Ник: Не знаю. По-моему, ему все равно. Девон: Может, он еще в шоке? Ник: Может быть. Девон: Ты в норме? Ник: Угу. Ложусь спать. Поговорим завтра? Девон: Конечно, бро. Звони. *** Ник засыпает под «Две крепости». Даже не дождавшись момента, когда Арагорн с остальными встречает всадников Рохана и Эомера, хотя это его самая любимая-прелюбимая сцена. Из-за бород. И мужественных поз. И кожаных леггинсов. Вообще, там все вызывает отклик в душе. Не сцена, а настоящий киношедевр. Проснувшись после рассвета с ощущением, словно все орки и пещерные тролли Мории нагадили ему в рот, Ник бредет в ванную, где его тошнит в туалет. Потом заползает в душевую кабинку и сидит под горячими струями до тех пор, пока не начинает хоть чуточку снова чувствовать себя человеком. Когда он притаскивает себя назад в спальню, то находит на тумбочке стаканчик воды и тайленол. Проглотив пару таблеток, он снова прячется под одеяло. Стук в его черепушке постепенно становится тише под воздействием сна. К тому времени, как он открывает глаза, уже наступило настоящее утро. За окном чирикают самые громкие птицы в природе, а солнце светит необоснованно ярко. Ника все бесит. В особенности, он сам. Он задумывается, не сходить ли поесть, но желудок предупреждает его не соваться туда. Хотя вот воды можно попить. Ник тащится вниз. На лестнице он спотыкается — дважды, — но все-таки умудряется устоять на ногах. Пожалуй, тот факт, что он не сломал себе шею, стоит счесть за успех, ведь других хороших событий сегодня можно не ждать. Он пытается вспомнить, что именно орал вчера ночью отцу и насколько это было ужасно. — Ну что я за человек такой? — бормочет он Скутер, когда та встречает его на последней ступеньке. В ответ она колотит хвостом по стене. Скутер плевать, что он идиот. Собаки… они лучше всех. Не доходя до кухни Ник останавливается. Ему слышно, как булькает чайник. Как с тихим писком открывается холодильник. Как родители тихо переговариваются между собой. Его несчастный желудок делает кувырок. Неужели он правда наорал на отца? Несправедливо, что во флешбэках он снова и снова возвращается к стычке с отцом, а не к волшебным мгновениям с Джеем. Если б его бедная измученная голова, проигрывая события вчерашнего дня, вырезала концовку, это было бы круто. Он делает вдох. Заходит на кухню и осторожно здоровается с родителями: — Привет. Так странно. Ник полагал, что привык к разочарованию на их лицах. Что он, как всегда, справится с ним. Но сегодня даже мама глядит на него таким взглядом, словно не узнает. Словно его очередной глупый поступок — а точней, целых три, ведь он не только напился, но еще залез голым в бассейн и попытался заняться там сексом — переполнил чашу терпения, и родители окончательно перестали его понимать. Он будто бы превратился в совершенно незнакомого им человека. В его внезапном головокружении, понимает Ник, виновато не только похмелье. — В общем, — Ник переводит взгляд с матери на отца и обратно, — простите меня за вчера. Было жарко, мы решили поплавать… ну и слегка увлеклись. Извините за то, что напился. И за то, что скрывал, что Джей — это тот парень со стройки. По большей части, думает Ник, ему жаль, что он разочаровал их. Его и самого раздражает, что он вечно извиняется, потом опять лжет, и его опять ловят на лжи. Казалось бы, такая простая ловушка, но он попадается в нее снова и снова, и винить ему в этом некого, кроме себя. Почему это так тяжело — говорить правду? Даже себе самому. Вот например, Ник обещает себе есть только здоровую пищу и начать качать пресс, но в следующий миг опускает глаза и видит, что его рука каким-то образом очутилась в пакетике чипсов. Правда не должна быть такой трудной. Она не должна быть такой ничтожной и слабой. В сказках правда всегда такая большая. В ее власти сотрясти землю и изменить устройство вселенной. Гарри Поттер волшебник. Дарт Вейдер — отец Люка Скайуокера. Нео избранный. А в чем правда Ника? В том, что он боится уезжать в колледж. Такая отвратительно жалкая правда уж точно не заслуживает ни крупного плана, ни драматической музыки. Ни крика «Не-е-е-е-ет!» от Люка Скайуокера, когда тот держался за обрубок руки. — Извините, — надтреснутым голосом говорит он еще раз. Его мать поджимает губы. Кожа в уголках ее глаз собирается, как на фотографии «до» к рекламе какого-нибудь волшебного крема против морщин. Его отец, размешав в кофе сливки, достает ложку из кружки и трижды стучит ею по ободку. Тихий звон словно