– Нет, – печально говорит Сэм, – ты меня не понимаешь. Именно тогда все и началось. То – дру- гое… Шезлонг скрипит вновь. Сэм плачет; скорее всего, Филипп ее обнимает. – Ты можешь рассказать мне все, – слышится его шепот. – Я постоянно все теряю. Кладу вещи в одно место, а потом нахожу их совсем в другом, там, где я уже ис- кала. – Это еще ничего не значит. У меня тоже так бывает… – Но это еще не всё. Я стала слышать звуки. В доме. Как будто там кто-то есть. А на прошлой неделе вдруг почуяла запах горелого, но на плите ничего не было… – А может быть, кто-то устраивал барбекю? Теперь самое время. – Нет; как я уже сказала, пахло в доме. Филипп начинает рассуждать о возможных последствиях прекращения приема прописанных лекарств, но Сэм уже рыдает в голос. – А ты с Майклом об этом говорила? – мягко спрашивает он. – Или с доктором? – Я слишком боюсь. – Боишься? И чего же ты боишься? – Я поискала в «Гугле», – поясняет она срывающимся голосом, – и там оказалась масса сайтов, на которых говорится, что все эти галлюцинации могут быть признаком послеродового психоза, и я испугалась, что они заберут у меня Захарию, если узнают об этом. Что они подумают, что я могу причинить ему вред и что ему со мной небезопасно, а ты ведь знаешь, что это неправда, что я никогда не причиню вреда своим детям… Она полностью теряет самообладание, и Майкл слышит, как Филипп утешает ее, говоря, что все будет в порядке. А потом раздаются удары мяча по сухой земле. Все ближе и ближе. – А почему мамочка плачет? – спрашивает Мэтти. – Она немного расстроена, – отвечает Филипп, – но беспокоиться не о чем, Мэт. – А мы можем еще поиграть в Месси и Роналду? – Через минуту. Сначала мне надо поговорить с мамочкой. Почему бы тебе не сходить на кухню и не принести сока себе и Захарии? Мэтти начинает хныкать, но потом Майкл слышит его шаги, удаляющиеся в сторону дома. – Прости, – говорит Сэм. – Просто все как-то разом навалилось… – Да не извиняйся ты. Но мне кажется, что тебе надо возобновить прием лекарств. – Уже. Я была у врача. Но не стала ей ничего рассказывать – ну, о том, что произошло… Просто сказала, что таблетки мне не подходят. И она прописала мне другие. – А с ними лучше? Пауза. Должно быть, она молча кивает. – И после этого ничего больше не было – я имею в виду эти странные вещи? Еще одна пауза. – Но ведь это хороший знак, верно? Если все это происходило только тогда, когда ты не принимала лекарства… – Наверное, ты прав. – Но мне все-таки кажется, что ты должна поговорить с врачом. Обо всем. Так, на всякий случай. И беспокоиться тебе не о чем. Ничего плохого с тобой не слу- чится. – Обещаешь? – шепотом спрашивает Сэм. Майкл слышал уже достаточно – он слегка шевелится в своем шезлонге, притворяясь, что только что проснулся. А когда открывает глаза, то видит, как брат держит его жену за руку. – Обещаю, – говорит Филипп. * * * В больнице Джона Рэдклиффа Нина Мукерджи, помощница Алана Чаллоу, достает чистый комплект одежды[67]. Только что прибыл Рэй Гудвин, патологоанатом, назначенный для проведения повторного вскрытия, а ее попросили при сем поприсутствовать, на тот случай, если появится что-то новенькое. Правда, никто не ожидает ничего подобного – стандартная процедура в случае открытия уголовного дела. Но сейчас возможность такого развития событий выглядит очень туманно, и Нина готовит себя к тоскливому дню, который ни к чему не приведет. Дверь распахивается. – Мисс Мукерджи? Он моложе, чем она ожидала, – намного моложе. И вовсе не похож на сухаря-ученого. Скорее на гламурного сукина кота: с хипстерской бородкой и серьгой в ухе. Более того, Нина уверена, что заметила у него татуировку. – Готовы? Она кивает. – Тогда начинаем наши танцы. * * * К пяти часам Бакстер может гордиться собой. Он вовсе не бухгалтер, но прошел несколько курсов и за все эти годы привык работать с цифрами. По крайней мере, достаточно для своих целей. Если речь идет о чем-то серьезном – например, о мошенничестве или отмывании денег, – то