– Любишь футбол, Мэт? – спрашивает Гарри, и Сэм замечает, как напрягся Майкл. Никто не называет их сына «Мэт». Они давно уже работают над этим. Гарри протягивает руку и берет у Мэтти мяч. Затем отходит на пару шагов и начинает показывать разные трюки. Чеканит мяч коленями, ловит его на лопатки… Мэтти просто вне себя от восторга. – А вы меня можете научить? – спрашивает он, задыхаясь. – Конечно. – Гарри берет мяч в руки. – Можем начать прямо сейчас. Сэм видит, как ее муж готов сказать: «Нет», – но Мэтти уже подпрыгивает на месте, размахивает руками и кричит: – Можно? Папочка, можно? Захария бросается к ним с криком: «И я! Я тоже!» – А вы уверены, что вам этого хочется? – поворачивается Сэм к Гарри. И опять тот улыбается ей этой своей улыбкой. – Конечно. Без проблем. Мне сегодня больше нечего делать. И мне всегда хотелось иметь братишку. Через час дети окончательно выбиваются из сил, а Майкл удаляется в свой кабинет. На кухне Сэм угощает Гарри пивом. – Приятное местечко, – говорит он, проходя через гостиную и рассматривая мебель, дедовские часы и рояль со стоящими на нем фотографиями. – Это дом семьи Майкла, – объясняет Сэм, не понимая, почему вдруг начинает говорить извиняющимся тоном. – Здесь мало что изменилось после смерти его бабушки. Гарри поднимает крышку рояля и нажимает несколько клавиш, а потом кривит лицо: – Давно пора настроить. – Знаю. – Саманта вздыхает. – Мы все время хотим это сделать, но сами знаете, как оно бывает… Хотя Мэтти хочет учиться играть. – Правда? – Гарри смотрит на нее. – Тогда вам надо поддержать это его желание. Сейчас у него самый возраст. Он закрывает крышку и берет в руки фото, на котором Мэтти играет в песочнице со своим дядей. На ней сыну года четыре, и он улыбается во весь рот. Неожиданно у Сэм перехватывает горло, и она понимает, что Мэтти давно уже так не улыбается. Или не улыбался до сегодняшнего дня. – А вы точно вернетесь? – быстро спрашивает она. – Я имею в виду поработать в саду? * * * Начальная школа Епископа Кристофера англиканской церкви все еще до конца не избавилась от рождественских украшений. Мусорные ящики полны орнаментов, готовых к переработке, но это далеко не всё, так что на некоторых окнах все еще остается приклеенная мишура. Сомер и Эверетт вылезают из машины. Эрика, в отличие от Верити, никогда не была здесь, поэтому и попросила подругу поехать с ней. – Здесь многое изменилось? – Да нет. – Эверетт качает головой. – Дети, наверное, будут другими, но само место такое же, как и было. Как и было тогда, когда пропала Дейзи Мэйсон и Эверетт с Гислингхэмом приезжали сюда, чтобы допросить учителей и одноклассников. А теперь школа недосчитается еще одного ученика, и вопросы начинаются по новой. Эверетт проходит вперед – она знает, куда идти по этим запутанным коридорам. И их, очевидно, уже ждут. Алисон Стивенс нервно ходит по приемной перед своим кабинетом. – Детектив-констебль Эверетт! – восклицает она, подходя к полицейским и протягивая руку. – Как я рада снова видеть вас, несмотря на трагичность ситуации… – Это моя коллега, детектив-констебль Сомер. Эрика пожимает руку женщины, обращая внимание на то, как прохладна ее кожа и как тревожна улыбка. – Прошу вас, проходите. Я пригласила учительницу Мэтти присоединиться к нам. Эверетт не знает женщину, которая ждет их в кабинете. На ней надеты большие круглые очки, платье с ярким цветочным орнаментом и теплый кардиган. Все это дополняют ботинки на плоской подошве. Она разительно отличается от элегантной и сдержанной Стивенс. – Это Эмили Уэст, – представляет ее директриса. – Работает у нас с прошлого года. Значит, она никогда не знала Дейзи Мэйсон. Стивенс этого не говорит, но это и не нужно. Директриса поворачивается к столу и, пытаясь как-то успокоиться, начинает разливать чай. Возле компьютера стоит фотография ее дочери, волосы которой искусно заплетены в косы. Девочке, наверное, столько же лет, сколько и Мэтти Эсмонду. Эверетт и Сомер садятся. Кажется, Эмили Уэст волнуется гораздо меньше директ- рисы. – Вас интересует Мэтти? – спрашивает она. – Сегодня утром я встречалась с его врачом, – начинает