– Благодарю, месье, – проговорил он. – Но позвольте, к чему такие почести… Власовский протянул руку, чтобы помочь безопасно спуститься с лесенки. Месье справился сам. Как только он ступил на священную землю, покрытую слегка потертой дорожкой, перед ним вырос по стойке «смирно» городовой, который держал серебряный поднос с серебряной стопкой, доверху налитой водкой. Тоже из личных запасов Власовского. Обер-полицмейстер чуть подвел руки городового к французу. – По русской традиции, с прибытием, – сообщил Пушкин месье Жано. Тот оглянулся с некоторым опасением. – Что я должен сделать, месье? – Выпить до дна, – ответил Пушкин. Деваться было некуда. Месье Жано поднял стопку, отсалютовал в честь всех присутствующих и сделал большой глоток так, как, он видел, пьют русские. Водка на морозе пошла обманчиво легко. Как только Жано поставил опустевшую стопку, то немедленно попал в объятия Власовского и был расцелован троекратно. – По русской традиции, – успокоил его Пушкин. Месье Жано вытер аккуратные усики и старательно улыбнулся. – Господа, благодарю за теплый прием, но, боюсь, произошла фатальная ошибка… Предполагаю, что вы встречаете инспектора полиции Жано… О, какой водевиль. Я тоже Жано, но только его брат… Говорят, мы похожи как две капли июньского дождя… Тот месье Жано, который вам нужен, прибудет в понедельник… Он задержался в Берлине. Когда смысл перевода дошел до сознания, Власовский ничем не показал, какой удар нанесла ему Масленица. Опять обманула, проклятая. Только Эфенбах внутренне сжался, предвидя, что начнется. – А это кто? – ледяным тоном спросил обер-полицмейстер. – Коммерсант Жано… Представитель французского страхового общества «Mutuelle Vie»[8], прибыл в Москву для завершения переговоров и заключения сделки, – перевел Пушкин быструю речь месье. – Напутали… Подвели… Опозорили… Подсунули мелкого прохвоста, грязного лягушатника, – проговорил Власовский и пошел прочь от вагона. За ним потянулись начальник вокзала и оркестр пожарной команды. Навстречу хлынула толпа встречающих и носильщиков. – Месье офицер чем-то расстроен? – спросил Жано, тщательно улыбаясь. – Месье мечтал познакомиться с вашим братом, – ответил Пушкин, рассматривая дорожный костюм француза. И добавил от себя: – Простите за невольную ошибку. – О, что вы, это мне надо просить прощения! А вы из полиции? – Да, чиновник сыскной полиции Пушкин. – Очень приятно, – месье Жано приподнял край меховой шапки. – Не подскажете приличную гостиницу в Москве? Пушкин рекомендовал «Лоскутную». Там у него был знакомый портье. О чем французу знать не обязательно. Совет обрадовал, месье благодарил. Он поручил носильщику взять багаж из вагона, поклонился и пошел по перрону, с видимым интересом разглядывая незнакомый вокзал. – Пальнули не в уточку, а белочку, – сказал Эфенбах, оказавшись рядом. – Странная ошибка, – согласился Пушкин. – Говоришь, коммерсант… Говоришь, сделку заключать, ну-ну… Ничего такого Пушкин за месье Жано не переводил. Свое же мнение на этот счет держал при себе. – Не нравится мне этот щегол мелкоростый, – Михаил Аркадьевич выразительно шмыгнул носом. Он решил отправить за французом Актаева немного пофилерить. Пусть гость будет под негласным присмотром. Сам же начальник сыска готовился к неизбежным последствиям. Таких обид обер-полицмейстер не привык сносить. Значит, достанется всем. На фоне того, что ожидалось, Эфенбах, не задумываясь, разрешил Пушкину заняться делом живой и мертвой вдовы. Или наоборот: мертвой и живой. • 10 • Большинство московских контор страховых обществ располагалось на Большой Лубянке. Будто страшась потерять капиталы, жались друг к дружке. «Стабильность» находилась вдалеке, на Новинском бульваре. Особняк, который занимало страховое общество, был построен вскоре после наполеоновского пожара и с тех пор не сильно изменился. Меньше всего здание походило на контору, скорее на обветшавшее дворянское гнездо. Желающих застраховать свою жизнь в веселые дни Масленицы было немного. Из приемных столов только за одним сидела посетительница, печально опустив голову и вытирая слезы. Мысли о смерти и бренности бытия посещают каждого, кто вздумал застраховать свою жизнь. Моложавый клерк приятного вида подошел к посетителю, выразил удовольствие визиту в их страховое общество и спросил, что господин желает застраховать: жизнь, недвижимое имущество или склады товара. Ни того, ни другого, ни третьего посетитель не желал. А хотел видеть сразу господина управляющего. Тут месье Казачков выразил сожаление: управляющий принимает только по самым важным вопросам. Такой ли важности вопрос у господина посетителя? Но как только узнал, что к ним прибыла сыскная полиция, сразу исчез и быстро вернулся, приглашая следовать за собой. Управляющий был довольно молодым, если не сказать, слишком молодым, для такой должности. При этом Кирилл Макарович Алабьев, как он представился, казался немного робким, стеснительным, с усталыми печальными глазами. Его окладистая бородка выглядела приклеенной. Молодой человек хотел производить солидное впечатление, как отец. Выходило