– Посадка прошла успешно, марсиане приветствуют вас! – проорал Киллер, размахивая шлемом. Эхо откликнулось ему по русскому обычаю: мать, мать, мать! Или не только эхо, но и какая-то тетка с высокого этажа. Да плевать! На тетку, на эхо, на все! – Слазьте, космонавты, – повторил Киллер, помогая Дону удержаться на малость, самую малость качающемся асфальте. – Что там, пиво? Дон кивнул, потому что даже угукнуть не получилось, и вытащил из рюкзака прохладное, хорошо взболтанное чешское. Две бутылки сразу. Киллер тоже кивнул, забрал одну, свинтил пробку и, не обращая внимания на пену, заливающую мотоциклетную куртку, отхлебнул сразу половину. Дон последовал благому примеру. Полегчало. По крайней мере асфальт перестал качаться, а в воплях тетки с верхнего этажа уже можно было разобрать отдельные слова. Все равно, правда, матерные. Вот она, питерская интеллигенция! Интеллигенция же французская повертела в руках опустевшую бутылку и запустила ее в урну. Попала, что характерно, точно в цель. Ну, Киллер, он и есть Киллер! Осиял сумасшедшей улыбкой Дона, тетку, перебегавшую двор пятнистую кошку с котенком в зубах. – Пошли праздновать! И они пошли. Только в парадном Дон сообразил, что Киллер бросил байк как был, без цепи и чуть ли не с ключами зажигания. Не уведут?.. и тут же чуть не засмеялся собственной глупости. Дракона – и уведут. Ха. Он небось руку по самые пятки откусит, только тронь. – Нормуль. – Киллер словно услышал его мысли. – Там какая-то хрень стоит, не уведут. Ну-ну, видали мы эту хрень. Не хочешь сейчас рассказывать, где и чему раньше учился, – и не надо. Не все так сразу. Праздник начался с кофе. Вернее, с уютного дивана в просторной кухне-гостиной, позвякивания ложечки о медную турку, густо-пряного кофейного запаха и приглушенного сине-зеленого света, словно сидишь под водой. Почему-то не получалось сосредоточиться и увидеть всю студию целиком, только отдельные фрагменты: странный ковер на каменной стене, похожий то ли на ловчую, то ли на рыболовную сеть, только сплетенную из холщовых синих ленточек; тень Киллера, танцующую на другой стене рядом с огромным ржавым гарпуном, обломанным на кончике; барную стойку, которая на самом деле – аквариум с водорослями и какими-то невзрачными рыбками… Дон даже пропустил момент, когда чашка с кофе оказалась прямо перед ним, на низком столике, а Киллер сел рядом, плечо в плечо. Ухватил свою чашку обеими ладонями и вздохнул. – Я там, в переулке, не боялся, некогда было. А сейчас, честно говоря, трясет… Дон слегка пихнул его плечом. – Меня тоже. – Хмыкнул, отпил кофе, снова хмыкнул, теперь уже одобрительно. – Я думал, все уже, придется вам памятник заказывать. Дон-солнце в полный рост, с перстом указующим и ангелом счастья скорбящим. Мраморным. Киллер фыркнул. Не иначе представил. И тихо, будто для себя, сказал: – А я случайно увидел, как Поц со своими шепчется. Ну, когда ты про вечер сказал. По нему ж понятно, что пакость замышляет, вот я и решил присмотреть. Повезло, ну и Арийцу спасибо большое. На Арийца Дон только вопросительно хмыкнул, не отрываясь от кофе. Мол, ты продолжай. – Так пропустил же, – вздохнул Киллер. – Ну, видел, как он замешкался, да? Задумался потому что. Засомневался, по лицу было видно. А мог бы сбить. – Видел. Мог бы, – внезапный приступ веселья и красноречия закончился, снова стало страшно и холодно, в точности как в переулке. – Тебе спасибо. Надо было, конечно, сказать: ты многим рисковал, вытаскивая меня, и теперь поцанята из шкуры выпрыгнут, но тебя достанут. Потому что влез, куда не просили. Сразу, как пришел, так и влез. Нормальный бы парень сначала подумал десять раз, а потом послал и Поца, и семью к чертям собачьим, но не ты. Павлин и берсерк… – Берсерк, – сказал вслух только последнее слово, повернулся к Киллеру, глянул ему в глаза. Сейчас – нормальные, темно-зеленые, без вьюги и валькирий. А