Сомер. – Она сказала, что Мэтти почему-то вас беспокоил. Причем настолько, что школьный врач даже звонила ей. Сомер намеренно ни слова не говорит про призрак. Ей интересно, как они сами заговорят о нем, если вообще заговорят. – Знаю – вы, вероятно, считаете, что это как-то связано с издевательствами в школе, – улыбается Уэст. Она начинает первой, и Эверетт замечает тень недовольства, мелькнувшую на лице Стивенс, хотя та остается сидеть молча. – Но, честно говоря, ничего такого не было. Мальчик беспокоился о маме. Говорил, что она не очень здорова. Что ее «как будто кто-то околдовал». Но больше всего его волновало то, что она рассказала ему, как видела призрака в доме. – А он не говорил, почему она так решила? – Как оказалось, она слышала шум. – Уэст ки- вает. – И всё? – Нет. Еще она его видела. – Учительница качает головой. – А где именно? – Эверетт подается вперед. – Один раз, кажется, в саду. А еще она думала, что слышала его в доме. Сомер и Эверетт переглядываются. – И это определенно был «ОН»? Уэст опять качает головой. – Нет, совсем не обязательно. По-видимому, она плохо его рассмотрела. Полагаю, что это был некий промельк, который вы засекаете краем глаза. – И она была единственной, кто его видел? – Хороший вопрос, – говорит Уэст после паузы. – Возможно, Мэтти тоже, или ему так казалось… Сложно вспомнить точно его слова, но у меня такое ощущение, что он думал, что тоже что-то видел. «Но не надо забывать, – думает Сомер, – что речь идет о мальчике, которого характеризуют как “впечатлительного”. И если его мама сказала ему, что видела призрак, то он вполне мог решить, что тоже видел его». – А вы обсуждали это с кем-то из его родителей? – задает вопрос Эверетт. – Однажды я говорила об этом с доктором Эсмондом. – Уэст кивает и смотрит на Стивенс. – Мы хотели, чтобы сюда пришли оба родителя мальчика, чтобы с ними можно было спокойно поговорить, но Майкл сказал, что очень занят, а Саманта нездорова. Что она сидит на таблетках и иногда от этого ведет себя будто одурманенная, но что всё под контролем и беспокоиться не о чем. Однако он обещал мне поговорить с Мэтти. Честно говоря, Майкл был со мной немного резок, но ведь он, в конце концов, ученый, и я думаю, что рассказы о призраках и вурдалаках должны его раздражать. «Это точно не относится к антропологам, – думает Сомер. – Он бы как раз хорошо понял, что все это может означать…» – А сам он ничего странного не наблюдал? – Нет, абсолютно ничего, – быстро отвечает Уэст. – Все это было для него новостью. И мне кажется, что это была одна из причин, по которой он так вышел из себя, – мы узнали о его семье нечто, что было не известно ему самому. – И когда же вы с ним говорили? – Эверетт достает блокнот. – В прошлом году, кажется, в конце весенней четверти. Да, именно тогда. – А как вы нашли Мэтти, когда он пришел в школу осенью? – Должна сказать, – подает голос директриса, – выглядел он более счастливым. Раньше у него были проблемы с тем, чтобы с кем-то познакомиться, а теперь он был более уверен в себе. – И что, на это была какая-то особая причина? – спрашивает Сомер, переводя взгляд с одной женщины на другую. – Нет, – отвечает Уэст. – Но такое иногда случается. Особенно с мальчиками. Они могут повзрослеть совершенно внезапно. – Или не повзрослеть никогда, как это произошло с некоторыми из наших коллег, – бормочет себе под нос Эверетт, чем вызывает сухую улыбку у Стивенс. Сомер глубоко вздыхает – что ж, коль уж спрашивать, так до конца. – А у Мэтти были нормальные отношения с отцом? – Она старается произнести это беззаботным голосом, чтобы не повлиять на ответ. – Совершенно очевидно, что доктор Эсмонд был человеком строгим, – Уэст улыбается, – но Мэтти боготворил его. Какой он умный, какая у него важная работа… В прошлом году Мэтти был единственным учеником в классе, отец которого занимался научной деятельностью. – Мой папа сильнее твоего папы, – говорит Эверетт. – Что-то вроде этого. – Уэст усмехается. – Вы знаете, как дети иногда любят похвастаться. «Что-то во всем этом не сходится, – думает Сомер. – Но будь я проклята, если знаю, что именно…»