– О господи… – Ага. Кот запрыгнул на кресло, умостился на коленях Юлиты. Только она хотела его погладить, как он укусил ее за палец. – Ай… – вскрикнула она. – Тогда проваливай, паршивец. – Тебе бы сейчас собака пригодилась? – Угу. А лучше двадцать щеночков. И сенбернар с бочонком коньяка. – Если хочешь, я тебе налью, у меня еще от Лешека бутылка осталась. – Не-не, это я так. Юлита крепко обняла подушку, положила на нее подбородок. Сделал глубокий вдох, медленно выпустила воздух. – Ну и… Что будешь делать? – Магда положила ноги на стол. На ней были лыжные носки в елочки и снежинки. – Не знаю… Поеду в горы пасти овец… Или уйду в монастырь… – Ясно. В какой? – Ну-у… Может, к босым кармелиткам. Красивое название. И эти, платочки у них ничего. – Вейл. Учи матчасть, дорогая. – Хотя скорее всего… – Юлита вытерла очередную слезу, у нее снова начал срываться голос. – После всего этого они меня не примут. Магда положила ей руку на плечо, крепко сжала. У нее был такой вид, будто она сама вот-вот расплачется. – А если серьезно, Юлька? – Не знаю… Правда не знаю. Даже думать об этом не хочу. – Да уж. Но… Может, брось это дело, а? – Бучека? – Да. Я не хочу, чтобы тебя еще сильнее обидели. Понимаешь? – Угу. – Юлита отпила чаю. Наконец она согрелась изнутри. – Ты права. – Обещаешь? – Ага. Обещаю, – ответила она, подавив зевок. – Слушай… Я спать, ладно? – Ладно. Завтра суббота… Я уведу куда-нибудь детей, чтобы у тебя было спокойное утро. Завтрак будет в холодильнике. – Спасибо, большая сестренка. – Не за что. – Магда встала, поправила халат. – Если что-то случится… Позвони, хорошо? И свяжись с родителями, они уже с ума сходят. – Уф-ф. – Юлита потерла лоб. Лоб горел, наверное, она заболевала. – Не знаю, готова ли я. – Тогда хотя бы напиши им, окей? – Окей. Спокойной ночи. Юлита пошла в свою комнату, легла на разложенный диван и свернулась в клубок. Впервые за долгое время оставила включенным свет. Никак не могла заснуть, ее мысли склеивались, как разваренные макароны, слишком долго пролежавшие в кастрюле: картинки без предупреждения перетекали одна в другую, наслаивались друг на друга. Лица людей из редакции, а поверх них большие красные буквы и восклицательные знаки. Ее фотографии, те самые ужасные, страшные фотографии, долбаный джинн, сбежавший из бутылки, и палец вверх, палец вниз, смайлики, звездочки, чертовы сердечки, и так без конца. Она заснула глубокой ночью, накрыв голову подушкой. На следующее утро Юлита проснулась в девять. В десять заставила себя встать с кровати. Потом пошла в душ и долго стояла под струей горячей воды, с закрытыми глазами, прислонившись лбом к стене. Зеркало полностью запотело. Вот и хорошо, подумала она, чистя зубы. Она не хотела себя видеть, не хотела смотреть на свое тело, грязное, отвратительное тело, злилась на него. Она успела забыть об этом глупом, иррациональном чувстве, вытеснила его из себя. А теперь оно вернулось. В начальной школе Юлита была образцовой ученицей. Каждый год ее выбирали старостой класса, каждый год она участвовала во всевозможных олимпиадах, пускай и без особого успеха. Была школьным знаменосцем – ей ужасно нравились белые перчатки. Элегантные и изысканные (по крайней мере, так ей тогда казалось), словно из какого-то английского романа о дамах, джентльменах и запряженных гнедыми лошадьми каретах, перчатки выглядели совершенно неуместно в Жуково и ее школе, где полы были выложены буро-зеленым линолеумом, а в столовой всегда воняло сыростью и переваренной капустой. В сентябре она выходила на сцену и с чувством декламировала стихи, которых не понимала, то есть знала слова, но не понимала их значение; смерть, отчизна, кровь, дети, онемечить – все это никак не вписывалось в ее жизнь с коллекцией разноцветных вкладышей, с рюкзаком с Минни Маус, с игрой в резиночку на потрескавшемся и белом от мела тротуаре. А потом у нее выросла