— Написано же: проезд по территории запрещен. По-шведски читать не умеете? Смуглянка выступает вперед, и тут только Уве замечает: она либо на большом сроке беременности, либо, по определению самого Уве, страдает точечным ожирением. — Это я, что ли, за рулем? Уве молча смотрит на нее несколько секунд. Потом поворачивается к белобрысому увальню: тот кое-как выкарабкался из тесной японской коробчонки и теперь стоит, виновато разведя руки. В вязаной кофте, с осанкой, свидетельствующей о застарелом дефиците кальция в организме. — А ты кто такой? — интересуется Уве. — Это я вел машину, — беззаботно улыбается увалень. Ростом под два метра. Уве всегда с интуитивным скепсисом относился к людям выше метра восьмидесяти пяти. Опыт подсказывал: при эдаком росте кровь просто не добирается до мозга. — Ага, как же! Кто еще кого вел! Может, она тебя? — Пузатая смуглянка, пониже увальня примерно на полметра, яростно наскакивает на него, пытаясь шлепнуть по руке обеими ладонями. — А она-то кто? — интересуется Уве. — Женушка моя, — дружелюбно кивает в ее сторону увалень. — Ненадолго, не надейся, — энергично, аж пузо подпрыгивает, огрызается «женушка». — Думаешь, это так прос… — начинает оправдываться муж, но она перебивает: — Я сказала: ПРАВЕЕ! А ты едешь НАЛЕВО! Почему ты меня не слушаешь? НИКОГДА не слушаешь! Тут она выдает тираду на полминуты, представляющую собой, как догадывается Уве, подборку изощренных арабских ругательств, которыми столь богат этот язык. Белобрысый увалень только блаженно кивает — его улыбка неописуемо гармонирует с жениной бранью. С такой улыбкой ходят буддийские монахи, отчего любому нормальному человеку хочется двинуть им по морде, подумал Уве. — Извиняемся, в общем. Сплоховали малость, сейчас все поправим, — бодро сообщает увалень, дождавшись, пока его половина наконец замолкнет. И с самым беспечным видом выуживает из кармана круглую жестянку и отправляет себе под губу табачный ком величиной с гандбольный мяч. И, видимо, уже собирается дружески хлопнуть Уве по спине. Уве одаривает увальня таким взглядом, словно тот только что навалил кучу на капот его машины. — Поправим? Да ты же у меня на клумбе встал! Увалень смотрит на колеса прицепа. — Хех, это вот это, что ли, клумба? — добродушно скалится он, кончиком языка поправляя табачный ком. — И-МЕН-НО! — отрезает Уве. Увалень кивает. Сперва глядит на землю. Потом — на Уве, решив, что тот шутит. — Да, брось, мужик, это же просто земля. От гнева лоб у Уве собирается в одну огромную и грозную складку. — Сказано. Тебе. Это. Клумба. Увалень озадаченно чешет голову: на взъерошенном чубе его остаются табачные крошки. — Так тут вроде не растет ничего… — А тебе не один хрен? Моя клумба: хочу — сажаю, хочу — нет! Увалень поспешно кивает, явно не желая еще больше разозлить незнакомца. Поворачивается к жене, словно ища у нее поддержки. Та, впрочем, совсем не спешит ему на подмогу. Увалень снова обращается к Уве: — Беременная, понимаешь. Гормоны и все такое… — пытается пошутить он. Беременная почему-то не смеется. Уве тоже. Она складывает руки на груди. Уве упирается руками в бока. Увалень, не зная, куда девать свои кулачищи, опустил руки вдоль тела и смущенно чуть покачивает ими: кажется, будто они тряпичные и сами собой мотаются на ветру. — Щас сяду и еще раз попробую, — снова примирительно улыбается парень. Но во взгляде Уве нет и намека на мир. — Проезд по территории запрещен. Знаки читать надо. Увалень пятится и энергично кивает. Затем рысцой подбегает к японской машинке и втискивает свое крупногабаритное тело в малогабаритный салон. «Боже!» — в один голос бормочут Уве и женщина. После чего та уже раздражает Уве