Вот она, мужская логика. – Что с вашими глазами? Несколько почти неразличимых шагов, приглушаемых густым ворсом ковров – будто хищник крадется, а потом замирает, чтобы в следующий момент наброситься и растерзать. – Соринка попала. Хотя, судя по тому, что упорно демонстрировало мне зеркало, в глаза опрокинули все содержимое мусорного ведра. Близость Скальде заставляла нервничать, путала мысли. И злость на тальдена, желание все ему высказать заглушала тупая ноющая боль. Хотелось, чтобы скорее ушел, и больше его не видеть. Я спрятала взгляд, чувствуя, как льдина в груди трескается и начинает кровоточить. Смотреть на него – самая изощренная пытка. Вглядываться в резкие, идеальные, будто созданные античным скульптором, черты лица. Теряться в сумраке серых, как предгрозовое небо, глаз. Скользить взглядом по губам. Сейчас они казались тверже камня, а прошлой ночью были мягкими, обжигающими… – Я хотел извиниться за вчерашнее, но вижу, что вы не в духе, – выдернул меня из этого ненормального наваждения, чтобы окунуть, как в прорубь, в холод своего голоса. Такого же ледяного, как и его обладатель. А несколько часов назад шепот опалял сумасшедшим пламенем. Но то было вчера. До того, как он и она… Не в духе я? Ну, это мягко сказано. Да я его на лоскутки готова порвать! Разодрать на мелкие клочочки. Расщепить на ворсинки и на все остальные мельчайшие частицы! А еще так и чесались руки чем-нибудь метнуть в Герхильда. Чем-нибудь потяжелее, вроде ночного горшка. Жаль, не привыкла пользоваться им по назначению. Тогда бы «снаряд» получился еще интереснее. Язык тоже чесался – хотелось высказать, выплеснуть на мерзавца все, что жгло, как крапивой, душу. В общем, так себе из меня ледышка. Алиана тоже вышла никудышная. Фьярра на моем месте, да и любая другая невеста, застав Герхильда за этим делом, просто пожала бы плечами и пошла заниматься своими делами. Впрочем, никакой другой алиане и в голову бы не пришло ночью тащиться в покои наследника. Останься я вчера у себя, и сегодня боль не обгладывала бы с такой жадностью мои косточки. Умом понимаю, что Далива ему нужна, чтобы до свадьбы дожил и не свихнулся. А сердцем… Хотя нет, не понимаю. Не могу простить, принять и смириться. Ведь сказал же, что больше они не вместе, и за язык его никто не тянул. А я поверила. Наивная. Горько усмехнулась своим мыслям. Ну какой мужик откажется от такой красавицы? Вот и Герхильд не отказался. А значит, пусть к ней и катится. А я покачусь к Леше. Как только отыграю навязанную мне ненавистную роль императорской невесты. – Мне жаль, что так вышло, – заглушила водопадом низвергающиеся мысли банальная фраза. Я, открыв было рот, чтобы обвинить тальдена в том, что вешал мне лапшу на уши, посоветовать ему возвращаться к своей графиньке, а меня оставить в покое, опешив, тут же его захлопнула. Как у Ледяного, оказывается, все просто. Поманили, соблазнили – не устоял. Думает, достаточно просто извиниться – и дело закрыто. Он оправдан по всем статьям. – А мне-то как жаль… Скальде был рядом. Слишком близко. Окружающая обстановка стиралась, когда он оказывался в нескольких шагах от меня. Вот как сейчас. И воздуха в легких катастрофически не хватало. Почувствовав, что голова начинает кружиться, я поднялась, чтобы окунуться в потоки света, бьющего в окна. Щурясь от непривычно яркого солнца, прошлась взглядом по заснеженному саду, в котором, будто звезды на небе, только почему-то белом, поблескивали прохладной голубизной статуи замороженных ари. – Вместо того чтобы побеспокоиться о твоем самочувствии, я набросился на тебя. И потом был резок. Я был зол, Фьярра. Но не на тебя. На Крейна. Колени дрогнули. Вцепилась в одну из витых колонн, обрамлявших окна, ногтями царапая шероховатый камень. Ах, вот за что пришел извиняться… Я-то, глупая, решила, что это была неудачная попытка объясниться, что именно голая девица забыла у него в спальне и почему он так исступленно сжимал ее в объятиях. – Обещаю, что теперь буду сдерживаться и целовать тебя только с твоего разрешения. Я не видела лица Ледяного, но