грудь. Внезапно, за каникулы между четвертым и пятым классом, гораздо раньше, чем у подруг. Поначалу Юлите это даже нравилось. Мама купила ей два лифчика, и она их прекрасно помнила: черные, с кружевом, чуть тесноватые. Она стояла в ванной комнате, между вибрирующей стиральной машинкой и облупленной ванной, где тухла полуистлевшая тряпка, и разглядывала себя в зеркале, то слева, то справа; грудь была большая и заметно выделялась на худеньком тельце. Тогда-то она и поняла, что взрослая жизнь не так далеко, как ей казалось, что она и ее родители – все-таки один и тот же вид человека, что у нее тоже когда-нибудь будет работа, что и она будет оплачивать счета и ходить в магазин за курицей для воскресного бульона. Что важные моменты в жизни не всегда происходят в нужное время, в заданный день, как начало каникул или выпускной экзамен. Они просто случаются, и все, ничего не поделаешь, приходится с этим смириться. Юлита вернулась в школу и сразу почувствовала, что что-то не так. Мальчишки, которые прежде были заняты только собой, этими своими идиотскими покемонами, драгон-боллами и морталкомбатами, которые разговаривали с ней, только когда нужно было списать домашку по математике, вдруг стали пялиться на нее нон-стоп, дрались за право сесть с ней рядом, воровали у нее резинки для волос и прятали рюкзак. Когда она играла на физре в волейбол, собиралась целая толпа зрителей: каждая подача, каждый прыжок сопровождались аплодисментами и смехом. Через неделю у нее состоялся первый разговор с классной руководительницей пани Кубрило, математичкой, провонявшей куревом, кофе и нафталином, с волосами, выкрашенными в огненно-красный цвет. “Нельзя так отвлекать товарищей, мешать им в учебе, – говорила она, тыча в Юлиту пальцем, увенчанным накладным ногтем. – Необходимо думать о том, как ты выглядишь, одеваться прилично”. Поначалу она не понимала, о чем вообще речь, чего от нее хотят, и только мама все ей объяснила. Поэтому Юлита начала ходить в мешковатых кофтах и растянутых свитерах, доставшихся ей от двоюродной сестры. Но это не помогло. Одноклассники по-прежнему “ухаживали” за ней, как выразилась пани Кубрило, на каждой перемене придумывая новое развлечение: пинали ее пенал, высовывали в окно ее плеер – вымоленный подарок на день рождения, внутри были диск Red Hot Chili Peppers – и кричали: “Юлитка, покажь титьку”. Верховодил ими Лукаш, огромный верзила с румяным детским личиком, словно эта часть его тела не получила пока инструкции, что пора бы уже начать созревать. Девчонки не отставали: они тоже не давали ей проходу, хоть и не столь зрелищно. Одна как бы случайно намочила ей футболку, так что Юлите до конца дня пришлось ходить со скрещенными на груди руками. Другая придумала ей кличку Памела, от которой Юлита не могла избавиться до конца средней школы. Потом кто-то написал черными буквами на стене перед ее домом: “ЮЛЯ ВОЛОСАТАЯ ПИСЮЛЯ”, отцу пришлось закрашивать буквы остатками сиреневой краски, оставшейся после ремонта, но через два дня надпись проступила снова. Священник спрашивал на исповеди, есть ли у нее нечистые мысли, а если есть, значит, надо в них признаться, подробно описать совершенные в мыслях проступки, потому что иначе никакого отпущения грехов не будет. И Юлита описывала, медленно, проталкивая через губы липкие слова, которые не желали отклеиваться от языка; у нее кружилась голова от кадила, камфары и пасты для мытья полов, она сгорала от стыда. Стоя на коленях, перебирала четки, шептала покаянные молитвы и чувствовала себя такой грязной, словно всю ее облепила вонючая жижа. Злилась на эти свои глупые, никому не нужные сиськи. Но потом прошло еще одно лето, в сентябре Юлита перешла в гимназию[36], где уже не так выделялась на фоне остальных девочек, и проблема исчезла. Мешковатые кофты снова оказались в глубине шкафа, а воспоминания из началки медленно