Под конец дня активность на портале снизилась. Нет, у людей не пропал интерес к трагической гибели актера, просто тему перехватили игроки покрупнее: у них было гораздо больше читателей, больше каналов продвижения, больше денег на приобретение снимков Бучека из частных коллекций. Тема перестала быть эксклюзивной. – Спасибо всем за отличную работу, – торжественно произнес замначальника Адам на вечернем заседании. От его выступлений, как всегда, неудержимо тянуло зевать. – Сегодня мы зафиксировали триста с лишним тысяч просмотров и почти сто тысяч уникальных посетителей. У нас появились новые подписчики во всех соцсетях: “Фейсбуке”, “Твиттере”, “Инстаграме”[8]. Тему Бучека уже вовсю эксплуатируют, но еще денек мы вполне можем на ней посидеть. Кто приходит утром? Пётрек? Ладно… “Супер Экспресс” собирается выложить интервью с вдовой Бучека. Как только они выложат его у себя, я хочу, чтобы текст об этом был на главной у нас, ясно? Ну все, молодцы, хорошо поработали. Спокойной ночи и до свидания. Офис начал пустеть. Гасли мониторы, пикал турникет на выходе, хлопали двери. Пани Халина, уборщица с увядшим лицом и золотым сердцем, елозила пылесосом по ковролину, бормоча что-то себе под нос. Наталия, остававшаяся на ночное дежурство, заливала кипятком растворимый суп – по офису разносился аромат глутамата натрия. Юлита все еще сидела за компьютером. Пора бы уже собираться домой, но на Маринарской все еще пробки, а к тому же… Она никак не могла собраться с силами и закончить этот день, поставить в нем точку. Текст о Бучеке стал главным успехом в ее карьере. Да-да, тему ей преподнесли на блюдечке, она даже не видела аварии своими глазами, но… Впервые с тех пор, как она устроилась в “Меганьюсы”, у нее зашкаливал адреналин, впервые у нее было чувство, будто она прикоснулась к настоящей журналистике. Осознание, что все уже позади, что завтра она снова будет прочесывать соцсети в поисках сплетен о целлюлите и силиконе, было невыносимо. Юлита еще раз обновила страницу со своей статьей, чтобы проверить количество лайков. Ее преследовало смутное чувство вины, как того, кто зарекся есть конфеты, а через пять минут тянется за следующей. Она сама всегда смеялась над зацикленностью Адама на статистике, за утренним кофе проклинала введенный им культ тепловой карты, но, когда никто не видел, судорожно проверяла те же цифры, что и он. Интересно, подумала она, будь во времена Боба Вудварда и Карла Бернстина[9] интернет, мы бы тоже каждую минуту нажимали на F5, чтобы увидеть, сколько людей поставили сердечко или изумленную рожицу их статье о Уотергейте? Комментариев и лайков прибавилось, но ненамного – было ясно, что пять минут славы Юлиты позади. Она еще раз отфильтровала комментарии: сначала самые последние. Как обычно: чем дальше, тем меньше их содержание было связано с исходной темой, а сами комментарии постепенно превращались во все более агрессивные нападки. Еще чуть-чуть, и кто-то кого-то сравнит с Гитлером. На этом точно можно заканчивать. Нашлось одно исключение. Комментарий от пользователя the_inquisitive_deer_2000, опубликованный три минуты назад. Четкий, понятный и, не считая пробела перед запятой, грамматически правильный: “Ну не, что за бред. Никто в своем уме не стал бы входить в поворот на такой скорости. Дело смердит за километр. Но ясен пень, легче написать, что это несчастный случай. Люди, очнитесь!” Ага, не хватало только теории заговора. Ну конечно, никто же просто так не погибает. Наверняка Бучека замочило лобби прививочников или боевые отряды феминисток. Юлита фыркнула, закрыла окно поисковика, и снова увидела на экране фотографию с места аварии. Она еще раз взглянула на изуродованный автомобиль. Теперь, когда торопиться было некуда, когда не нужно было бегом-бегом сочинять текст, она не могла отделаться от впечатления, что что-то здесь действительно не так. Даже если Бучек был заправским гонщиком, он все равно должен был понимать, что выполняет крайне опасный маневр, что может не вписаться в поворот. Куда он так гнал? И зачем? Юлита начала листать фотографии: на сей раз медленно, внимательно изучая каждую, хотя она и сама не понимала, что именно ищет. Автомобиль восстановлению не подлежал, но даже смоленская комиссия[10] не сумела бы отыскать в нем признаки взрыва. Клик, номер. Ничего интересного. Клик, колесо. Колесо как колесо. Клик, крупным планом рука, часы. Юлита, по примеру детективов из телевизора, первым делом взглянула на разбитый циферблат и отметила время, на котором