тогда, в переулке, было не видно. – Ага, – Киллер попытался улыбнуться в ответ, но улыбка вышла кривой и растерянной. – Погоди минутку, Дон, я сейчас… Вернулся через пару минут, с вязаным толстым пледом. Набросил на плечи Дону и сам укрылся, забравшись на диван с ногами. – Так лучше, а? Теплее. А то холодно у меня. Иногда. – Лучше. – Дон тоже завернулся в плед по самые уши и понял, что его в самом деле трясет. И тошнит. И страшно до одури, так, что хочется забиться под кровать, накрыться одеялом с головой и звать маму, тихо-тихо, чтобы мама пришла, а страшные твари, живущие в темноте, не услышали. – Ну и дерьмо этот Поц. – Ага… – Киллер поерзал рядом и вдруг обнял Дона за плечи. – Надо теперь чаще ходить вдвоем. А по одному не ходить. А, Дон? – Надо. Привалившись к теплому Киллерову боку, Дон поморщился: если Поцу совсем снесло шифер, а ему совсем снесло шифер, то дело плохо. Кого-то обязательно застанут одного, невозможно же все время ходить толпой. А этот урод не соображает, что придется отвечать за содеянное, и отвечать уже по-взрослому, в шестнадцать-то лет. – Придется сказать Фильке. И Поцову брательнику. Он, конечно, тот еще двинутый вояка, но таскать Поцу передачи в тюрягу не захочет. Киллер буркнул что-то угрюмо-согласное и снова замолчал, по-прежнему прижимаясь плечом. Странно уютно. И безопасно. Словно ни один в мире Поц не найдет сюда дороги, а если и найдет – то сильно о том пожалеет. Хорошее ощущение. – Уютно, – пробормотал через минуту Киллер, словно подслушал Доновы мысли. – Ты один, что ли, живешь? – разглядывая развешанные по стенам предметы, назвать это коллекцией или сувенирами не поворачивался язык, спросил Дон. – Ага. – Киллер вздохнул и неожиданно разговорился: – Отец во Франции, мама в Москве. В прошлом году вышла замуж за одного урода, видеть его не хочу. Лучше уж как-нибудь один, от них подальше… отец устроил в эту школу, сказал, самое продвинутое образование в Европе… – Устроил? – подтолкнул его к самому интересному Дон. – Ну да. Он с Филькой знаком уже лет сто, она и обещалась за мной присматривать. К себе в класс взяла. Пришлось только пройти тесты. Странные тесты для факультета культурологии… слушай, за каким лешим вам стрельба из арбалетов? Дон фыркнул. Дурацкий вопрос! – Стрелять надо уметь из всего, что стреляет. Хоть из пылесоса. А раньше где учился? Киллер фыркнул ему в тон: – А где попало. Шесть закрытых лицеев, до черта всяких репетиторов, секций и клубов. Вздохнуть некогда было. Зато гитаре меня учил мировой мужик! А арбалеты ваши мне даром не нужны, только пальцы портить. – Не хочешь арбалет, освоишь рогатку. Дел-то. Твердохлебов не Твердолобов, он уважает прибабахи богемы. – Дон хмыкнул и потянулся потрогать резной моржовый бивень. От него пахло старой легендой, кровью и смертью. Почти по Пратчетту. – Эту коллекцию собирал мой отец. Он вообще-то историк, доктор наук и почетный член трех Академий. У нас дома в Лиможе целый музей. – Киллер обвел пальцем вырезанную на бивне фигурку оленя. – Я, когда первый раз сюда попал, всю голову сломал. Вот ты догадался, что это – коллекция суеверий? – Суеверий? – переспросил Дон. Он как раз пытался понять, что делают рядом с бивнем пистоль века так шестнадцатого и тускло-серебряный неровный круг с гравировкой-свастикой и едва различимыми скандинавскими рунами. Видимо, для полноты сюра под кругом висело серебряное же распятие, грубо сделанное и потертое, а рядом с ним – целый набор рыболовных крючков, от костяных и медных до современных стальных. – Недействующих, – объяснил Киллер и покосился на Дона. – Ну, всякие талисманы и… вот, видишь вон ту сеть? Это из Кастилии, для охоты на оборотней. – Эти линялые ленточки, что ли? – Дон засмеялся, представив, как матерый волчара стряхивает с ушей синюю холщовую лапшу. Киллер тоже рассмеялся и кивнул. – Ну да. У них было такое поверье, что