– Славик, машину отгони на дорогу. И там жди нас. Снайпер без слов сунул мне в руки свою винтовку, сел за руль и отогнал машину на дорогу, пристроив ее позади «Камаро». – Ложитесь, товарищ подполковник! – скомандовал младший сержант и сам залег неподалеку. До дороги осколки долететь не должны были бы, тем не менее при свете луны я увидел, как снайпер спрятался за «уазик». Залег я за бугорком, но при этом хорошо видел, как Константин рывком дернул за леску. Взрыв получился каким-то глухим, словно раздался внутри помещения, не сразу, но поднялось и пламя. – Весь лес не спалим? – спросил я. – Нет, там поляна, окруженная лесом. Бензин я только на поляне разливал. И немного в канистре оставил. Сейчас взорвется. И точно, вскоре прозвучал новый взрыв, еще более приглушенный – разорвало нагревшуюся канистру. Я не был уверен, что второй взрыв услышат в деревне, до нее как-никак оставалось восемь километров. Тем не менее он прозвучал. – Теперь по машинам, и вперед! – скомандовал я, специально употребляя гражданскую терминологию[15], чтобы смягчить парней перед боем, в который нам, вероятно, предстояло вскоре вступить. Та жесткость в действиях, что обычно спецназу военной разведки свойственна, бывает хороша где-то в регионе Кавказа. А здесь им предстояло вступить в бой против таких же вчерашних солдат, которых призвали служить не в спецназ ГРУ, а в спецназ ВДВ, а потом их «прибрал к рукам» Полковник. По большому счету это были только пацаны. Хорошо обученные, но пацаны, жизни не видевшие. И мне стало их жалко. Но тут же я вспомнил, что такой же пацан-снайпер по чистой случайности послал пулю в Тамару – отклонись ствол на миллиметр, пуля разорвала бы ее на куски. И я сразу пожалел о своей минутной слабости. Нет, человек, взявший в руки оружие, берет его не для того, чтобы вести разговоры, он берет его в руки для того, чтобы убивать. И в данном случае как никогда верна старая истина – если не убьешь ты, то убьют тебя. И проявлять жалость в данной ситуации просто опасно. Эти парни обучены драться до конца, даже раненые. И они так дерутся. Но два моих подопечных бойца тоже обучены драться до конца. И они тоже будут драться так же. Но мои парни при этом не преследуют никакой личной выгоды, они лишь на стороне справедливости, в отличие от своих противников. Я сел в машину, вытащил свою трубку и набрал номер майора Краснопольского… – Слушаю вас, товарищ подполковник. – Майор ФСБ мой номер запомнил и теперь узнал. – Краснопольский, я с двумя бойцами спецназа военной разведки нахожусь на горе рядом с селом. Что там у вас, доложи обстановку. – Нам перекрыли дорогу два колесных трактора. Под тракторами – точки крупнокалиберных пулеметов. Наши машины этими пулеметами повреждены. В группах есть потери среди личного состава. Пока, к счастью, только ранеными. Но прорваться мы просто не можем. Таранить тракторы нам нечем, отогнать – не имеем возможности, нам головы поднять не позволяют, очередями в землю вжимают, не из пулеметов, так из автоматов. Не знаю уж, стволы, что ли, пулеметы в это время меняют или просто охладиться дают. И не могу понять, сколько там человек засело. – Да сколько ни будь! Смять их давно пора! Скрытный обходной маневр выполни… – предложил я. – Уже, товарищ подполковник… Я послал в обход справа через лес и слева по окраине деревни по три человека. Пока подбираются, сообщений не было. Так и договаривались, займут позицию, сообщат. – Связь с группами поддерживается? – Так точно. Со связью у нас все в порядке. – Предупреди обе группы и всех остальных, что я с двумя бойцами захожу сзади, пусть постараются в нас не попасть. Кстати, взрыв вы слышали? – Даже два взрыва. И пламя после этого. Что-то там сильно полыхало. Один взрыв посолиднее, второй послабее. А что взорвалось? – Все нормально. Это была наша инсценировка. Предупреди, не забудь, я не в вашей внутренней связи, твои парни меня не слышат. Но меня хорошо слышали в «уазике» и задачу поняли правильно. «Уазик» остановился сбоку от «Камаро», опустились стекла. – Мы на разведку сгоняем? – спросил младший сержант. Я кивнул, выражая согласие, и «уазик» уехал вперед. Я тронулся за ним следом, время от времени останавливаясь и поднимая к глазам бинокль, пытаясь рассмотреть, что делается впереди. Подъехав ближе, стал искать место боя бандитов со спецназом ФСБ, а когда рассмотрел его, нашел биноклем и своих солдат слева от дороги. И как раз в тот момент, когда я нашел позицию, которую заняли бойцы, у меня зазвонила моя собственная трубка. Это был