– Сэр, я здесь, чтобы сообщить вам, что суперинтендант Тайер просит у вас об аудиенции. – Какого рода аудиенции? – спросил я. – Я не вправе говорить, сэр. – Да, конечно. Она касается профессиональных вопросов? – Я не вправе… – Тогда позволю себе спросить: когда эта аудиенция состоится? – Немедленно, сэр. Если вы соблаговолите. Созна́юсь, красота дня никогда не очаровывала меня так, как в тот момент. Легкая дымка в воздухе, столько редкая для конца октября. Туман, укутавший предгорья. Дятел, выбивающий дробь на сером клене. Никуда бы не ехать… Я тростью указал на свой дом. – Лейтенант, вы уверены, что не хотите выпить кофе? – Нет, сэр, спасибо. – Я мог бы поджарить ветчины, если вы… – Нет, я уже ел. Спасибо. Я повернулся. Шагнул к дому. – Лейтенант, я приехал сюда в связи с состоянием своего здоровья. – Прошу прощения? – Мой врач сказал, что для меня это единственный шанс дожить до преклонных лет: я должен перебраться повыше. В горы. «Уезжайте из города», – сказал он. – Гм. Эти его блеклые карие глаза. Этот его приплюснутый белый нос. – И вот я здесь, – продолжал я. – Олицетворение здоровья. Он кивнул. – Не знаю, согласитесь ли вы со мной, лейтенант, что здоровье ценится весьма высоко? – Не могу сказать. Возможно, вы правы, сэр. – Лейтенант, вы выпускник академии? – Нет, сэр. – О, значит, прошли трудный путь… Поднялись по служебной лестнице, да? – Все верно. – Что до меня, то я никогда не учился в колледже, – сказал я. – Раз я не испытываю особой тяги к пастырству, какой смысл в дальнейшем обучении? Вот так считал мой отец – так считали все отцы в те времена. – Понимаю. Полезно знать вот что: правила ведения допроса неприменимы к обычному разговору. В обычном разговоре говорящий слабее слушающего. Однако в тот момент я не был достаточно силен, чтобы пойти другим путем. Поэтому пнул колесо фаэтона. – Странное средство передвижения, – сказал я, – чтобы привезти одного человека. – Это все, что было в наличии, сэр. И мы не знали, есть ли у вас собственная лошадь. – А что, лейтенант, если б я решил не ехать? – Ехать или нет, мистер Лэндор, – исключительно ваше решение. Ведь вы – частное лицо, а у нас свободная страна. «Свободная страна», – именно так он и сказал. Моя страна здесь. Агарь в нескольких шагах от меня, справа. Дверь моего дома, все еще приоткрытая, как я ее и оставил. Внутри стопка написанных тайнописью писем, недавно доставленных с почты, и оловянный кофейник с холодным кофе, и унылого вида жалюзи, и нитка с сушеными персиками, и подвешенное в углу, у дымовой трубы, страусиное яйцо, которое много лет назад подарил мне торговец специями из четвертого округа. А на заднем дворе – мой конь, стареющий чалый жеребец у коновязи, и вокруг него разложено сено. А зовут его Конь. – Замечательный день для верховой прогулки, – говорю я. – Да, сэр. – Человек вправе проводить свой досуг как угодно, это факт. – Я посмотрел на него. – А полковник Тайер ждет, это еще один факт. Можно ли полковника Тайера квалифицировать как факт? – Может, возьмете свою лошадь, – сказал он не без доли отчаяния. – Если вам так предпочтительнее. – Нет. Слово повисло в тишине. А мы стояли по обе стороны от него. Агарь продолжала ходить кругами вокруг фаэтона. – Нет, – наконец повторил я. – Буду счастлив ехать в вашем обществе, лейтенант. – Чтобы выглядеть убедительным, я посмотрел на свои ноги. – Честно говоря, рад, что у меня будет компания. Именно этих слов он и ждал. Разве он не откинул маленькую лесенку? Разве он не предложил мне руку, чтобы помочь подняться по ней? Руку старому мистеру Лэндору! Я поставил ногу на нижнюю ступеньку, попытался подняться, но утренняя прогулка измотала меня, нога соскользнула, и я упал на лестницу, упал тяжело, и меня пришлось подталкивать и