стирались, бледнели, как долго пролежавший в кармане чек. И вот теперь воспоминания вернулись. Она позавтракала, жевала на автомате, не чувствуя вкуса еды, через силу наполняя сдавленный желудок. Пыталась читать, но не могла сосредоточиться, по нескольку раз перечитывая одну и ту же фразу. Включила телевизор, щелкала канал за каналом. Футбольный матч. Корейский сериал. Магазин на диване. Музыкальные клипы. Телевикторина. Антрекот – это: а) порода кошек; б) танец, разновидность фокстрота или с) кусок говядины. Отложила пульт, уткнулась лицом в ладони. “Нужно взять себя в руки, – думала Юлита, потирая виски, – взять себя в руки, иначе я сойду с ума”. Она оделась, причесалась. Села за стол, положила рядом телефон. С минуту вглядывалась в темную зеркальную поверхность, а затем разблокировала экран. Сначала ответила родным и знакомым: коротко, по сути. “Спасибо. Держусь кое-как”, “Позвоню, когда приду в себя”, “Не волнуйтесь”. Потом “Фейсбук”. Отвергла запросы в друзья от двухсот с лишним горячих парней, удалила из своей ленты ссылки на сайты с украденными фотографиями, выложенные некоторыми “френдами”. Попыталась войти в почтовый ящик. Не получилось: старый пароль не работал, поэтому она завела себе новый адрес, разослала его знакомым. Наконец написала всем порталам, выложившим ее фотографии, с требованием немедленно их удалить. Юлита не верила, что это сработает. Она ведь знала, как к подобным претензиям относились в “Меганьюсах”. А кроме того, даже если бы каким-то чудом все порталы выполнили ее требование, все равно эти фотографии уже скопировали сотни, а может, тысячи людей, они уже попали на сайты с порнографией, в блоги и сабреддиты. Но у нее хотя бы было чувство, что она не сидит сложа руки, что она сделала, что могла. Потом Юлита позвонила Адаму. Он ответил только после седьмого гудка; уже по первым словам, деревянным и неискренним, она поняла, что предложение работы больше неактуально. Юлита легла на диван, уставилась в потолок. Что дальше? Может, подправить резюме, разослать его по редакциям? Но кто теперь возьмет ее на работу? Кто воспримет ее всерьез? Бесстыжую распутницу, нимфоманку? А если и возьмут, то сможет ли она продержаться дольше недели, понимая, что каждый, абсолютно каждый может увидеть ее голой, стоит только захотеть? Что ей оставалось? Сменить фамилию? Уехать за границу? Ее глаза снова наполнились слезами. “Какая же я была дура, – думала она. – Идиотка, кретинка, дебилка”. Завибрировал телефон. Новое сообщение. Леон Новинский. Ъ. Леон 23/10/2018, 14:01 Спасибо, что откликнулась. Не знаю, интересно ли тебе это по-прежнему, но какое-то время назад я отправил тебе письмо с информацией, которая может оказаться полезной для дела Бучека. Я получил автоматический ответ, что ты в отпуске. В свете последних событий подозреваю, что это могла быть неправда… Если ты еще занимаешься этим делом, дай знать, позвоню. Юлита сидела неподвижно, боролась с мыслями. Разум подсказывал остановиться: занимаясь делом Бучека, она уже многое потеряла, у нее не было никаких средств на продолжение расследования, риск был огромный, а кроме того, у нее были проблемы и поважнее. Юлита велела рассудку заткнуться. Нажала зеленую трубку, через секунду услышала знакомый голос. – Алло? Да, да, спасибо… – Она зажала телефон между щекой и плечом, достала блокнот и ручку… – Ну, бывало и лучше… Ага… Ну да, я ничего такого не устанавливала. На похоронах? И что, просто подошел и плюнул? Ага… Можешь его описать? Тоннели в ушах и серый плащ… Да, да… Слушай, большое тебе спасибо. Правда. Если ты еще что-то… Супер. Ну давай, пока. Юлита включила компьютер. Зашла на сайт blogspot.com, завела новый блог. И начала писать. Первым проектом Леона Новинского для DietPol стала реклама новой линейки полезных пирожных, “Воздушно и вкусно”. Веганские, безглютеновые, низкокалорийные и – что не столь очевидно, учитывая