необходимо вызывать экспертов; но в большинстве случаев речь идет об элементарном обороте наличности. «Имел», «не имел» и вечное «мог бы иметь». Ну а с этим Эсмондом ему хватило половины дня, чтобы получить хорошее представление о его финансах. Хотя «хорошее» – не самое лучшее слово в нынешней ситуации. Бакстер снимает трубку и звонит Фаули – и вот уже через пару минут инспектор распахивает дверь и подходит к его столу. Он выглядит каким-то измученным, что в нынешние времена вполне в порядке вещей. Бакстер слыхал то же самое, что слышали все в участке, но даже если бы он решил проигнорировать офисные сплетни, ему было бы трудно не заметить натянутые нервы Фаули как доказательство того, что что-то серьезно разладилось дома. Гис встает со своего места и тоже подходит к ним. – Итак, – говорит Фаули, – что тут у нас? Бакстер показывает на экран компьютера. – Последний раз Эсмонд пользовался кредитной картой тридцать первого декабря, во второй половине дня. В «Теско» в Саммертауне. За последнее время, насколько я могу судить, не было никаких подозрительных транзакций, хотя он был близок к лимиту карты и в последние месяцы гасил кредит минимально возможными суммами. – Бакстер меняет страницу на экране. – А вот это состояние счета Эсмонда на сегодняшний день. Как видите, на нем лежит всего пара сотен фунтов. – Он прокручивает экран. – Ничего подозрительного с точки зрения поступлений и расходов, за исключением того, что два месяца назад на счет упали две тысячи фунтов, которые через три дня были сняты. Наличными. – Кому нужно такое количество наличности в наши дни? – удивляется Гислингхэм. – А вот это его накопительный счет. После снятия тех двух тысяч на нем осталось только, – Бакстер наклоняется ближе к экрану, – триста семьдесят шесть фунтов и пятьдесят четыре пенса. Восемнадцать месяцев назад на счете было пятнадцать тысяч, но к октябрю прошлого года все они исчезли, за исключением тех последних двух тысяч. – И на что же он тратит деньги? – интересуется Фаули. – Я посмотрел переводы; в основном это расходы на дом для престарелых. То место в Вантедже, где находится его мать. Это один из самых дорогих домов в окру€ге. «Наверное, поэтому, – думает про себя Бакстер, – Эверетт даже не стала брать его в расчет». Она пока так ничего и не сказала ему об отце, но он видел проспекты в ящике ее стола и знает, что старик не в лучшей форме. Между тем Фаули изучает цифры. – Но если деньги закончились в октябре, то как он оплачивает свои счета? Фаули точно ничего не упустит. Даже если его что-то гнетет. Бакстер откидывается на стуле и соединяет перед собой кончики пальцев. – Коротко? Никак. Я говорил с управляющей компанией, и он не платит по счетам вот уже два месяца. Они просили его зайти в декабре, а он ответил, что «предпринимает определенные шаги», но на их счет деньги так и не поступили. – А мне казалось, что семья из состоятельных, – замечает Гислингхэм. – Тогда нас уже двое. – Бакстер смотрит на него. – Так что я продолжил раскопки. Я не смог получить полные данные по семейному бизнесу, потому что сделка состоялась между двумя частными лицами, но, судя по тому, как дешево продал его отец Эсмонда, дела там были совсем плохи. После этого он до конца дней проживал полученное – к моменту его смерти денег, должно быть, оставалось совсем немного. – Бакстер корчит гримасу. – Сами слышали, наверное: «Первое поколение копит, второе поколение тратит, а третье поколение бросает деньги на ветер». Так вот, похоже на то, что отец Эсмонда все выкинул на ветер. – Тогда почему не продать дом? – недоумевает Гислингхэм. – Конечно, это семейное достояние и все такое, но если маме нужна помощь… – Он не может… Это произносит от двери Куинн, который даже не успел снять куртку. В руках у него пачка бумаг. – Все это я нашел в доме. Он протягивает документы Фаули, который медленно прочитывает первую страницу, а потом поднимает глаза на Куинна. – Хорошая работа, – говорит он. – Просто отличная работа!