И где теперь Эрин, когда помощь нужна Лори?.. – Где тебя черти носят? – яростно шипит она в трубку. – Я торчу тут одна в аэропорту! Глава 2 Теперь | ЭРИН На площадке перед дверью квартиры кромешная темнота. Лампочка перегорела еще в прошлом месяце, но я так и не удосужилась ее заменить. Скольжу ладонью по двери в поисках замочной скважины. Промокшая под дождем куртка пахнет кожей. У меня за спиной парень, которого я подцепила в баре. В пивном перегаре тонут легкие ноты лосьона после бритья. Как там его зовут? Марк? Мэтт? – Могу включить фонарик на телефоне, – услужливо предлагает он, но я уже вставляю ключ в замок – один щелчок, и дверь открыта. Привычно подхожу к стене, вешаю ключи, стягиваю ботильоны. Попутно оглядывая квартиру, парень проходит вслед за мной на кухню. Оцениваю свой быт его глазами: на радиаторе сушится нижнее белье из разных комплектов; ковровое покрытие пропиталось запахом пережаренной еды; оплывшие свечные огарки тонут в озерах застывшего воска; на подоконнике у приоткрытого окна, в которое виден кусочек неба над каменными джунглями, примостились забытые после завтрака кофейная кружка и миска для хлопьев. Стаскиваю куртку и вешаю на спинку заваленного книгами стула. Опьянение рассеивается слишком быстро. Надо бы включить лампу вместо этих встроенных в потолок светильников, безжалостно поливающих нас холодом белого света. Мне кажется, или он тоже не рад, что зашел? Мы познакомились на мероприятии в художественной галерее, которое меня послали освещать по работе. Бесплатная выпивка на голодный желудок. Из галереи мы поехали в бар, потом в еще один. Через пару часов сослуживцы потерялись где-то по дороге, а мы с парнем очутились друг напротив друга в темном углу какого-то клуба. Теперь он почему-то в моей квартире, смотрит в упор и скалится волчьей ухмылкой. До меня доходит – мы наедине, дверь закрыта, нас больше не окружает толпа веселящихся двадцатилетних тусовщиков. Сестра сейчас сказала бы: «Чем ты думала, Эрин?» На мгновенье закрываю глаза, погружаюсь в звучание ее голоса… Попроси его уйти, если не желаешь, чтобы оставался. – Выпить хочешь? – предлагаю я. Провожу ладонью по своему затылку: короткие волосы щекочут подушечку большого пальца. Парень подходит к длинной кухонной столешнице. Дорожка рассыпанных кукурузных хлопьев ведет от коробки к открытой упаковке обезболивающего и бутылке водки – чем не сказки на ночь для взрослых? Открываю шкафчик и жестом указываю на многочисленные бутылки и бутылочки, где есть вино и напитки покрепче. – Выбирай, – предлагаю я. Он достает бутылку рома, вытаскивает из сушилки два высоких стакана и аккуратно наливает спиртное. – Кока-кола найдется? Или лайм? – Ни того, ни другого. – Хозяюшка, нечего сказать. Я пожимаю плечами. Он протягивает стакан, мы чокаемся и выпиваем почти залпом. Парень наливает еще, и мы, захватив бутылку, идем на диван. Я отодвигаю плед и сажусь. – Твоя квартирка? – продолжая стоять, спрашивает он. – Нет, снимаю. – Одна или с соседями? – Сейчас одна, – отвечаю я и скольжу взглядом по пустым стенам в поисках единственного их украшения – висящей над диваном картины с изображением реки. Написанная акрилом, синева реки контрастирует с живописной зеленью сада в Бате, где мы с Лори выросли. Она подарила мне эту картину, когда я нашла первую работу и поехала жить в Лондон. На обратной стороне ее рукой написано: «Теперь у тебя есть кусочек дома, куда ты можешь возвращаться из большого города». Лори нравилось рисовать широкими мазками. Я блуждаю взором по причудливым завиткам акрила, по их выпуклой текстуре, щедро положенной шпателем на кроны растущих вдоль реки деревьев. Вспоминаю ее светлые, убранные назад волосы и широченную, перемазанную краской футболку Пита. Она вовсе не походила на типичную художницу из богемы: простые джинсы, прилежно зачесанные волосы, на ногтях аккуратный маникюр, брови – волосок к волоску. Лори все успевала, и дела у нее спорились. Творческий гений не был ей