майор Конопольский. Ответил я нажатием кнопки на руле, воспользовавшись громкой связью. Она не мешала мне продолжать наблюдение с помощью бинокля. Удобная штука, что ни говори… Глава восемнадцатая – Товарищ подполковник! Троих моих бойцов в деревне, очевидно, захватили. Сейчас на связь со мной выходил подполковник в отставке Николаев… Выходил через нашу внутреннюю связь… Без уничтожения группы он не смог бы добыть шлем с гарнитурой связи. – Понял. И что он? Честно говоря, даже я не ожидал от Николаева такой наглости. Откровенно назвать себя – это было выше моего понимания. – Спросил, где вы находитесь. Он был уверен, что это вы привели с собой две мои группы. Я сказал, что ничего про вас не знаю – вы были в своей деревне, где и сейчас, видимо, находитесь. Тогда Николаев приказал мне снять группы и отправляться с оставшимися силами восвояси, пока моих бойцов не окружили и не уничтожили полностью. Говорил, что сам, как бывший спецназовец, нам сочувствует и потому сообщает о намеченном окружении и уничтожении. Срывает своим планы… – Он блефует, майор… Он блефует. У них в наличии только трое бойцов поддержки, и все трое должны находиться на дороге. Они вас там держат. Веди бой! Отвлекай внимание на себя! Я рискну в деревню наведаться… Конец связи… – Конец связи… – кисло ответил Краснопольский. Он, похоже, ожидал от меня другого решения. Тем более что две подчиненные ему группы понесли уже потери ранеными и, возможно, убитыми. О судьбе троих бойцов, отправленных в обход через деревню, Николаев ничего ему не сообщил. Моим помощникам, должно быть, хорошо был слышен весь разговор. И наушники внутренней связи тотчас донесли до меня прозвучавшие один за другим два выстрела. – У них только один пулеметчик остался, товарищ подполковник, – доложил мне снайпер. – Но последнего я не вижу. Он между колес левого трактора спрятался, хотя я могу и колеса прострелить. Может, тогда его придавит. По крайней мере, лишит маневра. Под правым трактором осталось только два тела – бывшие пулеметчик и автоматчик. Микрофон донес звук еще пары выстрелов. Видимо, снайпер умел быстро передергивать затвор[16]. – Колеса пробил, трактор присел, но до пулеметчика не достал, – снова доложил он. Я поднял бинокль и посмотрел на поле боя. Пулеметчик как раз умудрился дать длинную очередь в сторону позиции, занимаемой спецназом ФСБ слева от дороги, потом повторил такую же очередь по позиции, расположенной от дороги справа. Бойцы спецназа вжались в землю, как могли, и, думается, мысленно представляли себя дождевыми червями, умеющими в любую земляную щель забраться. А о группе, что пошла в обход через лес, пока ничего слышно не было. Я включил на мультимедийной системе автомобиля навигатор, имеющий собственные карты, и посмотрел на карту. Так и есть, бандиты умело выбрали позицию, их левый фланг прикрывался заболоченным лесом, через такое препятствие сразу не продерешься. Этот пулемет способен долго держать спецназ ФСБ, а мне была дорога каждая минута. Я вспомнил, как мне рассказывал один из командиров взводов про своего снайпера, который умел посылать пулю из крупнокалиберной винтовки рикошетом о камни в закрытое для прострела пространство. Здесь камней не было, здесь были только металлические колеса, которые даже крупнокалиберная винтовка не могла бы пробить и развалить, разве что винтовка «Корд». А это автоматически означало, что колесо можно использовать в качестве предмета для рикошета. Правда, требовалось найти в самом колесе место, удобное для рикошета. А мой тепловизионный бинокль показывал ровную поверхность с отдельными каплеобразными окнами-прорезями. И только отдельные окружности колеса были затемнены. Но что в этом затемнении кроется, углубление или выпуклость, было неясно. – Славик! – тихо позвал я снайпера. – Слушаю, товарищ подполковник. – Я видел на своем веку разных снайперов. Один из крупнокалиберной винтовки хорошо умел рикошеты делать от каменных скал и на Северном Кавказе прославился тем, что доставал бандитов даже в укрытии. Как раз за счет рикошета. Попробуй от колеса рикошет сделать! Даже если в пулемет пуля угодит, она его исковеркает. – А я как раз думаю, как мне в пулемет попасть! Понял вас, товарищ подполковник! Правда, придется сделать несколько прицелочных выстрелов, но у меня патронов на всех хватит. Выстрелы стали звучать один за другим. Потом последовал короткий перерыв – пулемет замолчал. – Что, достал его? – спросил я снайпера. – Кажется, нет… Он магазин меняет. И я с ним одновременно. Винтовка