как будто чуть поменьше. Увалень проезжает несколько метров вперед. Уве четко видит: этот недотепа так и не выкрутил толком руль. Машина сдает назад. Боком прицепа задевает почтовый ящик Уве, сминая его пополам. — Ну это уже… — шипит Уве, кидается к машине и рывком открывает дверь. Увалень виновато всплескивает руками: — Маху дал! Извини! Сорри! Ящика-то в зеркало не видно! С этими прицепами вечно фигня — никогда не знаешь, куда вывернут. Бум! Кулак Уве грохает о крышу машины — увалень аж подпрыгивает, ударяясь головой о раму. Уве наклоняется так низко, что крик, не успев вылететь у него изо рта, уже оказывается непосредственно в слуховом проходе увальня: — Вылазь из машины! — А? — Вылазь, тебе говорят! Увалень с опаской смотрит на Уве, не решаясь поинтересоваться причиной этой просьбы. Просто выбирается из машины и становится рядом, точно провинившийся школьник. Уве указывает ему на проход между домами, туда, где виднеются велосипедный сарай и парковка: — Отойди, не путайся под колесами! Увалень кивает в легком замешательстве. — Елы-палы, любой безрукий с глаукомой на обоих глазах управится с прицепом скорей тебя, — досадует Уве, залезая в машину. Не управиться с прицепом, это ж надо, недоумевает Уве. Где ж такое видано? Неужто трудно усвоить, что в зеркале право — это лево? Как они вообще на свете живут, такие балбесы? Автоматическая коробка, ну, само собой, констатирует он. Можно было догадаться. Этим пижонам хоть какую машину, лишь бы самим не водить, сердится Уве, подавая вперед. Лишь бы сама их катала. Будто робот. Дожили: даже выучиться парковаться не сподобились. Разве можно таким права давать? А? Уве не согласен. Категорически. Таким не то что права, таких на выборы пускать не след, которые с собственным прицепом управиться не могут. Машина едет вперед, Уве потихоньку выкручивает руль (как делают все более-менее цивилизованные граждане перед тем, как сдать назад на машине с прицепом) и дает задний ход. Японец возмущенно пищит. Уве недовольно осматривается. — Какого хрена выеживаешься? — напускается он на приборную доску, барабаня по рулю. — Прекрати, говорят тебе! — грозно кричит он красной лампочке, мигающей особенно настойчиво. Тут сбоку появляется увалень и вкрадчиво стучит по стеклу. Уве опускает стекло и с кислой миной смотрит на увальня. — Это сигнал заднего хода орет, — поясняет тот. — Не учи ученого! — ворчит Уве. — У этой машины не совсем обычное устройство, я мог бы показать, где тут что крутить, — кашлянув, говорит увалень. — Небось не дурак, сам разберусь, — хмыкает Уве. — Да, да, конечно, — с готовностью поддакивает увалень. Уве сердито косится на приборы: — А теперь чего она кобенится? Увалень охотно объясняет: — Теперь она определяет, не сел ли аккумулятор. Если сел, с электропитания она перейдет на бензин. Это гибрид, типа… Уве не удостаивает его ответом. Поднимает стекло. Увалень остается стоять с разинутым ртом. Уве смотрит в левое зеркало. Потом — в правое. Потом дает задний ход, иномарка истошно пищит, прицеп со снайперской точностью проходит между домом Уве и домом увальня с его беременной супружницей. Выйдя из машины, Уве небрежно бросает ключи увальню. — Сигнал заднего хода, автопарковщик, видеорегистратор… Если тебе столько всякой хрени нужно, чтоб парковаться с прицепом, на кой ты вообще брал себе прицеп? Но увалень только довольно кивает. — Вот спасибочки — выручили! — радуется он так, словно это не Уве распекал его последние десять минут. — Да я бы тебе даже магнитофон перематывать назад не доверил, — отвечает Уве, гордо удаляясь. Беременная приезжая стоит все так же, скрестив руки на груди. Глядит, правда, уж не так сердито.