– Народ здесь пошевеливается, только когда наступает время еды, – говорила Айрин. – Как только услышишь сигнал, тебе лучше поторопиться. – Она кивнула Мириэль, чтобы та заняла последнее оставшееся за столом место, затем втиснула другой стул для себя. – Послушайте, дамы, это Полин. После хора приветствий Айрин представила каждую из женщин, большинство из которых жили в доме восемнадцать, включая пожилую, забинтованную женщину, которую Мириэль встретила на крыльце. Ни одно из их имен не застряло в ее затуманенном сознании. Все, что она заметила, – это их болезнь. У некоторых на коже были видны островки поражений – сухие, толстые участки более или менее круглой формы. У одной на руках и ногах были волдыри размером с горошину. У другой не было бровей, только утолщенная красная кожа на их месте. Женщине слева от Мириэль было трудно схватить вилку, так как несколько ее пальцев скрючились, как у Фрэнка. Женщина напротив не могла полностью сомкнуть веки, ее дряблые щеки и губы обвисли, придавая ей странное, печальное выражение. У кого-то вообще не было заметных признаков болезни. – Это правда, что вы из Калифорнии? – спросила женщина с несколькими бледными кружками, разбросанными по ее коже. – Да. – Вы когда-нибудь встречали кого-нибудь из кинозвезд? Мириэль поперхнулась глотком молока. – Нет. – Как жалко! – вздохнула женщина и вернулась к своей еде. Женщины задавали и другие вопросы. Личные. Замужем ли она? Как долго? Дети? Мальчики? Девочки? Сколько их? Сколько лет? Был ли у кого-нибудь из них этот недуг? – Конечно, нет, – ответила Мириэль на последний вопрос. Несколько женщин за столом фыркнули и ухмыльнулись. – Ладно, хватит расспросов, – прервала их Айрин, накалывая на вилку последние кусочки курицы и картофеля. – Дайте бедняжке отдышаться, ладно? И они перешли к обсуждению Гектора и других новичков, на которое Мириэль никак не отреагировала. Вместо этого ее мысли вернулись к осмотру. Интересно сколько раз Док Джек коснулся ее ватной палочкой, которую она не почувствовала? Распространилось ли онемение на ее обожженный палец? Все ее тело казалось расплывчатым, словно она была персонажем одного из рисунков дочери – одна рука и половина тела были беспорядочно стерты, остальное без четких очертаний или украшений, оставлено для завершения, но уже после чаепития с куклами. Она посмотрела вниз на вилку, погруженную в нетронутую еду. Если она проткнет руку зубцами, почувствует ли боль? А как насчет того, чтобы пронзить ею сердце? Анализы и микроскоп Дока Джека не имеют значения. Несколько крошечных – как он их назвал? Бациллы? – не помешают ей вернуться домой. – Вот пожалуйста, – громко произнесла Айрин, отвлекая Мириэль от ее мыслей. – Что я тебе говорила насчет опоздания на ужин? К их столику подошла маленькая девочка. Ее чулки сморщились на лодыжках, а черно-белые оксфорды были заляпаны грязью. Воздух покинул легкие Мириэль. В Карвилле были дети?! Прошло несколько секунд, прежде чем она вспомнила, что нужно снова вдохнуть. Девочка втиснулась между Мириэль и Айрин, со стуком поставив поднос с ужином. – Я тебе говорила, никаких привилегий для радио, – продолжила Айрин. – Помнишь? Девочка кивнула. – Хорошо. Ты еще раз опоздаешь? Она покачала головой и отправила в рот большой кусок картофеля. – Полли, это Жанна, – сказала Айрин. – Приятно познакомиться, – выдавила Мириэль после очередного прерывистого вздоха. Жанна повернулась и посмотрела на нее, одновременно громко жуя и причмокивая губами. Ее темные волосы были заплетены в две косы, одна из которых начала расплетаться. Веснушки усеивали нос и щеки наряду с красными пятнами, Мириэль предположила, что это болезнь. – Сколько тебе лет? Жанна сглотнула и широко улыбнулась. Одного из ее коренных зубов не хватало, а другой частично врос. Она подняла девять пальцев. Мириэль показалось, что ребра сдавили ей сердце. Ее сыну тоже было бы девять лет. – Когда у тебя день рождения? Вместо ответа Жанна откусила еще кусочек картофеля. – Она не может говорить, – вмешалась одна из женщин через стол. – Это неправда, – возразила Айрин. – Она не разговаривает. Разница есть. Ребра Мириэль сжались еще сильнее. Как ужасно для маленького ребенка так страдать. Она оглядела обеденный зал в поисках других