снова стала посылать пулю за пулей с небольшим равным интервалом. И пулемет снова заговорил. – Константин! – позвал я младшего сержанта. – Слушаю, товарищ подполковник! – Я в деревню пошел. С твоего левого фланга скоро должна группа спецназа ФСБ выйти. Три бойца. Не обстреляйте их. – Товарищ подполковник! Мне мысль в голову пришла. – Выкладывай! – Что, если я сейчас на «уазике» поднимусь повыше, разгоню машину и пущу ее с разгона в трактор. Она, конечно, трактор не собьет, но пулеметчика испугает. Он попытается сменить позицию, а Славик его в это время и подстрелит. Мысль была хороша во всем, кроме одного. – А сам ты как? – А я до столкновения выпрыгну. Автомат сразу Славику оставлю, чтобы прыгать не мешал. – Сумеешь? – Сумею. Не впервой с транспорта в движении прыгать. С поездов прыгать учили, промеж столбов, чтоб не столкнуться, и по откосу кувырком. Как-то локоть себе о щебенку разбил, зато отпрыгал на «отлично», как и все в моем отделении. Я помню, что подобные тренировки проводились и у нас в бригаде, но потом, когда молоденький лейтенант столкнулся со столбом семафора, эти занятия посчитали более опасными, чем прыжки с принудительным раскрытием парашюта[17], и прекратили. Поговаривали, что прекратить их рекомендовано во всех бригадах, но, видимо, все же не во всех. – Действуй, Костик! А я, пока суд да дело, попробую в деревню пробраться. Пробраться в деревню – это половина дела, понимал я. А вот как дом отыскать? Не ходить же по всем подряд? Подполковник Николаев наверняка имеет бинокль с тепловизором. И думаю, что бинокль у него не хуже моего, поскольку услуги киллера обычно оплачиваются достаточно высоко, а он на эту стезю ступил уже достаточно давно и финансово имеет надо мной значительное преимущество. Следовательно, имел возможность приобрести хороший бинокль для своей непростой работы, такой же, как и у меня. О том, что я тоже киллер, пока знают только Тамара и полковник Самохин. Ну, может быть, руководство Самохина и его ближайшие сотрудники – отставной подполковник Румянцев и лейтенант Холмогорский. Но никто из них, мне кажется, не пожелает раскрыть меня. А вот отставной подполковник Николаев легко себя раскрывает и даже представляется своим настоящим именем командиру двух групп спецназа ФСБ. Почему? Этот вопрос не давал мне покоя. Подобное поведение со стороны Николая Николаевича случайным быть не может. По моим прикидкам, у него должны быть для этого основания. Возможно, он имеет солидный счет в каком-то зарубежном банке. Счет открыт, естественно, на чужое имя, и у него, вероятно, поддельные документы на это имя. Но фальшивые документы всегда могут быть обнаружены, а Николаев не из тех людей, которые так рискуют. Что тогда остается? Остается вариант, что счет у него открыт на имя другого реального человека, на которого он эти деньги и перечислял. Причем в этом человеке Николай Николаевич должен быть уверен на сто процентов. Путем такого умозаключения я нечаянно кое-что понял. Николаев мог перечислять деньги, скорее всего, на имя Тамары. Тогда многое в его поведении становилось понятным и логически объяснимым. Например, безжалостная расправа над снайпером Боба. Я точно не помнил, но когда-то Тамара говорила мне мимоходом, что у Николаева остался ее заграничный паспорт. Правда, у него уже кончался срок действия, но, видимо, Николай Николаевич сумел каким-то образом тогда же или продлить его, или заменить паспорт через свои криминальные связи и открыть на имя Тамары счет в каком-то банке за границей. Неужели он надеется, что она променяет меня на деньги? Сам я в Тамаре был уверен на сто процентов. Хотя точно так же, должно быть, был уверен в своем на нее влиянии и Николаев, если рискнул. Лично я вижу ситуацию таким образом. Николаев рассчитывает меня убить, потом по моим документам, может быть, заменив фотографию в паспорте или сменив паспорт, а может быть, и пластическую операцию сделав, уехать вместе с Тамарой за границу как ее официальный муж. То есть желает на какое-то время, если не навсегда, стать отставным подполковником Кукушкиным. И уже из-за границы сможет послать сообщение моим друзьям, знакомым и родственникам, что вынужден был уехать за границу, чтобы спасти свою жизнь, и такое же сообщение передать в ФСБ и в Службу «господина Генералова». Там и там поняли бы «меня» правильно, и поиски прекратились бы. А труп с похожими на его собственные антропометрическими данными Николаю Николаевичу легко будет организовать. Причем так, чтобы никто не усомнился. У него