синий цвет лишает оборотня силы. Понимаешь теперь про недействующие суеверия? Через пару чашек кофе Киллер рассказал, как этим гарпуном веке так в пятнадцатом пытались убить морского льва, случайно заплывшего к фьордам, потому что его приняли за морского демона. Потом рассказал истории гравированного круга и бивня. Рассказчиком он был хорошим. Янке, конечно, уступал – но ей все уступают, зато рассказ пересыпал шуточками, то добродушными, то откровенно издевательскими, и получалось живо, легко и весело. Под эти истории, шуточки и кофе они согрелись, и противная дрожь в руках тоже отпустила, а потом Дон сообразил, что Киллер давно молчит, глядит в аквариум и задумчиво улыбается, а он сам – рисует его ручкой на тетрадной обложке, почему-то с ледорубом в руке… – Э… разве я такой страшный? – по-детски обиженно спросил Киллер, заглянувший через плечо. – И эта хрень зачем?.. – Не хрень, а ледоруб… ну, помнишь – таким Троцкого убили. Настоящий охотник на вампиров! Дон положил последний штрих и отодвинул портрет. Киллер вышел бессовестно красивым, мрачным и опасным, хоть сейчас на афишу в роли какого-нибудь Ван Хельсинга. И ледоруб очень в тему. Хотя, судя по недоуменной физиономии Киллера, аналогии между ледорубом и охотником на вампиров он не понял. Вот же павлин французский, у Дона в конспектах по истории Школы все это есть! – Так при чем тут ледоруб-то? Киллер осторожно обвел пальцем свой же силуэт на картонке. Было в этом жесте что-то такое… восхищенное, пожалуй. Иначе с чего бы Дону вдруг стало так приятно? – При упырях-коммунистах… На лице Киллера отразилось такое недоумение, что Дон чуть не засмеялся. Небось вообразил, что ВШ № 13 – это замаскированный Хогвартс? А осиновые палки волшебные? Ага, три раза. Не будет тебе диплома Великого Мага, а будет – обыкновенного искусствоведа. Ну, не совсем обыкновенного, но это уже детали. – Ладно, не смотри так, расскажу, – хмыкнул Дон. – А ты мясо в духовку сунь, ага? А то я уже сырое готов жевать. Киллер взялся за мясо, едва не забытое в рюкзаке, а Дон – за лекцию. Ну, не совсем лекцию, конечно. На самом деле история ВШ № 13 больше походила на фантастическо-детективный роман. Хоть фильм снимай. Об основателе школы, Александре Меншикове, Дон рассказывать не стал – времена Петра Великого и его самого не слишком интересовали. А вот про то, как школу в первый и единственный раз попытались закрыть, поведал. В двадцать втором году, по личному распоряжению Троцкого – как рассадник контрреволюции. Ибо ни к чему простому советскому человеку изучать мировую культуру и прочую буржуазную ересь. Поглядел на непонимающее лицо Киллера – при чем тут это? не из-за школы же его убили! – хмыкнул и добавил, что убийца был сыном выпускницы школы[30]. Так-то! Теперь тот ледоруб хранится в школьном музее, Дон его сколько раз видел! А рукоять у него осиновая. У чего, у чего, у ледоруба! Думаешь, зря Твердохлебов нас учит осинобытию? – Оси-иновая, – простонал Киллер, дослушав. – Особый агент НКВД доктор Ван Хельсинг против главного вампира России Льва Троцкого! Уже завтра во всех кинотеатрах страны! Дон сердито фыркнул и пририсовал Киллеру на картонке развевающийся плащ. – Не знаю, как называется эта нечисть, но что покруче Жеводанского оборотня – ежу понятно. Ты вообще представляешь, сколько людей он уморил? Графу Дракуле и не снилось. – Все они там хороши были, – буркнул Киллер, почти перестав ржать. – Что, серьезно, осиновая? И лезвие серебряное?.. – Серьезно. Ты сходи, сходи в школьный музей. – Дон сунул ему в руки рисованную на картонке афишу: «Впервые на экране! Леон Ван Киллер: победитель Мракобеса!» – Звезда Голливуда. Киллер показательно утер слезу умиления и прижал афишу к груди. – Я подарю тебе моего десятого Оскара, друг! – и снова совершенно неприлично заржал. Дон – следом. Думать о серьезном не хотелось, да вообще думать не хотелось.