почувствовала его улыбку. Непонятно, то ли так нагло издевается, то ли для этого варвара ублажать всю ночь одну, а потом шутить с другой в порядке вещей. К горлу подступил горький комок, будто весь обросший шипами. Обернувшись, тихо сказала: – То есть никогда. – Мои слова, словно теннисный мячик, отскочили от толщи льда, в которую тут же превратился тальден. – При всем моем к вам уважении, – а его у меня и в помине не было, – вы не имели права меня касаться, ваше великолепие. Я не ваша ари, а всего лишь одна из участниц отбора. Приходя сюда, вы порочите мое имя. Или решили, раз Крейн насильно целовал меня и душил в объятиях, то и вам можно? Так вот, мне были неприятны прикосновения герцога. И ваши… Их я тоже не хочу! Тишина оглушала. А голос, напитанный безразличием, перекрыл все остальные звуки: треск пожираемых пламенем поленьев, жалобные постанывания ветра за окном, возню Снежка, упорно пытавшегося достать что-то лапой из-под приставленного к камину кресла. – Значит, игра продолжается? – На губах жесткая усмешка. – Только непонятно, Фьярра, чего ты добиваешься? Сначала раздразнила, несколько недель настойчиво привлекала к себе внимание. Теперь строишь из себя недотрогу. И вчера, когда я тебя целовал, было не похоже, что тебе не нравилось. И ты не вспоминала про свое доброе имя. Занавес. И как можно было в такого влюбиться… Комок из слез вырос до размеров солнца, сверхновой вспыхнувшего у меня в горле. – Возвращаясь к теме ваших неожиданных визитов. – Голос звучал непривычно глухо и хрипло. – Лучше забудьте сюда дорогу. К другим алианам ведь не ходите. Вот и ко мне больше не стоит. А еще лучше… – Сердце ухнуло куда-то вниз, кажется, провалилось под фундамент Ледяного Лога, но я все же нашла в себе смелость и твердо выговорила: – Разорвите со мной помолвку. Услышь меня сейчас Блодейна, раскатала бы в лепешку. Коровью или пшеничную – без разницы. Во что-то плоское и не совсем живое. Судя по отливавшему свинцом взгляду Герхильда, он подумывал о том же – расплющить меня к чертовой бабушке о любую твердую поверхность. Но вместо этого, облачившись в ледяную броню, сказал, будто приговор вынес: пожизненное заключение, электрический стул, гильотина – все вместе. – Не разорву. Ты согласилась на отбор и будешь в нем участвовать. Пока я сам тебя не отпущу. Тиран. Супостат. Деспот. Тальден развернулся и, уходя, небрежно бросил напоследок: – Готовьтесь к испытанию, эсселин Сольвер. И можете быть спокойны: я забуду сюда дорогу. Глава 5 После ухода Герхильда я еще долго не находила себе места. Была взвинчена до предела. Потому что кое-кто наглым ржавым болтом ввинтился мне в сердце, а вывинчиваться обратно особенно не спешил, распространяя по всему телу коррозию боли, обиды и злости. «Пока я сам тебя не отпущу», – взвилось в памяти огненно-дымовым столбом, какой бывает во время ядерного взрыва. Надеюсь, еще парочка таких взрывов, и у меня внутри наконец наступит ледниковый период. – Отпустишь. Еще как отпустишь. Куда ты денешься! – воинственно цедила я, пока возилась с изумрудным ожерельем, никак не желавшим брать в плен мою шею. То ли застежка была повреждена, то ли из-за нервной дрожи, коловшей пальцы, те отказывались мне повиноваться. К ожерелью прилагались массивные сережки, заметно оттянувшие мочки ушей, отчего я стала похожа на девочку-туземку. И пусть в зеркале по-прежнему отражалась белокожая блондинка с прозрачными, как родниковая вода, светло-голубыми глазами – истинная дочь севера, – темное облако гнева, наползшее на лицо, превращало меня в моем воображении в уроженку какого-нибудь дикого африканского племени. С каким удовольствием я бы станцевала победный ритуальный танец на останках Герхильда! Гр-р-р… Запястья кандалами сковали широкие браслеты, поверх которых я нанизала еще несколько тонких серебряных обручей. Все в камешках, все блестят. Если долго на них смотреть, глаза начнут слезиться. Повылавливала из шкатулок перстни. Теперь пальцы, как в броню, закованные в благородный металл, потеряли свою природную подвижность. Ледяной у нас любитель естественной