— Невозможно, — с обреченным согласием говорит он и позволяет мне уйти. Запираюсь у себя в номере и отдаюсь душащим меня слезам. Этого не должно было произойти. Ни тогда, ни сейчас. Это неправильно, непристойно и подло. Бумеранг всегда возвращается. Ненавижу себя и его. Но так хочу. Так жажду. Подавлять себя ровно как уничтожать. Я словно сбросилась с отвесной скалы, попала под грузовик, разбила головой кирпич, убила кошку. Стены, щиты бессмысленны, когда влюблена. Вопреки всему, даже тому, кого любишь. Не могу вместить их обоих. Слишком мало места. Остается выбирать и только. В изнеможении падаю на кровать и отдаюсь всепоглощающей темноте. «Правильно. Все правильно», — внушает мне Миа-2. Я всхлипываю. Глава 20 Просыпаюсь от звонка мобильного. Почему все так против, чтобы я высыпалась в этом проклятом городе? — Алло, — сдавленно говорю я. — Ты спишь, любимая? — Валера, зачем ты звонишь в такую рань? — Уже шесть утра, милая. — Только шесть. — Вы там в командировке расслабились немного. — Кто вы? — Ладно, не злись. Я хотел сказать, что люблю тебя. — Я тоже тебя люблю, — на автомате произношу я, как в голове всплывают Его поцелуи. Я резко отрываю голову от подушки. — Слышу, ты встала? — Да, спасибо, что разбудил. Черт! Черт! Черт! — Позвони мне вечером, ладно? — Хорошо. — Целую. — Целую. Я безвольно опускаю руку с телефоном себе на колени и смотрю в одну точку. Это был не сон. Он поцеловал меня снова. «Конечно, ты же пошла к нему в номер. Зачем еще, как не за этим?» — констатирует Миа-2. Я сдавливаю голову руками и утыкаюсь лицом в подушку, жалобно поскуливая. Что я наделала? Валера никогда меня не простит. «Он и не узнает», — усмехается моя внутренняя копия. Такое невозможно скрыть. Чем же зацепил меня Громов? Я кричу в подушку, а затем принимаюсь ее колотить, пока не вылетают первые перья. — Идиотка! — Я швыряю перьевую в стену. По всей комнате тут же разлетается пух. Мне хочется выдрать себе волосы, удариться головой об острый угол стола, сжечь дотла! Там в лифте, когда он закрыл «мир», я думала, что это конец… Я не могу избавиться от наваждения. Я хочу вернуться в этот номер и продолжить начатое! Как мне подавить это? Как выкрутить его? Зачем он встретился мне?! Выхожу из номера. Подхожу к его двери, прислушиваюсь. Тишина. Постучать? — Не повторяй ошибок, Миа, — говорю сама себе и иду к лифту. Нервы ни к черту. Переминаюсь с ноги на ногу и часто жму на кнопку вызова. Поскорей бы этот лифт приехал. — Миа, подожди, — вдруг Он окликает меня. Я оборачиваюсь. Громов слегка помят, но, тем не менее, от него веет свежестью и уверенностью. Он достигает меня в три размашистых шага и дарит широкую улыбку. — Доброе утро. — Доброе, — вторю ему. Наконец, двери открываются, и мы входим в кабину, не прерывая зрительного контакта. — Ты ушла, — заявляет Константин. — Продолжаешь? — усмехаюсь я, стараюсь подавить волнение. — Не стоит? — Кажется, мы все обсудили. — Но не перестали чувствовать. — А это возможно? — Хочешь проверить? — Серьезность сменяет игривая настойчивость. Хорошо, что Громов удерживает себя на месте. Лифт останавливается, предоставляя, нам возможность выйти. Я думаю, что сказать. Мне до смерти хочется забыть обо всем, что есть в моей жизни. Быть только собой, без мужа, без прошлого. Той Миа, которая просыпается, когда Константин рядом. Но разве так может быть? — Ты не ответила, — подмечает Костя перед входом в кафе. — Тебе недостаточно? — А тебе? — Закончилось, — отрезаю я. Вопреки всему я заставляю себя отказаться, пытаясь убедить свое сердце в правильности этих действий. Хотя я безумно хочу, чтобы он настаивал и добивался — ненавижу себя за это. — Невозможно. — Он вполне серьезен. — Костя. — Я пытаюсь его остановить, сверлю взглядом. — Миа. — Громов пытает меня потопить. Со стороны мы, должно быть, выглядим как два боксера на ринге или как две женщины, столкнувшиеся на перекрестке, или как дети, не поделившие игрушку. И тут нет компромисса, я хочу закончить, а он продолжить. Одно общее, оба хотим победить, только у каждого своя победа. Я думаю головой, а он нет. Если бы не было Валеры, я бы отдалась этому моменту, этому чувству. Никогда еще я не испытывала подобного. Но у меня есть муж. А у него жена. Скоро и дети будут. Почему он так поступает со мной? Неужели ему не страшно? Неужели он готов все перечеркнуть? С другой стороны, он ничем не рискует. Мужчинам всегда прощали их «ошибки». — Нам нужно войти, — бормочу я, чувствуя на себе, прожигающий дыру взгляд. Константин соглашается и пропускает меня вперед. Я сажусь напротив директора, стараясь не смотреть в его сторону. Виталий с интересом изучает нас. Напряжение за столом достигает критической отметки, «расплавляя» этот и три соседних стола. — Утро недоброе, — нарушает тяготящую тишину директор. Я смотрю на него исподлобья. «Она мне нравится» — всплывает и маячит передо мной как на веревочке, и я принимаюсь за гипнотизацию перечницы. Не могу в это поверить. Как мужчины это чувствуют? — Что-нибудь выбрали? — раздается слева. И почему именно сегодня он не заказал для нас завтрак по своему усмотрению. — Я уже себе заказал, — говорит Виталий. — Мне и девушке завтрак номер два, — говорит Константин. Вот уж спасибо! — Хорошо, — доброжелательно отвечает официант и отходит от столика. — За эту ночь что-то изменилось между вами? — директор задает прямой вопрос, я краснею и вжимаю голову в плечи. Разве можно быть таким бестактным? — Просто ешь молча, — как всегда грубит его брат. — Значит, я прав, — с самодовольством заявляет Виталий. — Рассказывайте. Я молчу, надеясь, что за нас ответит Громов. И он отвечает. — Мы переспали. Что?! Я вскидываю голову и ошарашенно на него смотрю. Виталий давится яичницей. — Ты это хотел услышать? — добавляет Костя. Фух!