остановились стрелки… После чего хлопнула себя рукой по лбу. “Дура, ты же и так знаешь, во сколько случилась авария, – мысленно выругалась она. – Соберись!” Юлита перевела взгляд на руку… И удивленно подняла брови. Ногти Бучека были в ужасном состоянии. Обломанные, стертые, все в крови. Странно. За время работы в желтом издании Юлита успела насмотреться на фотографии с места ДТП. Травмы бывали жуткие: открытые переломы, разбитые головы, распоротые животы. Но пальцы? Пальцы, а уж тем более ногти обычно оставались целы. На всякий случай Юлита просмотрела неопубликованные фотографии с мест нескольких громких аварий последнего года, присланные агентством. Она была права. Отыскала в интернете фотографии Бучека, сузила период поиска до последнего месяца: Бучек обнимает жену (элегантный серый костюм, гель для волос, улыбка), Бучек на диване в утренней передаче (джинсы и толстовка, оживленно жестикулирует, видать, травит анекдоты). Приблизила руки. Ухоженные, аккуратно подстриженные ногти, словно только от маникюрши. – Чашку забрать? – услышав голос пани Халины, Юлита вздрогнула. – А? Нет, нет, я себе еще кофе заварю. – Пани Юлиточка, дорогая моя… Восемь часов. Езжайте лучше домой, отдохните. – Ох… Сегодня я, пожалуй, не усну. – Что случилось? Юлита встала из-за стола, взяла кружку. – Это я и пытаюсь понять. 2 Буженина, салат айсберг. Паштет из тунца, кукуруза, майонез. Сыр, редиска, огурец. Юлита перебирала завернутые в пленку сэндвичи в поисках любимой булки с салями и болгарским перцем. Рядом уже выстроилась очередь из сотрудников со всего здания: одни держали пластиковые лоточки с домашними обедами, другие – хипстерские йогурты с семенами чиа и роллы с тофу. Появление пана Багета было неизменным пунктом в привычном распорядке дня, настоящим ритуалом офисной жизни. Зеленый “фиат сейченто”, переделанный в автомобиль доставки, обычно подъезжал к зданию около десяти, но нервозное ожидание ощущалось уже минут за пятнадцать до его прибытия. Сидевшие у окна то и дело поглядывали на улицу, остальным приходилось полагаться на девушек с ресепшн. При словах “ПАН БАГЕТ” люди вскакивали из-за компьютеров и быстрым шагом устремлялись вниз. Совсем бежать, конечно, не подобало – так позориться все-таки было нельзя, – но многие ускорялись, чтобы на повороте опередить конкурентов, а привычные принципы офисного этикета, как то придержать дверь лифта или пропустить в дверях, немедленно забывались. В белых воротничках просыпались атавистические инстинкты охотников и собирателей: кто первый, того и мамонт. Пан Багет раздваивался и растраивался, словно индуистское божество с двадцатью руками. Он умел одновременно принимать наличные, выдавать сдачу, прикладывать карты к терминалу и вручать клиентам пластмассовые приборы. Под конец оставались лишь жалкие остатки, на которые можно было позариться лишь от отчаяния: открытый сэндвич в пленке, измазанной маслом, или пользующиеся дурной славой роллы с кебабом. Юлита оказалась в середине очереди, и ей посчастливилось выцепить вожделенный бутерброд. Улыбаясь, она отсчитала мелочь, получила чек, который тут же смяла и выкинула в урну, после чего вернулась на четвертый этаж, в офис “Меганьюсов”. За это время приехала Мацкович. Юлита осторожно постучала в стеклянную дверь. Начальница пригласила ее войти. – Да? – У тебя есть минутка? Нужно поговорить. – До совещания еще семь минут… – Мацкович взглянула на часы, измерявшие не только время, но и шаги, пульс и ритм сна. – Тебе хватит? – Наверное. – Тогда я слушаю. В чем дело? – В Бучеке. – М-м-м? – Понимаешь… – начала Юлита. – Я знаю, что это прозвучит как дешевая сенсация, но… Мне кажется, это была не просто авария. – Дешевые сенсации оплачивают наши счета. – Мацкович откинулась на стуле, поставила ноги на стоящий под столом компьютер. На щиколотке у нее была маленькая татуировка, сова в очках. – Так что смелее. – Я вчера снова разглядывала фотографии… И с его руками что-то не так. Они выглядят так, словно перед смертью… Я и сама толком не знаю… Он с кем-то подрался? Что-то скреб? – Которая фотография? – Мацкович повернула монитор в ее сторону. На экране была папка с превьюшками. – Сейчас. Вот эта. Два клика мышкой, фотография открылась. Мацкович зажмурилась, поправила очки. – Хм. А ведь и правда. – Плюс он мчался на бешеной скорости, влетел в поворот, как псих… Может, он от кого-то убегал? Гнался за кем-то? В стекло постучали. Юлита и Мацкович машинально взглянули в направлении двери. Адам давал понять, что через минуту