– У тебя очень красивые ноги. Мои самые любимые ноги. Ноги топ-модели – это ведь так неинтересно. Сэм придвинулся поближе и лег на меня. Я почувствовала, как что-то внутри постепенно пробуждается к жизни, и мне пришлось предпринять титанические усилия, чтобы не начать сладострастно извиваться. Сэм перенес тяжесть тела на локти, придавив меня к кровати и устремив взгляд на мое лицо – по-прежнему суровое, несмотря на отчаянно бьющееся сердце. – Похоже, ты напугал беднягу до мокрых штанов, – сказала я. – У тебя был такой вид, будто ты вот-вот его ударишь. – Именно это я и собирался сделать. – Сэм Филдинг, ты идиот. Я поцеловала его, и когда он вернул мне поцелуй, уколов отросшей за день щетиной, на лице его расцвела улыбка. На этот раз он был нежен со мной. Возможно, потому, что помнил о тонких стенах и о том, что ему здесь не положено находиться. Хотя, скорее всего, мы стали более бережно относиться друг к другу, памятуя о событиях прошедшего вечера. Сэм прикасался к моему телу едва ли не благоговейно. Он говорил, что любит меня, глухим проникновенным голосом, а признаваясь в любви, смотрел мне прямо в глаза. И каждое признание отдавалось в моей душе, точно маленькое землетрясение. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я тоже тебя люблю. Мы поставили будильник на без четверти пять, и, разбуженная пронзительным звоном, я, чертыхаясь, открыла глаза. Сэм со стоном положил на голову подушку. Сердито ворча, я выпихнула его в ванную комнату, включила душ и прошлепала на кухню сделать кофе. Когда я вернулась, Сэм уже выключил воду. Я сидела на краю кровати, прихлебывала кофе и невольно задавалась вопросом, в чьи гениальные мозги могла прийти блестящая идея пить крепкие коктейли в воскресенье вечером. Я бессильно откинулась на спину, и в этот момент дверь ванной открылась. – Можно, я возложу на тебя вину за коктейли? Мне сейчас просто необходимо кого-нибудь обвинить. – Моя голова буквально раскалывалась. Я осторожно приподняла ее и снова положила на подушку. – Интересно, а что там было намешано? – Я прижала пальцы к вискам. – Они явно налили двойную дозу. Какая жуткая боль! Эх, лучше бы мы отправились в Рокфеллеровский центр! Сэм продолжал упорно молчать. Я повернула голову в его сторону. Он остался стоять в дверях ванной комнаты. – Ты хочешь поговорить со мной об этом? – О чем? – Я с трудом заставила себя сесть. Сэм, полуголый, в завязанном на талии полотенце, держал в руках какую-то маленькую белую прямоугольную коробочку. На секунду я подумала, что он хочет подарить мне ювелирное украшение, и едва сдержала смех. Но когда он протянул мне коробочку, улыбки на его лице не было. Я послушно взяла ее. И не поверила своим глазам: это был тест на беременность. Коробка была вскрыта, внутри лежала белая пластиковая полоска. Я проверила ее и несколько отстраненно отметила, что на ней нет синих полосок, после чего, временно лишившись дара речи, подняла глаза на Сэма. Он тяжело опустился на кровать: – Мы ведь пользовались презервативом, так? В прошлый раз, когда я к тебе приезжал. Мы пользовались презервативом. – Где… где ты это нашел? – У тебя в мусорном ведре. Я собирался бросить туда бритву. – Сэм, это не мое. – Разве ты делишь эту комнату с кем-то еще? – Нет. – Тогда ты должна знать, чье это. – Я не знаю! Но… но это точно не мое! Клянусь, я больше ни с кем не занималась сексом! – И тут я поняла одну страшную вещь. Все мои уверения, что я не занималась сексом ни с кем другим, были похожи на попытку скрыть тот факт, что я действительно занималась сексом с кем-то другим. – Да, я понимаю, как это выглядит со стороны, но понятия не имею, как эта штука оказалась в моей ванной! – Так ты именно поэтому вечно наезжаешь на меня по поводу Кэти? Потому что чувствуешь себя виноватой из-за того, что встречаешься с другим, да? Как это называется в психологии? Перенесение? Ты поэтому была… не похожа на себя прошлой ночью, да? Комната внезапно превратилась в безвоздушное пространство. Мне показалось, будто меня отхлестали по щекам. Я уставилась на Сэма: – Ты действительно так думаешь? И это после всего, через что нам пришлось пройти?! – (Он не ответил.) – Ты действительно думаешь, что я тебе изменяю? Сэм побледнел, потрясенный не меньше меня: – Я просто думаю, если что-то выглядит как утка и крякает как утка, то, как правило, это действительно утка. – Сэм, я тебе не какая-то сраная