предыдущие определения, – действительно вполне себе вкусные. Начальство связывало с ними большие надежды: фокус-группа показала, что пирожные имеют все шансы завоевать признание массового потребителя. До этого продукцию DietPol, как следовало из отчета внешнего консультанта, покупали в основном “женщины из разных городов, в возрасте от 20 до 30 лет, со средним, неполным высшим и высшим образованием, интересующиеся здоровым питанием и/или стремящиеся похудеть”. Леон, еще не знавший предпочтений начальства, дал волю фантазии. Он объяснял свою задумку Михалу так: представь себе две испокон веков враждующие страны, Соединенные Деликатесные Штаты и Демократическая Республика Диет. Деликатесные Штаты напоминают Америку, яркая и богатая страна: здесь текут реки из карамели и глюкозо-фруктозного сиропа, а над полями, где растут картофельные чипсы, лениво плывут облака сахарной ваты. Жители Деликатесных Штатов – толстые и шумные любители простых удовольствий. Они живут сегодняшним днем, и все вроде бы счастливы, но им не дает покоя чувство внутренней пустоты, которое ничем не удается заглушить. Демократическая Республика Диет совсем другая: суровая и даже аскетичная. Все ее жители стройные и ухоженные, они носят одинаковые льняные мундиры, встают на рассвете и по меньшей мере раз в неделю бегают марафоны. Монументальные города, построенные из кусочков тофу с арматурой из сельдерея, окружены густыми зарослями брокколи. Из серого неба часто сыплется град из зерен киноа, суровые зимы сковывают льдом коричневые озера овощного сока, в магазинах продают только нефильтрованный яблочный уксус и паштет из фасоли пинто. Но жителей ДРД подобные трудности не смущают. Все они горят идеей, которая позволяет им забыть о тяготах повседневности: в здоровом теле здоровый дух! Джоггеры всех стран, объединяйтесь! Низкий холестерин – низкое давление! Деликатесные Штаты и Демократическая Республика Диет пропагандируют настолько разные ценности, что не могут вести диалог, из-за чего обречены на вечную вражду. Для их примирения необходимо объединить гедонизм Деликатесных Штатов с диетическим диктатом ДРД. Все думали, что это невозможно. Пока знаменитый алхимик Воздусиус Вкусниус не сумел опровергнуть, казалось бы, незыблемую истину! Его пирожные, вкусные и при этом полезные, пришлись по душе как жителям Деликатесных Штатов, так и гражданам авторитарной ДРД! Появилась ниточка взаимопонимания, забрезжила надежда на мир, на… – Да, да, все это очень интересно, – прервал его Михал, после чего сложил ладони треугольником. – Но у шефа есть другая идея. – Ага. Какая? – В общем, есть девушка… Она хочет есть, и у нее урчит в животе. Тогда к ней на плечо садится дьявол и шепчет: купи шоколадку, шокола-а-адку… Она идет к автомату, вот-вот бросит монету, как вдруг… – Дай я угадаю. На другое плечо ей садится ангел? – О, вижу, ты чувствуешь тему, – обрадовался Михал. – Именно. Ангел. И говорит: “А может, попробуешь «Воздушно и вкусно»?” – Хм. И что дальше? – Ну, типа она пробует, потом улыбается и вприпрыжку возвращается в офис. И появляется надпись “Воздушно и вкусно – в талии узко”. Леон заморгал. Он не понимал, шутит Михал или говорит серьезно. А может, это какой-то жестокий обряд инициации для новых сотрудников? – Но в талии не может быть… Хм. Ну окей, ладно. – Только вот я думаю, – продолжал Михал, – что вместо дьявола лучше сделать дьяволицу. Ну такую, секси. – Да… Ага… И Леон сделал, что ему велели: добавил сиськи. У дьяволицы была красная кожа, длинные ноги в сапогах из латекса, кожаный корсет, весьма условно прикрывавший пышный бюст, а между пухлых губ скользил влажный раздвоенный, как у змеи, язык. Она вызывающе смотрела из-под полуприкрытых век, призывно изгибалась, обвивала хвостом трезубец. Озвучивала дьяволицу актриса с низким бархатным голосом, от которого у мужиков по коже бежали мурашки.