Сверху аккуратно чернилами была написана дата – 21 апреля. А дальше грифелем в неровный столбик: 17.01 – с 17.16 – з 17.35 – ж 17.40 – с 18.01 – ж 18.13 – о 18.28 – с И так далее. Если цифры означают время, то последняя запись сделана около девяти часов вечера, в 20.56, если точно. Что такое? Заинтересовавшись, Поль пересмотрел все книги и тетради Реми. В них, среди множества формул и иногда смешных рожиц, изредка встречались такие же записи. Также сделанные кое-как, карандашом, как правило – в вечернее время, а сверху аккуратно чернилами проставлялись даты. Хотя были и дневные записи. Поль потратил час на подсчеты и убедился – эти дни оказались воскресными. Большая квартира на улице Пекарей – Господин, мы такого раньше никогда не видели! Он залез на крышу прям по стенке! Как таракан на кухне! Вот как стоял, я и моргнуть не успел, а он уже с крыши тем разбойникам рожи корчит. – Ну да, среди ночи ты эти рожи отлично разглядел, лучше, чем днем… – Сидевший в углу комнаты дворянин усмехнулся. Впрочем, в комнате, освещенной лишь лунным светом и горящей на столе свечой, улыбки видно не было. – Вот вы шутите, а я как есть все рассказываю. Луна-то, вон она, полная! Точно рожи корчил, как мальчишка. – Так он и есть мальчишка… который у вас ужом между пальцами проскочил. – Да ведь… мы ж того, мы ж за ним тихонечко шли. Да если б не эти олухи из подворотни… Вы ж как сказали? Чтоб посмотреть за ним. А тут эти как выскочат, а он как сиганет, раз – и уже наверху, словно взлетел, как маг какой, ей-богу! Ну, или дворянин… – Взлетел?! То есть никакой это не бедный родственник? – Вот уж нет! Уж тут поверьте, именно залез, безо всякой магии, просто ловко так, вот точно, словно таракан. – Ловок, значит? А не срисовал ли он вас по дороге? Заметил, что за ним следят, приготовился к нападению? – Господин, ну мы ж не новички сопливые! Да и парень – простак простаком. Мы ж не в первый раз! Вы ж знаете! Если человек слежку замечает, да еще когда один, да ночью, у него завсегда походка меняется, дергаться начинает, хоть как-то, но оглядываться. А этот, хоть и страшно ему было, ночь все-таки, вокруг ни души, но шел спокойно, головой не крутил. Не, пентюх деревенский, как есть говорю. – Больно ловкий нам пентюх попался. Однако тебе в этих делах я доверяю. Что же, тогда полностью переключаемся на полицейского. И не дай вам Спаситель засветиться – шкуру спущу! Да, и плату за вчерашнее вы не получите. Вот только, – господин протянул несколько монет, – передашь своим, чтобы с голоду не сдохли. И не вздумайте сегодня напиться! Уже завтра беритесь за амьенца. Когда здоровенный косматый детина, эдакий типичный грабитель из трущобной подворотни, ушел, дворянин встал из стоявшего в темном углу кресла и открыл дверь в соседнюю комнату. – Прошу вас, господин. Все слышали? Что скажете? Пожилой, седой и сгорбленный мужчина неторопливо прошел и, кряхтя, разместился в кресле, в котором только что сидел хозяин комнаты. Так что лица мужчины в полумраке видно не было. Луч лунного света лишь серебрился на длинных седых волосах, играл на янтарных чётках, которые плавно перебирали иссохшие руки, да на отполированной рукояти длинной шпаги, неуклюже смотревшейся у этого старика. – Значит, ловкий мальчик умеет лазить по стенам и не прочь подразнить злых разбойников? Кстати, кто они? – Да обычные отбросы, будьте уверены. Они в том месте не впервой промышляют. – Так что думаете, это действительно деревенский олух? Не посланец от королевского интенданта? – Видимо, так. – Дворянин пожал плечами. – Но присмотреть за ним все равно следует. На всякий случай. – Что же, вам здесь, на месте, виднее. А я, с вашего позволения, откланиваюсь – очень уж спать хочется. С этими словами старик встал, все также кряхтя вышел из дома и, по-стариковски шаркая, побрел вверх по улице. Но чем дальше он шел, тем тверже становился шаг, выпрямлялась спина, разворачивались плечи и исчезала седина. Так что в уютную гостиницу в центре города вошел уже молодой человек, который звонким голосом крикнул: – Хозяин! Вина и мяса, я голоден, как сотня каторжников! И позови Рози! Отдыхать буду! Глава V Вечером, сидя в небогатой, но чистой таверне при гостинице, рекомендованной Тома («недорого, прилично и готовят – пальчики оближешь»), Вида засыпал унтер-офицера вопросами. Уплетая здоровенного, горячего, только что запеченного каплуна, запивая одним-другим-пятым стаканом вина, он с почти детским восторгом слушал рассказ о событиях годичной давности, когда своевременное вмешательство