запихивать в фаэтон. Я сел на жесткую деревянную скамью, он забрался вслед за мной, и я сказал, возвращаясь к тому, что было важно для меня: – Лейтенант, вам стоит подумать о том, чтобы обратно ехать почтовой дорогой. В это время года дорога вдоль фермы Хесмена тяжеловата для проезда. Именно на это я и надеялся. Он замер. Склонил голову набок. – Прошу прощения, – сказал я. – Стоит объяснить. Вероятно, вы заметили, что к упряжи вашей лошади прилипли три больших лепестка подсолнуха. Такие крупные подсолнухи есть только у Хесмена – они буквально атакуют вас, когда вы проезжаете мимо. А эти желтые полосы на дверцах? Они цвета маиса, что есть у Хесмена. Мне рассказывали, что он использует особый вид удобрения – куриные кости и цветки форзиции; местная сплетня, но кто их, голландцев, разберет… Кстати, лейтенант, ваши родители все еще живут в Уилинге? Он отказывался смотреть на меня. Я понял, что попал в цель, по тому, как поникли его плечи и с каким ожесточением он тронул. Лошадь рванула вверх по холму, мое тело откинулось назад, и в этот момент я подумал, что если б у скамьи не было спинки, то я просто валился бы… Назад, назад… Я представил это очень живо. Мы достигли вершины холма, и фаэтон повернул на север. В боковом окне мелькнули площадь перед моим домом и милый силуэт Агари. Я уже не ждал никаких объяснений и уезжал прочь. Чтобы никогда не вернуться. Повествование Гаса Лэндора 2 Там. Та-та-та-там. Там. Та-та-та-там. Мы ехали уже полтора часа и находились в полумиле от академии, когда застучали барабаны. Сначала это было просто волнением в воздухе, а потом превратилось в четкий ритм, причем очень грозный. Когда я посмотрел вниз, мои ноги двигались в такт помимо воли. Я подумал: «Вот так они заставляют подчиняться. Проникают в самое нутро». Это, безусловно, подействовало на моего сопровождающего. Лейтенант Медоуз упорно смотрел вперед и на несколько вопросов, что я задал ему, дал формальные ответы. Он ни разу не изменил позы, даже когда фаэтон едва не перевернулся, наехав на валун. Всю дорогу хранил облик палача, и, честно скажу, были моменты, когда экипаж превращался – потому что я все еще находился в дремотном состоянии разума – в повозку для осужденных, а впереди маячила толпа… гильотина… А потом мы добрались до конца длинного подъема; земля к востоку от нас исчезла, и появился Гудзон. Глянцевый, опалово-серый, морщащийся миллионом волн. Утренний туман уже превратился в маслянистую дымку, очертания противоположного берега врезались прямо в небо, и каждая гора таяла, превращаясь в голубую тень. – Почти приехали, сэр, – сказал лейтенант Медоуз. Вот что Гудзон делает с тобой: очищает. Поэтому к тому мгновению, когда мы сделали последний рывок к утесу, на котором стоит Вест-Пойнт, к тому мгновению, когда академия показалась за сплошной стеной леса, я, в общем, снова почувствовал себя готовым к тому, что произойдет, и мог любоваться видами, как ими любовался бы путешественник. Вон там – серая каменная громада гостиницы мистера Коззенса, окруженная верандой. А на западе, чуть выше, – руины форта Патнем. А выше – коричневые мышцы горы, ощетинившиеся деревьями, а еще выше – только голубое небо. Было без десяти три, когда мы добрались до караульного поста. – Стой! – послышался крик. – Кто едет? – Лейтенант Медоуз, – ответил кучер, – сопровождает мистера Лэндора. – Приблизьтесь для опознания. Часовой подошел к нам, и когда я выглянул, то с изумлением увидел таращащегося на нас мальчишку. Он отдал честь лейтенанту, затем оглядел меня, и его рука уже начала подниматься к голове, однако мой статус гражданского вынудил ее опуститься. – Лейтенант, нас осмотрел кадет или солдат? – Солдат. – Но ведь кадеты тоже стоят в карауле, да? – Да, когда у них нет занятий.