Затем он перевёл взгляд на Райли и спросил: – Как ты держишься? – Нормально, – сказала Райли. – Точно? – спросил Криваро. – Ты выглядишь бледной, как будто тебе совсем нехорошо. И это, конечно, была правда. Сочетание утренней тошноты и шока от только что увиденного явно подкосило её. Но последнее, чего ей сейчас хотелось, это говорить Криваро о том, что она беременна. – Я в порядке, – настойчиво повторила Райли. Криваро сказал: – Я так полагаю, ты что-то почувствовала насчёт убийцы там, на месте преступления? Райли молча кивнула. – Я что-то ещё должен знать – кроме вероятности того, что он запугал жертв до смерти? – Это всё, – сказала Райли. – Кроме того, что он… Она помедлила, подыскивая правильное слово: – Садист. Они ехали в тишине, и Райли стала вспоминать вид тела, распластанного на носилках. Ей было очень жаль, что жертве пришлось пережить такое унижение даже после смерти. Как бы близко она ни почувствовала себя к убийце в тот момент, она знала, что ещё не поняла хода его больных мыслей. И она не была уверена, что хочет этого. Но что ещё ей придётся пережить, пока дело не будет раскрыто? А потом, после этого? Неужели моя жизнь теперь всегда будет такой? ГЛАВА ВОСЬМАЯ Войдя вместе с Криваро в чистое, прохладное здание имени Эдгара Гувера, Райли всё ещё не могла избавится от дурноты, возникшей на сцене убийства. Ужас как будто проник в каждую её пору. Сможет ли она когда-нибудь стряхнуть его – особенно запах? Во время поездки сюда Криваро убедил Райли, что запах, который она почувствовала на поле, исходил не от тела. Она оказалась права: то пах мусор, оставшийся после фестиваля. Тело Джанет Дэвис пролежало недостаточно долго, чтобы успел образоваться трупный запах, как и тела убитых подруг Райли в Лантоне. Ей всё ещё не довелось встретить запах разлагающегося трупа. По пути Криваро сказал: «Ты поймёшь, когда его услышишь». Не то чтобы Райли очень этого хотелось. Она снова задумалась: «Что я здесь делаю?» Вслед за Криваро она поднялась на этаж, на котором располагались лаборатории криминалистики, и дошла по коридору до двери с надписью «ФОТОЛАБОРАТОРИЯ». Рядом с дверью стоял долговязый длинноволосый парень. Криваро представился мужчине, который кивнул и сказал: – Чарли Барретт, лаборант. Вы как раз вовремя. Я только что проявил негативы из камеры, которая была найдена в парке Леди Бёрд Джонсон, и как раз собирался кое-что напечатать. Входите. Чарли провёл Райли и Криваро по короткому коридору, залитому янтарным светом, а затем они зашли в столь же странно освещённую комнату. Райли ударил в нос резкий и едкий запах химикатов. Удивительно, но он не показался ей неприятным. Напротив, он как будто… «Очищает», – поняла она. Впервые с того момента, как она ушла с поля, на котором они нашли тело, та жуткая кислая вонь мусора забылась. Даже ужас немного утих, и Райли перестало подташнивать. Истинное облегчение. Райли оглядела тускло освещённую странным светом комнату, поражаясь сложному оборудованию. Чарли достал лист бумаги с рядами изображений и изучил его в полумраке. – Вот улики, – сказал он. – Похоже, она была чертовски классным фотографом. Как жаль, что с ней такое произошло. Пока Чарли раскладывал негативы по столу, Райли вдруг поняла, что никогда раньше не бывала в тёмной комнате. Она всегда отдавала свои плёнки на проявку в лабораторию, а Райан недавно купил цифровую фотокамеру, в которую вовсе не нужно было вставлять плёнку. Муж Джанет Дэвис сообщил Маккьюну, что его жена пользовалась обеими видами камер. Обычно в работе она использовала цифровые, так что в парке девушка, по всей видимости, фотографировала для себя, а потому взяла пленочную камеру. Чарли тоже показался Райли художником, настоящим специалистом в своём деле. Она задумалась… Умрёт ли это искусство? Неужели вся эта сложная работа с плёнкой, бумагой, инструментами, термометрами, таймерами, лампами и химикатами однажды уйдёт безвозвратно, как ушло кузнечное дело? Если так, то это очень грустно. Чарли начал печатать снимки один за другим – сначала увеличивая негатив на размер фотобумаги, затем осторожно промакивая бумагу в ванночке проявителя, потом купая её ещё в нескольких жидкостях, пока не добирался до последней ванночки с надписью «Закрепитель». Потом он долго промывал бумагу под краном над металлической раковиной и, наконец, развешивал изображения на прищепках. То был долгий и тихий процесс. Тишину нарушало лишь бульканье жидкости, шарканье ног и несколько слов, которыми они обменивались иногда благоговейным шёпотом: место вовсе не располагало к громким разговорам. Райли странно умиротворяли здешние спокойствие и неторопливость после шумной суеты на месте преступления, где копы старались держать репортёров на расстоянии. Она увлечённо наблюдала, как спустя несколько долгих минут на бумаге проступали изображения – сначала призрачные и нечёткие, но постепенно набирающие ясность и контраст по мере того, как с них стекала жидкость. На чёрно-белых фотографиях был запечатлён тихий и спокойный вечер в парке. На одном снимке виднелся деревянный пешеходный мостик над узкой полоской воды. На другом как будто летела стая чаек, но когда изображение стало чётче, Райли поняла, что птицы – часть большой скульптуры. На другом фото был грубый каменный обелиск с памятником Вашингтону, возвышающимся вдалеке. На других изображениях были сняты велосипедные дорожки и прогулочные тропки в лесу. Судя по мягким серым теням, светящимся ореолам и силуэтам, фотографии явно были сделаны на закате солнца. Райли видела, что Чарли совершенно прав: Джанет Дэвис была «чертовски классным фотографом». Ещё Райли почувствовала, что Джанет хорошо знала парк и выбрала места заранее – а также время дня, когда меньше всего гуляющих. Райли не заметила на фотографиях ни одного человека, как будто весь парк оказался в распоряжении Джанет. Наконец, пошли фото моря с пристанью, лодками и поблескивающей после захода солнца водой. Мягкая нежность снимков обволакивала зрителя. Райли чуть ли не слышала мягкий плеск волн, крики птиц, почти чувствовала касание прохладного воздуха на щеке. Следующее изображение резко отличалось. На нём тоже было море – по крайней мере, Райли казалось, что она может разобрать очертания лодок и пристани. Но в остальном изображение было смазанным, мутным и хаотичным. Райли тут же поняла, что произошло в тот момент, когда Джанет делала снимок… Камера вылетела из рук девушки. Сердце Райли подпрыгнуло в груди. Она знала, что это фото сделано в ту секунду, когда мир Джанет Дэвис изменился раз и навсегда. За доли секунды спокойствие и красота сменились мерзостью и бесконечным ужасом. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Глядя на смазанное изображение, Райли задумалась: «А что случилось потом?»