начнется совещание. Начальница жестом отправила его восвояси. – Ты понимаешь, что мы не можем выложить эту фотографию? – Понимаю. – А без фотографии история не работает. – Да, собственно, поэтому… Я хочу внимательнее все изучить. Немножко разнюхать. Мацкович ответила не сразу. Она закрыла фотографию и повернула монитор обратно к себе. – Юлита… Я знаю, что ты хочешь быть настоящей журналисткой. И я это уважаю. Но давай не будем себя обманывать… “Меганьюсы” – не то место, где ты сможешь реализовать свои амбиции. Мы здесь пишем не статьи-расследования, а лайфхаки, как добиться плоского живота и упругой попы. Если хочешь, я сведу тебя с кем-нибудь из редакции “Попшека”, можешь передать тему, тогда… – Нет, – прервала ее Юлита. – Не хочу. Мацкович забарабанила пальцами по столу. Она теряла терпение. – Сколько у нас вчера было посещений? – спросила Юлита. – Сто тысяч уникальных посещений, триста тысяч просмотров! В три раза больше, чем в обычный день. И все благодаря одной статье! – Дело не в статье. Дело в доносе. При всем уважении твой текст ничего не значил. Он нужен был просто для того, чтобы люди знали, на что смотрят. Его мог школьник написать. Юлита отвернулась. И прикусила язык. – А ты знаешь, сколько мы получаем за один клик в рекламу? – спросила Мацкович. – Адам тебе не говорил? Тридцать пять грошей. А кликают примерно четыре процента посетителей. А теперь посчитай, какое состояние мы сколотили на этих трехстах тысячах просмотров. Большинство коллег Юлиты называли себя “гуманитариями”. Обычно это означало не обширные познания в области литературы и искусства, а скудные познания в области математики. Юлита, дочка учителя физики и бухгалтера, считала как калькулятор. Она быстро перемножила в голове приведенные Мацкович цифры. Получилось четыре тысячи двести. Брутто. А нужно было еще вычесть из этой суммы вознаграждение за донос, гонорар фотографа из агентства… – Чтобы этот бизнес себя хотя бы окупал, каждый из вас должен выкладывать несколько текстов в день. Если тебя нет в офисе, ты не пишешь. А если ты не пишешь, ты приносишь убытки. – А если я буду работать над этой темой после работы? В свободное время? Мацкович встала из-за стола, подвинула стул. – В свободное время ты можешь быть Орианой Фаллачи[11], – отрезала она. – При условии, что это не повлияет на твою работу в “Меганьюсах”. Юлита… Ты хорошо работаешь, в январе будут ежегодные собеседования. Не провали их, ладно? – Конечно. А… А если я что-то найду? – Тогда, конечно, я это опубликую. – Мацкович замолчала, точно о чем-то задумалась. – И выдам тебе маленькую прибавку к зарплате… В размере ставки, которую мы обычно даем за присланную информацию. По рукам? Тысяча пятьсот злотых! За один текст! Юлита долго не раздумывала. – По рукам. – Тогда иди, пока Адам не утомил всех до смерти. Заместитель директора и правда уже приступил к одному из своих знаменитых монологов. Словно увлеченный собственным пением и не замечающий ничего вокруг глухарь, Адам предавался рассуждениям, густо приправляя их жаргоном, – таргеты, кипиай, бернрейт. И не видел ни пустых глаз, ни еле сдерживаемой зевоты. К явному облегчению собравшихся инициативу перехватила Мацкович и начала распределять темы. Она заказала еще парочку текстов-воспоминаний о Бучеке, в том числе один Юлите, что-то о беженцах, о предстоящем бое Пудзяновского в лиге ММА и модных советах на зимний сезон. Затем настал черед нативной рекламы, то есть спонсорских текстов, замаскированных под статьи. На сей раз нужно было написать текст о превосходстве электрических зубных щеток над традиционными и как бы случайно упомянуть марку и модель, указанную рекламодателем. К счастью, это задание досталось кому-то другому. Юлита уже писала для “Меганьюсов” о всяких глупостях, но ничего она не стыдилась больше, чем заказного рейтинга томатной пасты. Знакомые до сих пор донимали ее цитатами из того текста. “Томатная паста Pommodoro с насыщенным вкусом и интенсивным ароматом – превосходная основа для супов и соусов. Ммм! Хоть ложками ешь!” – Ах да, вот еще что, – вспомнила Мацкович под конец встречи. – У меня есть приглашение на премьеру фильма “Папа. Человек, ставший святым”. На сегодня, а у меня не получается… Вуйчицкая? Хочешь пойти вместо меня? Вырванная из задумчивости Юлита засомневалась. Вообще-то вечером она собиралась немного поработать, начать свое расследование… Хотя, с другой стороны, один день ничего не изменит, а следующий случай оказаться среди звезд может представиться не скоро.