не слишком убедительно. Наверняка скопировал отцовскую растительность на лице. – Чем можем быть полезны уважаемой сыскной полиции? – спросил он, приглашая гостя в кожаные кресла перед массивным столом. Пушкин не стал доставать из кармана показания вдовы Ферапонтовой, а изложил в общих чертах жалобу. Кирилл Макарович выслушал с полнейшим спокойствием. – И что прикажете нам делать? – спросил он. – Вам не кажется странным, что пожилая дама обнаруживает себя умершей? Наверняка кому-то выплачены деньги за ее мнимую смерть, – ответил Пушкин. Он уже успел осмотреть помещение. Кроме массивного сейфа и обязательных портретов царствующей семьи, этажерки со Сводом законов и чайного столика, в кабинете не нашлось следов роскоши. Или страховое дело требует некоторой сдержанности, чтобы не распугать клиентов, или владелец отличается скупостью. Сам же хозяин кабинета отличался похвальной скромностью в одежде, впрочем, из модных московских магазинов на Кузнецком Мосту, и курительной трубкой в нагрудном кармане. Других модных игрушек или брильянтовых безделушек заметно не было. – Прошу простить, но эта почтенная дама не показалась вам немного… странной? – помедлив, ответил Кирилл Макарович. Пушкин видел только жалобу. – Личные качества несущественны. Важно, что ваша фирма признала ее мертвой, – сказал он. – На каком основании? – Мы печемся о каждом клиенте. Наш девиз: «Ваше спокойствие – наша забота». – На каком основании живой человек был признан мертвым? Управляющий источал любезность, как пчелы мед. – Такое возможно только на основании свидетельства о смерти… – Позвольте ознакомиться с этим документом. Кирилл Макарович улыбнулся мирно и печально. – Если госпожа Ферапонтова изволит подать на нас в суд, мы непременно предоставим требуемое, – сказал он. Отказ мягкий, но совершенно законный. У Пушкина не было никаких оснований требовать страховое дело, защищенное коммерческой тайной. На этом можно было закончить приятную беседу. Но Пушкин не спешил. – Позвольте узнать: часто у вас случаются подобные казусы? – Мы строго следим за тем, чтобы документы были верными. Ошибок не допускаем. Каждая ошибка – наш убыток. – Тогда мадам Ферапонтова ошиблась? Господин управляющий поправил галстук, который идеально держал воротничок. – Скажу откровенно, господин Пушкин… Я всего лишь замещаю батюшку на время его отсутствия, у меня недостаточно опыта в страховом деле. Но мне отлично известно, какое количество ловких людей пытаются нажиться за счет страхования. Вот вам самый верный ответ, что такое мадам Ферапонтова. Изумительная женщина в своем роде… Оставалось сожалеть, что Пушкин не имел счастья наблюдать изумительную женщину лично. – Не знаком с уловками в страховом деле, – сказал он. – Опишите, какой обман она задумала. Вопрос не привел в замешательство молодого управляющего. – Их множество. Ну вот, например. У нее есть сестра, которая оформила у нас подлинную страховку. Сестра умирает, страховка оформлена на другое лицо, но госпожу Ферапонтову это не останавливает, она хочет нажиться на смерти родственницы. Приходит к нам, требует оформить страховой договор, думая, что еще неизвестно о смерти страхователя. Если мы оформляем страховку, через несколько дней она является как выгодоприобретатель, который требует страховую премию по факту смерти. Знаете, на каком основании она может получить деньги? – Не могу предположить, – сказал Пушкин, чтобы не портить удовольствие Кириллу Макаровичу. – Страховой договор будет оформлен на нее, Ферапонтову, – победно заявил он. – А при заключении страховки она выдавала бы себя за уже умершую сестру. – Для этого они должны быть одного возраста и внешности. – А кто вам сказал, что это не так? Мысль была вполне резонной. Пушкин согласился. – В пользу кого госпожа Ферапонтова хотела оформить страховую выплату? – Как только наш агент проверил, что страховая премия назначена к выплате на этой неделе и мы не будем заключать с ней страховой договор, мадам устроила безобразный скандал с криками и угрозами. До сих пор тяжко вспомнить, – Кирилла Макаровича натурально передернуло. Такие сильные воспоминания оставила безутешная вдова. Можно было только посочувствовать. Что Пушкин и сделал. – Последняя просьба, господин Алабьев, – продолжил он. – Могу я с вашего дозволения поговорить с клерком… – …страховым агентом, – поправили его. – У нас принято говорить так. – Со страховым агентом, – согласился Пушкин, думая, что в полиции тоже водятся агенты, – который заключал договор с настоящей Ферапонтовой. Обещаю не задавать вопросы, на которые он не будет иметь права отвечать. Да хоть в вашем присутствии… – С большим удовольствием… Кирилл Макарович позвонил в колокольчик. В этот раз вошел страховой агент Малецкий, тоже цветущего вида. Его попросили пригласить страхового агента Лазарева. Страховой агент Малецкий замялся и смущенно доложил, что коллега с самого утра был, но отпросился у коллег. Сами понимаете: Масленица, посетителей немного. Но завтра будет непременно. А прочие страховые агенты на месте. Они могут чем-то помочь?