красоты и скромности? Вот пусть Даливочку свою наряжает невинной пастушкой и устраивает с ней ролевые игры. А я буду брать пример с Керис. Алиана я или как? И очень надеюсь, что при виде меня у тальдена задергаются оба века. Где тут у нас коробочка с помадой? Примитивный аналог современной: пчелиный воск, смешанный с растертыми ягодами. Добавим-ка лицу ярких красок. Добавить я ничего никуда не успела. Вернувшаяся Мабли с таким подозрением на меня посмотрела, что пришлось отлипать и от коробочки, и от зеркала. Я, конечно, очень хочу поразить и впечатлить Герхильда. В самом негативном смысле этих глаголов. Но не стоит забывать и об осторожности. Мабли очень проницательна, этого у нее не отнять. И по-прежнему верой и правдой служит морканте. А меня слушается и помогает прятать от Блодейны кьерда лишь потому, что я убедила ее в своем намерении пройти отбор до конца, не запятнав славное имя Сольверов. Если поймет, что собираюсь саботировать помолвку, у меня (или у Снежка) могут возникнуть новые проблемы. – Вы же не любите наряжаться, – облекла мои опасения в слова служанка. – Сама сказала, что на подобных церемониях, когда нужно было принимать подданных, императрица Энора всегда блистала, – не растерялась я. – Да, но… – Я просто настраиваюсь на испытание. Сливаюсь с образом, так сказать. – Погладив Снежка и ощутив, как отравленное изменой чувство к Ледяному на какой-то миг вытесняют нежность и безграничная любовь к питомцу, я не удержалась: подхватила своего храброго защитника и чмокнула его в снежную холку. Кьерд протестующе замяукал, требуя вернуть его туда, откуда взяли. Что я и сделала. И сразу рванула к выходу, пока Мабли от подозрений не перешла к озвучиванию догадок. – Умираю от голода. Наверное, это из-за волнения. – Я затем и пришла. Сказать, что завтрак подан и все невесты уже в Карминовой столовой… Постойте! – крикнула девушка. – Нельзя появляться на официальных церемониях без головного убора! В любое другое время я бы не обрадовалась рогатому произведению шляпного искусства, коих в гардеробе Фьярры водилось бессчетное множество. Но сейчас безропотно вернулась в кресло, темневшее возле туалетного столика, и позволила служанке увенчать мне голову раздвоенным энненом из светлого муслина, за которым шлейфом тянулась тончайшая, невесомая, словно сотканная из самого воздуха вуаль. Алианы встретили меня траурным молчанием, как будто видели перед собой не княжну Лунной долины, внешне полностью оправившуюся от попытки изнасилования, а ее неупокоенный дух, явившийся для того, чтобы портить им всем аппетит. Молчанию сопутствовали сочувственные взгляды, расстроенно закушенные или поджатые губы и даже слезинки, застывшие в грустных глазах. Керис одарила меня соболезнующим вздохом, а Рианнон понуро опустила голову, сосредоточив все свое внимание не то на золоченой тарелке, не то на цветочном узоре, вившемся по блестящему шелку скатерти. Тишина, будто напильником, истончала прутья моих нервов. – Чего это ты вдруг, Сольвер, так вырядилась? – спустя, казалось, вечность нарушила молчание княжна Серых пустошей. – Вдохновилась твоим примером. Послала злючке улыбку и села на свободное место рядом с Ариэллой. В тот момент я готова была расцеловать Керис. После ее слов алианы как будто ожили. Стали награждать меня комплиментами, хвалить мой вкус, восхищаться роскошными украшениями. Я была рада этому пустому трепу. Все лучше, чем если бы меня все дружно жалели и расспрашивали, как себя чувствую. Чувствовала я себя отвратительно, но делиться этим с избранницами тальдена в мои планы не входило. Постепенно обстановка разрядилась, и все вернулись к завтраку. Правда, потом ее снова «зарядила» возникшая в дверях эссель Тьюлин. В отличие от драконьих невест, на одутловатом лице свахи не отобразилось даже намека на сострадание. Наоборот, всем своим видом мадам показывала, что видит меня насквозь. Искусительницу, совратительницу и бесстыдницу, коварно запудрившую мозги бедолаге герцогу. А с недавних пор и его подмороженное великолепие придерживался того же мнения.