимися образцами? Билдун недоуменно уставился на урива. Странный вопрос. Тулук был образцовым и добросовестным трудягой. – Но что бы ты сам предпочел сделать? – спросил Билдун. – Вы говорите, что в нашем архиве двадцать восемь случаев. Двадцать восемь – идеальное число с точки зрения Евклида. Это в четыре раза больше простого числа семь. Такое число указывает на случайность. Но мы столкнулись с ситуацией, исключающей случайность. Следовательно, здесь действует некая организующая сила, которую мы не можем определить, пользуясь численными методами – насколько мы ими владеем. Я бы хотел испытать все возможные пространственные расстановки и комбинации – во времени и в физических координатах пространства – для того, чтобы сделать самый полный анализ, сравнить результаты для выявления сходных паттернов, которые мы… – То есть ты хочешь подвергнуть анализу другие кнуты и обрубки рук? – Это надо сделать, несомненно. Билдун отрицательно покачал головой: – То, что делает Эбниз, – невозможно! – Как это может быть невозможным, если она это делает? – Где-то они должны быть! – в сердцах воскликнул Билдун. – Я нахожу очень странной, – сказал Тулук, – ту особенность, которую вы делите с людьми, – с невероятной горячностью произносите вполне очевидные вещи. – Иди ты к дьяволу! – рявкнул Билдун и вышел, громко хлопнув дверью. Тулук не утерпел, он не мог оставить это без ответа. Подбежав к двери, он открыл ее и крикнул в спину уходящему Билдуну: – Уривы верят, что мы и так уже находимся в дьявольском аду! Он вернулся к лабораторному столу, недовольно ворча. Люди и пан-спекки – совершенно невозможные существа. За исключением Макки. Этот человек иногда проявлял аналитические способности мыслящего существа, обладающего высшей логикой. Что ж, среди представителей всех биологических видов встречаются отклонения от нормы. ? ? ? Что ты делаешь, когда говоришь «я понимаю»? Ты высказывыаешь оценочное суждение. (Лаклакская загадка) В процессе общения (которое, впрочем, пока не увенчалось особенным успехом) Макки уговорил калебана оставить открытым порт сферы. В мячик сразу хлынул поток свежего воздуха, а к тому же Макки смог встретиться взглядом с наблюдателями. Он уже почти оставил надежду выманить сюда Эбниз, и теперь надо было искать другое решение. Зрительный контакт с охранниками помогал ослабить раздражение, вызыванное защитным контактом с тапризиотом. Получалось не так утомительно. На краю порта играли лучи утреннего солнца. Макки подставил ему руку, с удовольствием ощущая его тепло. Он понимал, что должен двигаться, чтобы не стать мишенью, но он также понимал, что в присутствии наблюдателей нападение маловероятно. Конечно, он просто устал, измотанный постоянным напряжением, и находился под раздражающим воздействием гневина. Движение было пустым и бессмысленным занятием. Смерть Фурунео доказала это. Вспомнив Фурунео, Макки ощутил укол сожаления. В этом планетарном агенте было что-то достойное восхищения. Какая нелепая и бессмысленная смерть – Фурунео умер в одиночестве, запертый в ловушку. Смерть его ни на йоту не приблизила их к поимке Эбниз, но лишь вывела конфликт на новый уровень – уровень неприкрытого насилия. Смерть эта продемонстрировала ненадежность и зыбкость единичной жизни – уязвимость жизни как таковой. В отношении Эбниз он сейчас не испытывал ничего, кроме иссушающей ненависти. Безумная злодейка! Усилием воли он подавил пробежавший по спине озноб. Из сферы, оттуда, где он находился, Макки видел шельф застывшей лавы. Он упирался в утесы кромки берега, поросшего мхом и водорослями, обнажившимися после отлива. – Допустим, что мы вообще не понимаем друг друга, – обернувшись через плечо к калебану, заговорил Макки. – Предположим, что между нами нет никакого общения. Что, если бы мы просто производили какие-то звуки, подразумевая некое содержание, которое на самом деле просто не существует? – Я не способна понять это, Макки. Я не ухватываю. Макки чуть больше повернулся в сторону калебана. Существо делало что-то странное с воздухом, находившимся в области ложки. Овальная сцена, которую он все время наблюдал, тускло засветилась, а потом исчезла. В стороне от гигантской ложки появилось золотистое гало, поднимающееся кверху, как колечко дыма, издавая потрескивание и испуская искры. Потом исчезло и гало. – Мы априори считаем, – сказал Макки, – что, когда ты мне что-то говоришь, я отвечаю осмысленными словами, имеющими непосредственное отношение к твоему высказыванию, и что ты, в свою очередь, делаешь то же самое. Но это может быть и не так. – Маловероятно. – Что значит – маловероятно? Что ты сейчас делаешь? – Делаешь? – Что означают все эти свечения и кольца? – Это попытка стать видимой на твоей волне. – Ты можешь это сделать? – Это возможно. Над ложкой появилось красное куполообразное свечение, которое вытянулось в прямую линию, а затем снова приняло колоколообразную форму и начало вращаться, как детские прыгалки. – Что ты видишь? – спросил калебан. Макки описал вращающуюся красную веревку. – Это очень странно, – сказал калебан. – Я играю творчеством, а ты испытываешь чувственные ощущения – ты видишь. Тебе необходима эта открытость к внешним условиям? – Открытый порт? Это сделало более комфортным твое невыносимое пекло. – Понятие «комфорт» ускользает от понимания моей самостью. – Отверстие мешает тебе стать видимой? – Нет, оно просто искажает магнитное поле, и все. Макки пожал плечами. – Как много бичеваний ты сможешь вынести? – Объясни, что такое «много». – Ты снова потеряла нить, – сказал Макки. – Верно, но это помогает постижению, Макки. – Каким образом непонимание может стать достижением? – Самость теряет нить понимания, и ты постигаешь то, что она теряет. – Да, это, несомненно, достижение. Где Эбниз?