в тягость – она им наслаждалась. Очнувшись от воспоминаний, смотрю на стоящего рядом парня. Он старше, чем показалось сначала, тщательно оформленные бакенбарды и проработанные линии бороды выдают аккуратиста, открытая кожа под челюстью неестественно гладкая. Меня к нему совсем не тянет. Зачем я его впустила? «Зачем ты его впустила, Эрин?» – вновь вопрошает голос Лори из прошлого. Зачем? Да затем, что сегодня пятница. Потому что я пьяная. Потому что ненавижу возвращаться домой одна. Достаточно? Парень расхаживает по комнате, изучая содержимое книжных полок, подходит к камину. В Лондоне во многих квартирах такие: в эдвардианском стиле, с заложенным дымоходом. На бронзовой каминной полке стоит стеклянная ваза с уложенной в нее новогодней гирляндой – идея Лори. – У тебя день рождения, что ли? С чего он взял? Проследив за взглядом парня, замечаю примостившуюся между двумя оплавленными свечками поздравительную открытку со сверкающей блестками цифрой тридцать. – Да, – проще соврать, чем объяснять. – Я думал, тебе меньше. Правильно, умник, потому что мне двадцать семь. Молча допиваю ром, жар выпивки скользит по горлу. Открываю на телефоне музыкальное приложение, включаю плей-лист с чилл-хопом. Вспомнив, что внизу живет соседка с ребенком, делаю потише. Вчера я помогла ей поднять коляску по ступенькам – лифт опять сломался. Пока мы карабкались, малыш смотрел на меня настороженно, кроша в ручонке кусок кекса. Она чуть не расплакалась, когда благодарила меня за помощь. Наверное, надо зайти к ним, посмотреть, как дела, пригласить к себе, но что-то не хочется. Парень смотрит на меня как-то странно: – Что у тебя за прическа? – Прическа? – я удивленно приподнимаю бровь, касаюсь черных волос. – Называется «андеркат», – я показываю пальцем на выбритый в виде арки над ухом висок. Людей сбивает с толку, что с другой стороны волосы есть. Не самая модная стрижка, чего уж там. Меня подстригли на учебном занятии для начинающих парикмахеров. Идею стрижки – «Давай сделаем пикси с выбритым виском!» – предложил юный студент со свеженаколотой, еще розовеющей воспалением татуировкой на запястье. Недолго думая, я согласилась: «А давай!» Похоже, большинство решений я так и принимаю: «Можно к тебе зайти?» – «А пошли!» Наверное, мне пошло бы выделять глаза черным карандашом, и брови подчеркнуть не мешает, но как-то лень. – Ничего так, – сообщает он и делает шаг от камина… кажется, идет к дивану. Так… Нет, проходит дальше по комнате к выходу. – Мне надо наведаться в одно место. Наведаться? Так еще говорят? Ой, он идет не к той двери! Вскакиваю с дивана… поздно – парень опускает ладонь на дверную ручку… – Не туда… – запоздало предупреждаю я, однако дверь в соседнюю комнату уже открыта, щелкает выключатель. Парень остановился на пороге как вкопанный. Он стоит спиной ко мне, но я прекрасно понимаю, куда он смотрит: удивленно обозревает стены комнаты. Давно туда не заходила, однако что внутри, знаю. – Это еще что? – сипит он. Очередная композиция в плей-листе еще не зазвучала, и тишина застала нас врасплох. Молчание явно затягивалось, вопрос повис в воздухе, словно занесенный для расправы меч. – Дверь в ванную там, – довершила я ранее начатую фразу. – А это что такое? Стены соседней комнаты закрывают соединенные натянутыми цветными нитями вырезки из газет, карты и фотографии, перемежаемые клейкими стикерами для заметок с написанными от руки вопросами. С фотографий смотрят недвижные глаза незнакомцев, заголовки вопят: «Пропал!», «Самолет бесследно исчез с радаров». Представляю, что обо мне думает парень. Отлично представляю. В середине композиции – газетная статья с фотографией небольшого самолета, белую обшивку режут ровно пополам две красные полоски. Ниже – фотографии двух членов экипажа и семи пассажиров. Я молчу, парень поворачивается и, глядя на меня, спрашивает: – Тот пропавший самолет? Я нехотя киваю. – Ты… это у тебя по работе? Я хватаюсь за протянутую соломинку и лгу: – По работе, да.