всего одного, но прекрасно обученного взвода, под командой одного, но чрезвычайно грамотного полицейского сержанта решило исход целой военной кампании. В общих чертах эту почти эпическую историю знал весь Амьен, но подробностей не знал никто. Полицейский сержант возвратился в город кавалером Алой звезды – высшей награды Галлии для гражданских простолюдинов – и тут же был произведен в лейтенанты. А с лейтенантом уже вот так запросто не поболтаешь. Тома тоже о многом не знал, о чем-то умолчал, но уж про жаркий бой, который пришлось принять его солдатам на улицах Кале, рассказал все. Хотя… что такого особенного может поведать участник схватки? Как кричали, умирая, люди? Как споткнулся о труп ближайшего друга и уже простился с жизнью? И как грудью закрыл его молоденький солдат, которого всегда считал худшим из своих бойцов? Ну да, об этом, еще о звоне и скрежете клинков, вони пробитых кишок и звериной, заглушающей животный страх ярости, какой не испытывал никогда раньше и, даст Спаситель, не придется испытать впредь. – Так что, когда помощь подоспела, нас и осталось-то всего дюжина, тех, кто еще дышал. А таких, кто идти мог, их и вовсе не было. Спасибо горожанам – отвезли в госпиталь, а там нас, представляешь, маг лечил, прямо как благородных. Вот, стало быть, как мы выздоровели. Ажан, ну, то есть теперь-то господин виконт де Камбре, он как выздоровел, так сразу в Амьен умотал, а мы задержались. Тут нам и предложили остаться в Кале. Сам господин де Жаме, представляешь, в госпиталь пришел и лично предложил: мол, с господином графом он все утряс, дело за нашим согласием. Всем даже зарплаты положили, каких и в королевской гвардии, поди, не платят, и подчиняемся мы лишь лично ему да господину де Фотельи, полковнику! – С ума сойти. – Вида пораженно уставился на собеседника. – Если б сегодня сам не увидел – ни за что б не поверил. Это что ж вы такое делаете? За эдакие деньги? – Разное, – резко ушел от ответа Тома. – Сейчас вот тебе помогаю. Ну да ладно, заболтался я с тобой; иди-ка ты спать, да и мне, пожалуй, пора. Распрощавшись, унтер-офицер встал, но пошел не к выходу, а, многозначительно покручивая ус, к трактирной стойке, за которой командовала пухленькая миловидная хозяйка. «О, кажется, не просто так мне посоветовали эту гостиницу, – подумал Вида. – С другой стороны, кормят здесь и впрямь неплохо, и цены божеские. А остальное… если уж платить, то лучше своим. Да и спать охота, сил нет». Зависть? Вот ее не было вообще. Во-первых, потому что господин королевский интендант не скупится оплачивать хорошую работу, а во-вторых, Вида прекрасно понимал: просто так военным не платят. Слишком немногим бойцам из взвода Тома суждено умереть своей смертью. * * * Следующий день начался с нового похода к местным коллегам. Вторая попытка попасть на прием к интенданту полиции барону де Буко увенчалась успехом. Впрочем, решающим оказалось активное участие в этом предприятии унтер-офицера Тома, который во всеуслышание объявил, что должен лично передать письмо коменданта гарнизона господину интенданту и отрежет уши всякому, кто посмеет ему помешать. С Тома спорить никто не стал. Видимо, бывали уже прецеденты. – Что там у вас, давайте уже. – Плотный, с красным лицом обжоры, одетый в ярко-желтый кафтан и желтые панталоны барон де Буко нетерпеливо протянул руку. – А этот, – он кивком указал на Вида, – вообще может быть свободен. Нечего ко мне толпой ходить, ты б еще сюда со взводом приперся или с ротой, чего там. – Будет приказ – припрусь, – спокойно ответил Тома. – А у сержанта амьенской полиции для вас послание от господина интенданта Пикардии. Интендант полиции отнесся к этим словам с полнейшим равнодушием, но руку за письмом протянул. Пока великий муж читал корреспонденцию, Вида оглядел кабинет. Большой, светлый, почти как у главы амьенской полиции. Только очень уж много позолоты. На мебели, на рамах крикливых картин с полуголыми бабами, даже на дверных косяках. Как правило, так обустраивали свои дома дворяне не наследные, купившие титулы. Или сам барон как раз из таких? С другой стороны, какая разница? Сам-то Вида вообще никакой не дворянин, и никогда им не будет. Так что следует проявить почтение, куда деваться. – Та-ак, – многозначительно протянул де Буко, закончив читать и недобро взглянув на полицейского. – Стало быть, господин королевский интендант изволил послать тебя в Кале делать нашу работу. А мы, стало быть, должны тебе помогать… может, задницу тебе подтирать, ну, или хотя бы башмаки чистить? От