— Принесите нам счет. Вы ведь уже закончили, верно? — обратился он к Мередит. — О да, — кивнула она, складывая на столе салфетку. Теперь Итан знал, что это значит — страх. Это когда твою голову внезапно сжимает железный обруч, волосы на затылке становятся дыбом, а ватные ноги трясутся и отказываются тебя держать. — Ничего я не испугался, — повторил он, наверное, в сотый раз. — Я позвал тебя, потому что все это было как-то… странно. Вдруг ни с того ни с сего наступила полная темнота! Они с Россом сидели в гостиной перед телевизором, к которому была подключена видеокамера. Экран был темным, в углах что-то потрескивало. Ровным счетом ничего любопытного не происходило. В течение трех часов просматривать кадры, запечатлевшие стену комнаты, — не слишком увлекательное занятие, даже если это чрезвычайно важная часть Великой охоты за призраками. Итан отчаянно пытался скрыть скуку и все же несколько раз зевнул во весь рот. Он вспомнил, как дядя Росс говорил ему: «Если призраки где-то рядом, они способны совершенно тебя вымотать». Спору нет, его дядя — крутой парень. Итан в очередной раз убедился в этом, когда… ну, в общем, чего там греха таить, когда сам он испугался до чертиков. Как тут сохранить самообладание, если фонарь внезапно погас и видеокамера выключилась сама собой! Потом выяснилось, что у фонаря просто-напросто сели батарейки, а в видеокамере закончилась пленка. Мама вошла в комнату, бросила взгляд на экран и нахмурилась: — Я что, пропустила все самое интересное? — Пока нет, — покачал головой Росс и повернулся к Итану. — Знаешь, что я думаю? Судя по всему, призрак был в комнате рядом с тобой. Итан невольно содрогнулся. А что, если дух может войти в человека? Вот так попадешь в какой-нибудь заброшенный дом и подцепишь духа, как простуду. Мальчик ощутил, как мамины руки обнимают его за плечи, и прижался к ней, словно прося защиты. — Я… а я думал, ты выскочил на улицу, потому что призрак был там… в лесу… — Нет, в лесу я обнаружил вовсе не призрака, — сказал Росс и вдруг резко остановил изображение. — Видели? — Ты про светлячков? — уточнила Шелби. — Когда в последний раз вы видели такой дождь из светлячков? — Росс перемотал пленку назад и включил звук; теперь можно было услышать голоса — его собственный и Итана. — Это я ухожу, — пояснил Росс. Пленка запечатлела звук его шагов: они становились все тише. — Видите? Огоньки появились, как только я ушел. Изображение исчезло. Камера выключилась. Росс расправил плечи и потянулся так, что хрустнули суставы. — Когда Итан остался один, в комнату вошло нечто. Искры, зафиксированные камерой, — одна из форм энергии, исходящей от неведомой сущности. Это, кстати, объясняет, почему погас фонарь. Для того чтобы материализоваться, призраку необходима подпитка. Наш дух воспользовался энергией батареек и преобразил ее в искры. — Росс взглянул на Итана, подавившего очередной зевок. — К тому же он, похоже, выкачал изрядное количество энергии из Итана. Однако мальчик, якобы оставшийся с призраком наедине, ровным счетом ничего не заметил. Или все-таки он что-то видел? Ванна. Нога, высунувшаяся из пузырьков пены. Картина, вынырнувшая из глубин его сознания, тут же исчезла, унесенная подводным течением. Итан ощутил, какими тяжелыми стали его веки. Голос мамы доносился до него словно издалека: — Ну и что ты скажешь представителю компании? Ответа дяди Итан уже не слышал. Он спал и видел во сне пляж, море и золотистый песок, такой горячий, что на него больно ступать босыми ногами. Шелби знала, что многим библиотекарям человеческий мозг представляется подобием микрофильмированной картотеки, где каждая карточка — кадр, запечатлевший образ или слово. Просматривать такую картотеку удобно и приятно. Всякий раз, когда Шелби работала с картотекой, ей приходило в голову, что человеческое сердце тоже можно каталогизировать подобным образом. Воображение рисовало ей процесс аутопсии, во время которой