детей и заметила почти дюжину. Их родители тоже были прокаженными? Слава Богу, ее собственные дети были за сотни миль отсюда, в целости и сохранности, под надежным присмотром няни. Дрожащей рукой она взяла стакан с молоком и сделала глоток. Когда она поставила его обратно на стол, ее внимание привлекло резкое движение внутри жидкости. Что-то коричневое и скользкое извивалось внутри. Мириэль закричала, оттолкнувшись от стола так быстро, что ее стул чуть не опрокинулся. – В чем дело, детка? – забеспокоилась Айрин. Мириэль указала на стакан, затем схватила салфетку и вытерла язык. – Молоко прокисло? – Айрин взяла стакан и понюхала. – Там что-то есть. Айрин нахмурилась и погрузила пальцы в молоко. Мгновение спустя она вытащила извивающегося головастика с выпученными глазами. Сидящие за столом засмеялись, Жанна громче всех. Айрин схватила Жанну за руку и кинула скользкое существо ей на ладонь. – Отнеси это к фонтану прямо сейчас, а потом захвати для миссис Марвин стакан молока. И даже не думай о том, чтобы завтра пойти в зал отдыха послушать радио. Жанна надулась и шумно поднялась со стула. – Прости, детка, – сказала Айрин Мириэль. – Жанна иногда может быть немного вредной. Немного?! Мириэль снова вытерла язык, затем скомкала салфетку и бросила ее на тарелку. Хорошо, что она не голодна. Кто знает, что еще девчонка сунула в ее еду. Вокруг нее продолжался разговор. Жанна принесла молоко, но Мириэль не собиралась его пить. Она знала, что невежливо уходить, пока остальные едят, но ей было все равно. Она схватила свой поднос и начала вставать, когда одна из женщин спросила: – Скажите, все эти чемоданы и сумки, которые санитары принесли сегодня утром, действительно ваши? – Да. Только самое необходимое. Я не останусь надолго. Я не… – Не что? Не прокаженная? Анализы Дока Джека доказали, что это так. Микобактерии лепры, сказал он, хотя с таким же успехом мог бы вручить ей колокольчик и крикнуть: «Грязная, грязная!» – Я не больна. – Так будешь, – усмехнулась женщина с забинтованным лицом. – Когда-то мы все были хорошенькими, куколка. – Помолчи, Мэдж, – велела Айрин, а затем обратилась к Мириэль: – Не обращай на нее внимания. Болезнь у всех протекает по-разному. – Мой врач в Чикаго сказал мне, что я пробуду здесь максимум два месяца, – добавила другая женщина. – В результате я взяла с собой только один паршивый чемодан. Мириэль снова села. Доктор в Калифорнии сказал ей и Чарли то же самое. Самое большее, несколько месяцев, и она будет дома. Она была рада услышать подтверждение этим словам. Два месяца в этом ужасном месте без Чарли и дочерей показались ужасно долгим сроком. Но слова этой женщина вселили в нее надежду. У нее, как и у Мириэль, было мало внешних признаков болезни, и сейчас срок ее заточения, несомненно, приближался к концу. – Сколько у вас еще осталось времени? – Времени для чего? – Из ваших двух месяцев? За столом снова рассмеялись. – Милая, это было пять лет назад. И у меня нет надежды уехать в ближайшее время. – Пять лет?! – Это ерунда, – добавила еще одна женщина. – Я здесь уже семь. – Если бы я тогда знала то, что мне известно сейчас, – продолжала женщина из Чикаго, – я бы захватила с собой весь свой дом. Айрин похлопала Мириэль по колену. – Все не так плохо, как выглядит. Каждый месяц Док Джек и сестры будут соскабливать немного твоей кожи, наносить на предметные стекла и рассматривать ее под микроскопом. Если ты продержишься двенадцать месяцев подряд без каких-либо признаков микроорганизмов, тебе выдадут диплом, и ты свободна. – Диплом? – Сертификат из управления общественного здравоохранения, в котором говорится, что человек больше не представляет угрозы для общества. Мириэль нахмурилась. Угроза? Это было почти такое же уродливое слово, как «прокаженный». – Если вам нужно всего двенадцать отрицательных тестов, как получилось, что вы все здесь так долго? Несколько женщин ухмыльнулись. Жанна хихикнула с набитым ртом. – Двенадцать подряд, – уточнила Айрин. – Как долго ты ждешь свой диплом, Мэдж? – спросила женщина из Чикаго, прежде чем повернуться и прошептать Мириэль: – Она настоящий старожил. Мэдж выплюнула кусочек куриного филе на свою тарелку, затем обратила свои злые, водянистые глаза на Мириэль. – Двадцать один год.