такого тона Вида лишь зубами скрипнул. А что делать? Дворянин, барон, имеет право хамить. А его дело терпеть. Не нравится? Можешь катиться из страны к демоновой матери, туда, где с тобой как с человеком разговаривать будут. Только где ж такое место? Нет его под небом, а выше нам пока рано. Да и попадешь ли в рай, с такой-то работой? Так что отвечать пришлось очень вежливо, спасибо Ажану… то есть его светлости виконту де Камбре – снабдил аргументами. – Не надо ничего подтирать и чистить, ваша милость, достаточно передать мне материалы по убийству, а дальше мы уж сами, вот с господином унтер-офицером поработаем. Если выделите кого в помощь, будем благодарны. Да, и вот, извольте ознакомиться, – Вида передал еще один запечатанный конверт, – шевалье де Ренард вам письмо написал. Тут уже поведение барона поменялось кардинально. Конверт от Ренарда он взял так, как лейтенант берет в руки приказ маршала. Вскрыл аккуратно, краткое послание читал долго и внимательно. – Что же вы, уважаемые, с главного не начали? – В голосе господина интенданта прозвучал искренний укор. – Разумеется, любое содействие будет оказано! Вот только помощник… честно говоря, не представляю, кого вам и предложить… Наслышаны мы о чудесах в амьенской полиции, где сержанты звезды получают и вообще баронами оказываются, у нас-то попроще все, по старинке, можно сказать. Опять же дело ваше, если в нем такие люди заинтересованы… не дай бог, кто посторонний чего лишнего узнает. А наши-то, они того, языком потрепать горазды, особенно когда выпьют. Да вы и сами, сержант, – де Буко впервые обратился к Вида на «вы», – понимать должны. Впрочем, – интендант даже щелкнул пальцами, обрадовавшись внезапно пришедшей мысли, – есть вариант! Капрал Ферье! Ничего в нашем деле не понимает, ничего не умеет, служит всего неделю. Но! Младший сын богатого купца, весьма влиятельного в нашем городе. Послан отцом в полицию, чтобы здесь продвинулся и отсюда защищал интересы семьи. – Кто? Папенькин сынок? Да Спаситель с вами, ваша милость, не будет у нас времени с ним возиться! – Вида оторопело уставился на собеседника. – Встречал я таких – все как один лентяи, хвастуны и зазнайки, он же все дело нам порушит! Да лучше никого, чем это чудо! А де Буко, откровенно довольный своим решением, вальяжно прошел к рабочему столу и с явным наслаждением сел в кресло, только что не потянулся. – Вот здесь вы неправы, сержант, – улыбка господина интенданта лучилась самодовольством, – именно Ферье будет бегать, как ошпаренный, по любому вашему даже не приказу, просто намеку. На лету все хватать будет. Потому что папаша сынку объяснил, что хотя тому и присвоили капрала за фамилию, но полицейским он должен стать настоящим, иначе толку от него семье будет мало. Доходчиво так объяснил – у господина капрала синяк под глазом до сих пор не сошел. Нет, более исполнительного помощника я вам точно не подберу. А уж умение хранить секреты – это у купеческих сыновей в крови, тут и вовсе можете не сомневаться. С такими аргументами пришлось согласиться. Договорились, что на время работы в Кале сержант Вида расположится в кабинете по соседству с де Буко, предназначенном для заместителя интенданта полиции, которого пока не существовало в природе – мэрия, утвердив штатное расписание, денег на его оклад до сих пор не выделила. А как же, приезжий коллега и военный ищут похищенное письмо к самому господину адмиралу! Надо проявить уважение. А посмеемся потом, когда провалятся эти двое с треском. Почему провалятся? Да потому что в славном Кале такие дела никогда ничем хорошим не заканчивались. Однако кабинет, следует отдать должное, оказался столь просторным, что в нем легко разместились три стола. Два заняли Вида и Тома, а за третий уселся Тео Ферье – худощавый русоволосый юноша, под левым глазом которого действительно просматривался не до конца сошедший синяк. А первыми посетителями кабинета стали двое полицейских, те самые, что так негостеприимно встретили сержанта на стоянке дилижанса. Точнее, на том месте, где дилижанс остановился. Об этом они и рассказывали, сбиваясь, перебивая друг друга, стремясь угодить этому важному человеку, который разместился в таком важном кабинете. А они-то его за бродягу приняли, даже по ребрам ногой съездили… не дай бог, припомнит! Нехорошо-то как получилось. Точно, припомнил! Вона как кулак мнет. Надысь ребята рассказывали – вышел этот сержант во двор, злой, как собака, поднял с земли кирпич да вдарил по нему ентим самым кулаком. Развалился кирпич. Страшно.