Юлита надела мешковатую кофту и вышла из дома. На Ягеллонской была пробка. Опять. Рядовой Радослав Гральчик открыл окно, чтобы впустить немного свежего воздуха. От сидящего рядом Ярека разило искусственным цветочным ароматом, в носу щипало. “Блин, чем он поливается, – подумал Гральчик, – стеклоомывателем? Туалетным освежителем?” – Зачем открываешь? Только выхлопных газов напустишь, – возмутился Ярек. – Лучше это, чем “Альпийская свежесть”. – Чего? – Ничего. Давай, поехали. Они проехали десять метров и снова остановились. Женщина в машине на соседней полосе говорила по телефону. Как только поняла, что рядом полиция, сразу же оборвала разговор. Ярек погрозил ей пальцем. – Куда на ужин? – спросил Гральчик. – А ты что, дома не ужинаешь? – Не-а. – С Алей поссорились? – Ярек барабанил пальцами по рулю в такт звучащей по радио песенке. – Нет. Она уехала. А Аська у дедушки с бабушкой. – Куда уехала? К родителям? Радослав Гральчик вспомнил автовокзал на Виляновской. Мостовая в пятнах машинного масла. Грязные голуби, выковыривающие крошки из трещин в плитке. Прилавок с булками, посыпанными сахарной пудрой и уличной пылью. Протискивающиеся в двери автобуса люди, водитель с черными кругами под глазами. И Аля, сжимающая в руке билет, бледная, испуганная. Когда он ее обнял, она не хотела его отпускать, вцепилась в него, как маленький ребенок, который не хочет, чтобы его укладывали в кроватку. “Все будет хорошо, – шептал он, гладя ее по волосам, – любимая, ты справишься, вот увидишь”. – Нет. На экскурсию, – ответил он наконец. – О! А куда? – На Гавайи, блин. Тебе какая разница? – О господи, да я просто спросил, – буркнул Ярек. – Ты чего такой злой? – От голода. Говори давай, где есть будем? – Может, в столовке за заправкой? У них неплохой комплексный обед за десятку. – Ладно. Ярек включил поворотник, повернул налево. Они съехали с улицы к въезду на парковку. Вокруг возвышался бетонный забор, увенчанный кольцами колючей проволоки. Гральчик вышел из машины и открыл ворота, скривившись от металлического скрипа. Ярек заехал на площадку, выключил мотор. – Сейчас, только с бумагами разберусь, и едем, – сказал он, застегивая куртку. – Десять минут. – Окей. Ярек вошел в низкое, выкрашенное бежевой краской здание с решетками на окнах. Гральчик осмотрелся. Парковка была заставлена останками автомобилей: помятые, погнутые, они напоминали сломанные игрушки. В окне одного из них виднелся выгоревший на солнце золотой треугольник с надписью “Внимание! Ребенок в машине!”. Гральчик никогда не мог понять, зачем нужны эти наклейки. Типа амулет? Типа если по встречке на обгон пойдет мудила в тюнингованном “гольфе”, то вместо того, чтобы на полной скорости влететь в лобешник, он, мучимый угрызениями совести, съедет в кювет? Сорян, но так не работает. Если тебе не везет, то тебе просто не везет, вот и все. Гральчик шагал по парковке, уставившись в экран телефона. В три часа Аля написала, что подъезжает к границе, часов в восемь они должны быть в Праге. Но уже почти восемь, и тишина. Позвонить? Не позвонить? Ей будет приятно или она, наоборот, разнервничается? Она хотела, чтобы он поехал с ней, но на это уже не хватило. Ему что, надо было взять отгул, потерять кучу денег? Бессмысленно. В операционную его бы все равно с ней не пустили. Рядовой убрал телефон в карман. Перед ним лежал искореженный черный джип. Он узнал его сразу – машина того актера, Бучека. Гральчик подошел поближе. Крыши не было, ее срезали пожарные, чтобы достать тело, в подстаканнике стояла вода, а кресла, обитые кремовой кожей, покрывал тонкий слой гниющих листьев; воняло тухлятиной и ржавчиной. Гральчик поймал себя на мысли, что ему больше жаль машину, чем водителя. Мужик сам напросился на аварию, а вот тачка… Бортовой компьютер, спутниковый навигатор GPS и камера заднего вида, сиденья с подогревом, трехзонный климат-контроль, диски… Тысяч триста, не меньше. – Эй! – рядовой услышал голос Ярека. – Готово, можем ехать! Гральчик уже собирался идти, как вдруг что-то привлекло его внимание: маленький черный металлический прямоугольник, торчащий из приборной панели, с ноготь величиной. “Любопытно, – подумал он, просовывая руку между обломков. – Очень любопытно”. 6 125-й автобус остановился на конечной, водитель выключил мотор. Юлита вышла и остановилась достать сигареты. Мимо нее прошли остальные пассажиры: худая девушка с колечком в носу, бабуля в потертой дубленке, тянущая за собой клетчатую тележку, воняющий мочой бездомный с икеевской сумкой, наполненной смятыми пивными банками, громыхавшими при каждом его шаге. Юлита закурила тонкую сигарету и перешла через улицу. Запах пригоревшего жира, доносящийся из ларька с курами-гриль, смешивался с вонью выхлопных газов. Из окон приземистых зданий, некогда служивших доказательством торжества коммунизма, торчали обращенные к небу спутниковые тарелки. Юлита миновала стоматологическую клинику, сломанный банкомат и остановилась перед баром “Альфа”: палисадник с красными зонтиками и потрескавшимися садовыми креслами, грязные зарешеченные окна, деревянная вывеска с латунными буквами. Из бара доносилась какая-то дешевая попса: “Она тебя любила, но все же изменила, наставила