объявляет следующий бой. К которому Ник, увы, не готов. Он будто стоит, пьяный, на ринге, и из него вот-вот вышибут дух. — Как ты себя чувствуешь? — совершенно неожиданно для него интересуется Крис. Он пожимает плечом, потому что в действительности его родителям вряд ли хочется знать, насколько сильно он мучается похмельем. Попытка разжалобить их не принесет ему экстра-очков. Даже если у него самое тяжелое похмелье с момента сотворения мира, в чем Ник убежден. Ему больно даже думать о том, чтобы моргнуть. Отец коротко оглядывает его поверх кружки с кофе, потом отпивает немного и ставит кружку на стол. — Прими еще тайленола и еще немного поспи. Нет, такого Ник точно не ожидал. Его и без того запутавшиеся мозги не понимают, что происходит. Может, это начало мирных переговоров, и отец наконец-то увидел в нем взрослого человека, которому разрешено совершать свои собственные ошибки и учиться на них? Или на него просто махнули рукой? Перерезали якорный трос и отправили плыть в океан. Не жестоко. Без громких скандалов. Разве не об этом он столько мечтал? Вот только, возможно, он еще не готов уплывать. Возможно, он еще не готов перестать быть ребенком, хоть ему и не нравится, когда с ним обращаются, как с таковым. — Хорошо. — Он идет к холодильнику. Достает бутылку воды и поворачивает ее в липких ладонях. Потом еще раз извиняется, хоть и не знает, принесет ли его извинение толк. Он даже не знает, какой реакции ждет. Лицо Криса снова становится непроницаемым. — Иди. Мы поговорим об этом потом. — Окей, — говорит Ник. — Хорошо. Он уходит наверх и ложится обратно в постель. *** Джей: Все хорошо? Ник: Вроде да. Если не считать адского похмелья. Джей: Я имею в виду, с твоими родителями. Ник: Я знаю. Тот же ответ. Джей: Позвони, если захочешь поговорить. Ник: Ок. Я, наверное, еще немного посплю. Джей: Ок. *** Ник сидит на кровати и смотрит на аккуратно составленные коробки в углу. Скоро ему предстоит сложить туда свои вещи и отправиться вместе с ними в Колумбус, где его ждет заполнение форм, заселение в общежитие, выбор уроков и прочие рутинные вещи, которые по какой-то причине нагоняют на него панический страх. Он станет одним из тех пришибленных ответственностью учеников. Ведь он всегда был таким. Как-то раз он не сделал задание по английскому. И потому прогулял школу. И на следующий день прогулял, потому что знал: у него будут проблемы. Потом еще и еще. Колледж раздавит его. Там будет еще хуже, чем в школе, ведь Девон не сможет его поддержать. Ник не то чтобы глупый, он просто… Плохо переносит давление, вот. Он никогда не говорил об этом родителям, а признаваться сейчас уже поздно. Прозвучит как очередная его отговорка. Он никогда не говорил, что порой уклоняется от обязанностей не только потому, что ленив и забывчив. Иногда он лежит и думает о них всю ночь напролет, пока они не становятся такими огромными, что он понимает: он просто… не в силах их выполнять. Он полжизни провел, делая вид, что ему наплевать на свою бестолковость, и теперь никто уже не поверит, что дела обстоят ровно наоборот. Кроме, наверное, Девона. Девон знает его лучше себя. Он стопроцентно понял, что Ник не шутил, когда тот запостил в фейсбук видео «Wind Beneath My Wings» (песня из фильма «На пляже», мелодраматической истории о трогательной дружбе двух девушек — прим. пер.) и отметил его. Хотя они оба и притворились, что это был просто прикол. Нет. Ник абсолютно точно не справится в колледже в одиночку. Он вытирает мокрые щеки и отрывает взгляд от коробок. Дурацкие тупые коробки. Дурацкий тупой Ник. Когда мать заходит проведать его, он притворяется, что рисует свой комикс. На самом же деле он просто царапает страницу карандашом, надавливая на него с такой силой, что на бумаге остаются бороздки. — Ник? Он смотрит в блокнот. — Да? — Ник, если тебе не хочется в колледж… Услышав в ее голосе непривычную неуверенность, Ник непроизвольно поднимает глаза. На ее лице беспокойство, лоб пересекают горизонтальные линии, такие же глубокие, как он чертил на бумаге. Мама выглядит немолодой. Она и правда немолода, но он впервые замечает, насколько. Когда в уголках ее глаз появились морщинки, а волосах седина? Почему она не похожа на маму из детства? Раньше они так часто смеялись. Он вспоминает, как она брала его в парк и поднимала, чтобы он мог дотянуться до лазилки на детской площадке. Мама сжимает на мгновение губы, а потом с них срывается вздох. — Но если не колледж, то что?