сердце, извлеченное из тела, рассекается на тонкие пластинки. На одной сохраняется все, что человек любил в детстве; другая содержит чувства, которые он питал к родителям, братьям и сестрам. Еще одна, ярко-алая пластинка вместит в себя всю информацию о моментах страсти, об упоительных объятиях, уносящих на седьмое небо. А у некоторых счастливцев будет еще одна, тончайшая пластинка воспоминаний о глубокой любви, изменяющей мир до неузнаваемости. И как залог родства душ точно такая же пластинка будет храниться в сердце человека, пробудившего эту любовь. Desiderate — сильно желать. — Вам не требуется помощь? Шелби водрузила на нос очки и повернулась к прыщавому клерку из суда по наследственным делам: — Нет, спасибо. Я хорошо знакома с подобной техникой. Для того чтобы доказать это, она пролистнула несколько кадров пленки и открыла следующую страницу завещания. Архивными изысканиями Шелби занялась по просьбе Росса. Он так редко просил о помощи, что она не смогла отказать. Росс надеялся, она сумеет узнать, с каких пор земельный участок, породивший столько проблем, принадлежит семье Пайк. Его также интересовало, существуют ли какие-нибудь документальные свидетельства, подтверждающие, что там располагалось индейское кладбище. Шелби приехала сюда, в административное здание, где находились полиция, окружной суд, а также департамент по наследственным делам и различные муниципальные службы. Все, что ей удалось выяснить: земля принадлежала Спенсеру Пайку с 1930-х годов. Никаких документов, подтверждающих, что там было кладбище коренных жителей Америки, не нашлось. Помимо этого, Шелби узнала, каким образом участок стал собственностью Спенсера Пайка, — к ее удивлению, он получил землю не в результате сделки, а по наследству, после смерти своей жены. Что касается самой Шелби, у нее завещания не было. Бесспорно, ее состояние значительно уступало размерами состоянию Иванки Трамп, однако в случае, если бы на улице Шелби внезапно сбила машина, Итан не остался бы нищим. Единственной помехой для составления надлежащего юридического документа была проблема с наследником. Все родители в мире оставляют свое имущество детям. Но как быть матери, которая знает почти наверняка, что ей придется пережить сына? Я, миссис Спенсер Т. Пайк, проживающая в г. Комтусук, составила ныне это завещание, отменяющее все мои предыдущие завещания и распоряжения. Прищурившись, Шелби рассмотрела дату: 1931 год. Подпись, сделанная небрежным почерком, похожа на паука. Миссис Спенсер Т. Пайк. Она подписала свое завещание именно так, словно до замужества не существовала вовсе. Шелби с трудом продиралась сквозь частокол юридических терминов, однако смысл был вполне понятен: миссис Спенсер Т. Пайк завещала все свое имущество супругу. С одной лишь оговоркой. Завещаю все принадлежащее мне движимое имущество, включая обстановку дома, мебель, драгоценности и автомобили, моему супругу Спенсеру Пайку. Завещаю все принадлежащее мне недвижимое имущество, а именно земельный участок площадью 19 акров, расположенный у пересечения Монтгомери-роуд и Оттер-Крик-Пасс, в городе Комтусук, округ Читтенден, штат Вермонт, моим детям, рожденным в браке со Спенсером Пайком. В случае, если смерть моя произойдет ранее, чем мои дети достигнут возраста 21 года, распоряжаться собственностью будет назначенный мною душеприказчик, который передаст ее наследникам по достижении ими совершеннолетия. Земельный участок будет принадлежать моим детям на правах совместного владения. В случае, если в браке со Спенсером Пайком у меня не будет детей, все упомянутое недвижимое имущество переходит к моему супругу Спенсеру Пайку. В завещании ничего не говорилось о том, каким образом стала владелицей участка эта женщина, судя по всему, воспринимавшая себя исключительно как жену собственного мужа. Из этих сухих строк нельзя было узнать и о переживаниях супруга по поводу ее безвременной кончины. Возможно, он был