утка… Сэм… – (Он неохотно повернул ко мне голову.) – Я не стала бы тебе изменять. Это не мое. Ты должен мне верить. – (Он буквально впился в меня взглядом.) – Я уже устала повторять! Это не мое. – Мы с тобой были вместе совсем недолго. Бóльшую часть времени каждый из нас был сам по себе. Я не могу… – Не можешь – что? – Понимаешь, это одна из тех самых ситуаций. Ведь если рассказать об этом приятелям в пабе, они на тебя посмотрят типа: ну ты попал, приятель… – Тогда не говори со своими треклятыми приятелями в пабе! Лучше слушай, что я тебе говорю! – Лу, хотел бы, да не могу! – В чем твоя чертова проблема? – Он был похож на Уилла Трейнора! – Сэм явно больше не мог держать это в себе. Он снова сел. Уронил голову на руки. А затем повторил, очень тихо: – Он был похож на Уилла Трейнора. У меня в глазах закипели слезы. Я смахнула их ребром ладони, понимая, что наверняка размазала по щекам вчерашнюю тушь, но мне было наплевать. Когда я смогла говорить, мой голос стал низким, резким, совсем чужим. – Повторяю еще раз. Я ни с кем, кроме тебя, не сплю. Если ты мне не веришь, я… Ну, тогда я не знаю, что ты вообще здесь делаешь. Он не ответил. Но мне показалось, будто ответ уже витал в воздухе: И я тоже. Сэм встал и подошел к своей сумке. Вытащил оттуда какие-то штаны, надел, натянув порывистыми, сердитыми движениями. – Ладно, я должен идти. Мне больше нечего было ему сказать. Я сидела на кровати и наблюдала за ним, чувствуя себя совершенно опустошенной и одновременно взбешенной. Я молчала, пока он одевался и бросал оставшиеся пожитки в сумку. Он повесил сумку на плечо, подошел к двери и обернулся. – Счастливо долететь, – сказала я без улыбки. – Я позвоню, когда доберусь до дому. – Хорошо. Он подошел и поцеловал меня в щеку. Я даже не подняла глаза, когда он открыл дверь. Он еще немножко постоял на пороге и ушел, беззвучно закрыв за собой дверь. Агнес вернулась домой в полдень. Гарри забрал ее в аэропорту, и она приехала странно подавленная, словно поездка оказалась неудачной. Поздоровалась со мной, не снимая солнцезащитных очков, небрежным «здравствуй» и заперлась в своей гардеробной комнате, где просидела следующие четыре часа. Она появилась, приняв душ и переодевшись, только к чаю и встретила меня вымученной улыбкой, когда я вошла в ее кабинет с законченной доской настроений. Я рассказала о цветах и тканях, она рассеянно кивала, явно не слушая, о чем речь. Дав ей спокойно выпить чая и подождав, когда Илария спустится вниз, я закрыла дверь кабинета. Агнес подняла на меня глаза. – Агнес, – спокойно сказала я, – мне нужно задать вам странный вопрос. Это вы бросили тест на беременность в мусорное ведро в моей комнате? Она растерянно заморгала. Затем поставила чашку обратно на блюдце и поморщилась: – Ах это! Да, я как раз собиралась тебе сказать. Я почувствовала, как злость, словно желчь, подкатывает к горлу. – Вы собирались мне сказать? А вы знаете, что мой парень нашел этот чертов тест?! – Твой парень приезжал на уик-энд? Как мило! Вы хорошо провели время? – Да. Пока он не нашел в моей ванной использованный тест на беременность. – Но ты ведь сказала ему, что тест не твой? – Агнес, я все сказала. Но как ни смешно, мужчины почему-то всегда начинают говниться, когда находят в ванной своих подружек использованный тест на беременность. Особенно если подружка живет за три тысячи миль от них. Она помахала рукой, будто желая развеять мои сомнения: – Ой, ради всего святого! Если он тебе доверяет, все будет нормально. Ты ведь ему не изменяешь. Нельзя быть таким дураком! – Но почему? Почему нужно было оставлять тест на беременность в моей комнате? Агнес замерла. Потом огляделась по сторонам, точно желая удостовериться, что дверь кабинета плотно закрыта. Внезапно ее лицо стало серьезным. – Потому что, если бы я оставила тест в своей ванной, Илария непременно его нашла бы, – призналась она. – А я не могу допустить, чтобы Илария видела подобные вещи. – Она всплеснула руками, словно удивляясь моей непроходимой тупости. – Леонард совершенно однозначно заявил, когда мы поженились: никаких детей. Основное условие нашего соглашения. – Неужели? Но это неправильно… А вдруг вы захотите их иметь? Она поджала губы: – Исключено. – Но вы ведь моя ровесница. Откуда такая уверенность? Лично я не всегда уверена, буду ли продолжать пользоваться бальзамом для волос своей любимой фирмы. Масса людей передумывает, когда…