же, кажется, нет никаких близких родственников, с которыми можно сверить его ДНК, и отпечатки пальцев на сожженном трупе сохраниться не смогут. Но какие-то доказательства того, что это действительно труп Николая Николаевича Николаева, обязательно будут найдены. Например, старый ботинок неподалеку от места сожжения трупа. И у трупа на ноге одного ботинка не будет. А второй будет таким обгоревшим, что составить пару не представится возможным. Уж что-что, а подать обман за достоверную и неоспоримую правду отставной подполковник Николаев умеет в совершенстве и, несомненно, сможет все сделать так, что и придраться будет не к чему. И заключение следствия, если такое вообще состоится, будет сведено к тому, что Николаев убит кем-то из криминального мира из-за каких-то разногласий в оплате труда киллера. Убийцу, естественно, найти не смогут. Это мое умозрительное заключение никак не опровергало то, что Николаев пытался взорвать меня в «уазике». Я был ему не нужен. Более того, живым он меня мечтает больше не встретить и с удовольствием продемонстрировал бы Тамаре мой обгоревший труп. А с помощью Тамары, которая труп бы не опознала, он надеялся восстановить мои документы. Это был единственный для него вариант вернуть себе Тамару. То есть доказать, что меня больше нет, и ей следует положиться в этой жизни только на него одного. Убить меня на ее глазах он тоже не хотел, я думаю. А это значит, если я в своих расчетах не ошибаюсь, что Тамара, таким образом, становится как бы моей защитой. Другое дело – Бобин. Он может позволить себе меня убить, а Николай Николаевич убьет Боба, якобы пытаясь меня спасти, и тем самым попытается занять в сердце моей жены мое место. То есть открыто опасаться мне необходимо не Николая Николаевича Николаева, а только Виктора Вячеславовича Бобина. При этом я даже допускаю, что, стреляя в Боба, Николаев может промахнуться и попасть в меня. Это тоже вариант, требующий от меня предельной осторожности. Я оставил автомат на дороге, прислонив его к «Камаро», приготовил пистолет, который для боя на ближней дистанции более пригоден, и двинулся к деревне через небольшое поле, но не по дороге, это поле пересекавшей, а прямиком через пашню. Поскольку деревня была нежилой, я подумал, что пашня принадлежит какому-нибудь фермеру одной из двух близких деревень. Наушники по-прежнему доносили до меня стрельбу из крупнокалиберного пулемета и планомерное постреливание снайперской винтовки «Выхлоп», видимо, Славик никак не мог добиться правильного рикошета. Наконец пулемет смолк. Я уже было обрадовался, что очередной выстрел снайпера оказался удачным, но тут же раздался выстрел из подствольного гранатомета, а следом за ним несуразно длинная автоматная очередь. Такая очередь, как я понимал, была произведена только для того, чтобы заставить спецназовцев ФСБ не поднимать над позицией голову. А пули такой очереди обязаны лететь в цель только в самом начале. Две, от силы три пули, а остальные просто расстреляют воздух, потому что автомат обязательно потянет влево и вверх. В такой ситуации сила выхлопных газов такова, что никакие самые сильные и тренированные руки не способны удержать ствол оружия в нужном направлении. Но вот выстрел из «подствольника», судя по резкому звуку, производился при упоре приклада в землю, то есть навесом. А так стрелять умеет далеко не каждый, только опытные, хорошо обученные бойцы. – Славик! – позвал я снайпера. – Что там у тебя? – Один рикошет оказался более-менее удачным – изуродовал пулемет. Мне показалось, что у него затвор заклинило. Или даже ручку затвора пулей отломило. Короче говоря, пулемет больше для стрельбы непригоден. – А что самого пулеметчика не подстрелишь? Попытайся еще… – Младший сержант запретил. Он туда пополз, хочет живьем пулеметчика взять. Константин Васильевич у нас специализируется по захвату «языков». Это его стихия. Наконец смолк и автомат. Видимо, младший сержант добрался до пулеметчика. А я к этому моменту уже преодолел поле между дорогой и деревней и вышел на деревенскую улицу. Мои опасения были напрасны, дом я определил без проблем. Напротив него стоял бетонный столб, на котором висел фонарь, а под фонарем лежали, раскинув руки, два тела в черных костюмах, на голове одного из них была стандартная кевларовая каска. Догадаться, что это парни из группы, посланной майором Краснопольским, было нетрудно, тем более Николаев уже сам подтвердил своим выходом на связь, что он эту группу уничтожил. Только куда делся третий боец спецназа – было непонятно.