рога, о-о-о-о”. Юлита бросила окурок в бетонный цветочный горшок, вытерла подошвы о вылинявший коврик и толкнула тяжелую дверь. Внутри было тепло, даже слишком; в воздухе висел тяжелый маслянистый запах жареного лука и картошки фри. Интерьер явно не менялся с начала девяностых. Пол, выложенный дешевой плиткой, без особого успеха имитирующей натуральный камень, стены, обшитые бежевыми панелями под кирпич, выкрашенный оранжевым потолок. Посередине стоял бильярдный стол: под одну ножку засунули сложенную в несколько раз салфетку, а сукно пестрело пятнами от пролитого пива. Шаров и палок не было. Еще стояла парочка диванов и кресел, все от разных гарнитуров, с разными узорами, на разной стадии разложения. Посетителей было мало: под окном сидели двое, один толстый, в джинсовой куртке и коротенькой рубашке, из-под которой свисал бледный живот, другой худой, с серым лицом, в помятой рубашке поло. Они молча ели отбивные и пили пиво из банок, покрытых жирными отпечатками пальцев. Столик возле двери в туалет занимала женщина лет сорока с красными от плача глазами: она склонилась над пустой чашкой, вжав голову в плечи, судя по ее виду, она либо сбежала из дома, либо очень не хотела туда возвращаться. Ближе к бару сидел еще один клиент, молодой вьетнамец в кожаной куртке и жидкими усиками. Он что-то читал в телефоне, попивая кока-колу через соломинку. Юлита в замешательстве осмотрелась. Она понятия не имела, как выглядит Янек Тран. Попыталась найти его в интернете, но – о чудо – ничего не нашла: ни профиля в соцсетях, ни упоминания в газетах. Достала телефон, чтобы ему позвонить, но черный экран не реагировал на прикосновение, должно быть, села батарея. Юлита взглянула на часы на стене: тринадцать минут девятого. Она опоздала. Может, у парня лопнуло терпение, и он ушел? С кем бы заговорить? За барной стойкой никого не было, при мысли о беседе с мужиками с отбивными ей стало дурно, одинокая женщина, казалось, вот-вот расплачется. В итоге она решила начать с вьетнамца. Говорила медленно и отчетливо, чтобы он точно понял. – И-зви-ни-те, – начала Юлита. – Мо-жно во-прос? Вьетнамец оторвал взгляд от телефона. По непонятной причине вид у него сделался сердитый: глаза превратились в щелки, брови нахмурились. – И-зви-ни, что по-ме-ша-ла, – мычала она, – я тут кое с кем до-го-во-ри-лась. – Ну да, – парень кивнул. – Со мной. Юлита широко открыла глаза. Упс. – Ты… Ты Янек Тран? – Я. – О мама… Прости, я не думала, что… – Что мой польский не ограничивается фразой “кулица в кисьё-сатком соуси”? – Янек убрал телефон в карман. – Что я могу быть программистом, а не торговать носками на рынке?[40] – Прости, мне правда очень неловко… – Вот и хорошо, блин, что тебе неловко. Янек покачал головой, потом допил колу, с шумом втягивая ее через соломинку. – Ну чего уставилась? – сказал он, отодвигая пустой стакан. – Садись и рассказывай. – Ага… Спасибо… С чего бы начать… – С начала. Время у меня есть. На барной стойке стояли четыре пустых стакана из-под колы, Янек допивал пятую. Юлита рассказала об аварии, статье, электронных письмах, которые она после этого получила, о тексте, который вдруг появился на экране вместо статьи, о фотографиях, о проблемах с блогом. Янек иногда задавал какие-то вопросы, но больше молчал. Когда она закончила, часы показывали десять с минутами. Кроме них в “Альфе” осталась только барменша: уставшая женщина лет сорока в обтягивающей футболке с надписью LOVE, вышитой стразами на груди. – Ну ладно, – сказал Янек. – Начнем с того, что никакой Анны Ковальской не было. Письмо от любовницы – это типичный spear phishing. – Что? Спир… Спирфишинг? Какой такой спирфишинг? – Это из английского. Spear phi-shing. – Теперь уже он говорил медленно и отчетливо. Поймав пустой взгляд Юлиты, вздохнул и откинулся на стуле. – Ты получала когда-нибудь письма от нигерийского принца, у которого есть пять миллионов долларов на заблокированном счету, и он клянется отдать тебе половину, если ты одолжишь ему пару сотен на старт? Или рекламу таблеток для увеличения пениса, эффект гарантирован или вернем деньги? – Получала. – Ну вот это и есть phishing, типа как fishing, то есть рыбалка, но пишется через ph, а не f. – А почему через ph? – Потому что в девяностых казалось, что это cool[41]. Неважно. Короче, обычно в таких письмах есть ссылка на какой-нибудь сомнительный сайт, который просит твой банковский номер и пароль. – И что, кто-то это кликает? – Дураки всегда найдутся. Или дуры. – Он взглянул ей прямо в глаза. Это было уже чересчур. – Так, попрошу, я получала не письма от нигерийского принца, а мейл с информацией о моем расследовании, в котором кто-то обращался ко мне по имени… – Ну вот это и есть spear phishing, спирфишинг, то есть не такая рыбалка, когда ты ставишь сеть в надежде, что что-нибудь да поймается, а когда ты прицельно бьешь копьем. Отсюда spear[42]. Кто-то написал это письмо специально для тебя. Чтобы наверняка тебя заинтересовать, чтобы ты точно открыла вложенный файл. – Ну хорошо. А ему-то это зачем? – недоумевала она. – Там ведь был только тот испорченный файл. – О боже… Это был никакой не файл, а malware, вредоносная программа, спрятанная за красивой иконкой.