безутешен. Возможно, он был бы счастлив отказаться от наследства, лишь бы вернуть ее. Однако не исключено, что горе его быстро улеглось. Шелби любила слова, но она знала, как часто они подводят человека. Зачастую именно те слова, которые нигде не написаны, нужны нам сильнее всего. Она извлекла пленку из проектора, положила в контейнер и передала клерку. Когда Шелби вышла из здания, у дверей резко затормозила полицейская машина и остановилась так близко от Шелби, что та невольно вскинула руку, словно защищаясь. Из кабины вылетел полицейский, пробормотал какие-то извинения, даже не взглянув на Шелби, и поспешно скрылся в дверях. Когда она шла к своей машине, у нее дрожали колени. Мысленно она пообещала себе, что в ближайшие дни составит и оформит завещание. Илай опаздывал. Он ворвался в помещение полицейского участка и сунул голову в окошко дежурного. — Тебя тут искали, — сообщил ему сержант. — Сам знаю. Где они? — В конференц-зале. Вместе с шефом. Издав сдавленный стон, Илай бросился в конференц-зал, где нашел шефа в обществе двух юнцов. — Вот и вы наконец, детектив Рочерт, — кивнул Фолленсби. — Мистер Мэдиган и мистер Куинн заждались вас. Они сказали, что вы просили их прибыть для дачи показаний к десяти тридцати. А сейчас уже больше одиннадцати. — Простите, шеф, — понурился Илай. — Я… э-э-э… попал в пробку. На самом деле он проспал. Промучившись без сна бо?льшую часть ночи, он на рассвете наконец задремал. Ему снилась женщина, от которой исходил аромат яблок, та самая, что снилась ему прежде, до того как его разбудил телефонный звонок. Неудивительно, что на верещание будильника Илай не отреагировал. Когда он проезжал мимо участка Пайка, его остановили две девчонки на велосипедах. По Монтгомери-роуд бродит какая-то женщина, сказали они, и вид у нее странный. В прошлом году престарелая дама, страдающая болезнью Альцгеймера, села в свою машину и уехала в неизвестном направлении. Два дня спустя машину обнаружили на стоянке перед супермаркетом, хозяйка, умершая от теплового удара, находилась внутри. Вспомнив об этом, Илай свернул на Монтгомери-роуд. Однако, если там и прогуливалась какая-то неадекватная особа, она исчезла бесследно, и Илай даром потерял двадцать минут. Он опустился на стул напротив Джимми Мэдигана и Нотта Куинна. Подростки были одеты одинаково: футболки с металлическими заклепками, рваные джинсы, черные ботинки. Оба были исключены из школы за хроническую неуспеваемость, оба были неоднократно замечены в различных правонарушениях. Разумеется, здесь, в полицейском участке, они чувствовали себя, мягко говоря, не в своей тарелке. — Насколько я понимаю, парни, вы видели на участке Пайка что-то необычное? — Угу, — кивнул Джимми. — Позавчера. Дело было ночью. Люди говорят, там водятся привидения, вот мы и решили на них поглазеть. И увидели… это… — Что именно? Джимми взглянул на приятеля в поисках поддержки: — Мы оба его видели. Высоченное, выше нас двоих, вместе взятых. И еще у него были… клыки… — Ага, здоровенные такие зубищи, — подхватил Нотт. — Зазубренные, как лезвие охотничьего ножа. — И что же, этот монстр вам что-нибудь сказал? Мальчишки переглянулись. — Вот это и есть самое странное. Вид у него был такой жуткий, что мы подумали: нам крышка. Но когда оно открыло пасть, оттуда вырвалось… что-то вроде детского плача. — Значит, это чудище заплакало? И что, у него слезы потекли? — Нет, оно просто хныкало, — покачал головой Нотт. — Ва-ва-ва. — А потом оно растаяло в воздухе, — добавил Джимми, — как дым. — Как дым, — эхом повторил Илай. — Кто бы мог подумать! — Черт! Я знаю, вы думаете: мы прикалываемся. Но честное слово, это правда. Мы с Ноттом оба видели монстра. Не могло же нам обоим померещиться! — О, в том, что вы видели зубастого монстра, я не сомневаюсь, — кивнул Илай. — Кстати, а вот такую штуку вы когда-нибудь видели? — Он извлек из нагрудного кармана целлофановый пакет, наполненный сушеными грибами.