Передав барону портфель, мне резко поплохело. Адреналин ушел, и тут же дали о себе знать раны, полученные в бою. Особенно болел бок, его просто жгло огнем, каждое движение причиняло мне неимоверные страдания, усиливавшиеся от минуты к минуте. Меня пошатнуло, и, не поддержи меня барон, я мог бы упасть. — Э-э-э, друг мой, да вы бледны, как смерть! Эй, ты, как тебя там? Ну-ка помоги моему товарищу! Клебер подскочил и подставил свои плечи, на которые я смог опереться. — Вас изрядно искромсали, шевалье, — заключил де Пьемон, бегло осмотрев мои раны. — В целом, мелкие порезы, но вот это ранение в боку меня беспокоит. Впрочем, жить будете, если успеть доставить вас к моему доктору. — Боюсь, если я еще раз встречусь с ним, мне никто уже не поможет… Барон усмехнулся. — Раз можете еще шутить, дотянете до замка. Дальнейшее я помнил смутно. Мы спустились в нижний холл, нашли наши плащи, накинули их, скрывая одежду, пропитанную кровью, после чего покинули сей «гостеприимный» дом. Вокруг уже собиралась толпа, привлеченная звуками выстрелов, но местных легавых пока не было видно, так что убрались мы как раз вовремя. На нас пялились, но старались держаться подальше. Клебер помог мне добраться до постоялого двора, где мы оставили лошадей. Я с трудом влез в седло. Вдобавок меня начало подташнивать и кружилась голова. Де Пьемон спрятал портфель в одну из седельных сумок, договорился с хозяином о том, чтобы тот позаботился о двух других конях, а так же о павших соратниках барона, и мы отправились в обратный путь. Барон был весел, возбужден и доволен жизнью. Он всячески старался меня подбодрить. Я видел, что он то и дело порывается рвануть вперед со всей возможной скоростью, и лишь мое положение тормозит его. Город мы покинули свободно, никто не пытался нас остановить. Весьма безалаберно со стороны местных, честное слово. Могли бы придумать «план-перехват» на экстренные случаи. Например, подавать сигнальные огни на башнях. Впрочем, что взять с обычных караульных, которых зачастую набирали их местных жителей. Разве что сержант, бывший за главного у городских ворот, имел некий боевой опыт, но он был уже слишком толст и ленив, чтобы ретиво нести службу. Не будь рядом барона, я бы давным-давно потерял сознание и вывалился из седла. Он не давал мне впасть в прострацию, останавливался каждые полчаса, иногда чаще, поил меня водой, позволял немного отдышаться, но потом безжалостно тащил вперед. Если с утра наш путь к Парижу занял чуть более двух часов, то обратно мы добирались все пять. Уже начало темнеть, когда слева заблестело знакомое озерцо, а впереди показались стены замка. Мы въехали бы, как победители. Вот только уезжало нас четверо, а вернулось лишь двое. Хотя, судя по его виду, барона это не особо волновало. Я заметил, что люди тут мало ценили жизнь, и свою лишь чуть больше, чем чужую. Я в очередной раз пошатнулся в седле и едва не рухнул, но верный Перпонше уже выскочил во двор, успел поддержать меня и помог спуститься на землю. — Благородный господин, что с вами? Вы ранены? — Слегка зацепило, — признался я. — Мне бы умыться и в постель… Сознание меркло. Краем уха я слышал, как де Пьемон раздает указания: вызвать доктора и двух гонцов для отправки срочных посланий. Практически повиснув на Перпонше, я добрался до комнаты и рухнул на постель. Слуга стянул с меня сапоги, помог раздеться и умыться. Одежда была пропитана кровью, а все тело — сплошь в синяках и порезах. Но более всего Перпонше взволновался, увидев рану в боку. Он тщательно промыл ее теплой водой и приложил сверху чистую тряпицу. — Господин мой, да что же такое, вы можете хотя бы день не драться? Я слушал его сквозь туман, накрывавший мое разум, и даже не мог огрызнуться в ответ. Скрипнула дверь, и в комнате повеяло цветочным ароматом. — Ой, Ваша светлость, вам сейчас сюда нельзя! Господин нынче не принимает… — Молчи, мерзавец! — раздался голос Мари Эме де Роган-Монбазон, герцогини де Шеврез. — Мне доложили, что он ранен! Я сама буду его лечить! И в этот момент, к счастью, я окончательно потерял сознание. Глава 22 Шевалье де Бриенн Судьба… Черт бы побрал эту засранку! Вроде все налаживалось, а тут опять хрень приключилась. Спас королеву, а вместо плюшек получил домашний арест и парочку солдат перед дверями. Какого хрена? До сих пор не пойму. Вряд ли Анна Австрийская рассказала, что я залез под ее юбки, в таком случае я бы уже ждал казни. Тогда за что? А хрен его знает. Может король разгневался, что я прикоснулся своими лапами к его жене? А может, Людовик недоволен тем, что я ее спас? Поговаривают, что между ними уже давно кошка пробежала. Солдаты приперлись утром следующего дня после случившегося, начальник караула очень тактично объяснил, что я под домашним арестом, а служивые просто проследят за тем, чтобы я предписание не нарушал. Ну… уже хорошо, а могли опять в Бастилию отправить. Дома все-таки получше будет. Принимать гостей мне не возбранялось, но сами гости что-то не спешили наносить визиты. Мадлена куда-то запропастилась. Падре Жозеф тоже о себе знать не собирался давать. Я немного позлился, пообещал себе больше не спасать никаких королев и занялся привычным делом — чтением, а попутно набрасывал эскизы и чертежи разных кунштюков в моде и оружейном деле. Саншо тоже на месте не сидел и, совершенно неожиданно для меня, все-таки нашел через своего брата информацию о том загадочном человеке, который руками мальчишек устроил диверсию на охоте. И сразу у меня начала складываться догадка, пока смутная, но как рабочая версия вполне жизнеспособная. Оказалось, почти со стопроцентной вероятностью — этот человек был неким Базеном де Барруа, по кличке «Граф». Шанс на ошибку присутствовал, но был очень малым, потому что этот самый «Граф» обладал очень приметной внешностью. Шрам на виске, в виде буквы «Z», на левой руке нет мизинца, взгляд пустой, словно у мертвеца, говорит с ярко выраженным бретонским акцентом — вряд ли в Париже найдется еще один человек с такими приметами. И самое интересное, в Париже он появился недавно, всего за пару дней за моего прибытия в столицу Франции, причем квартировал вместе с Лео Бонартом, тем самым наемным бретером, которого пристрелил Саншо. Интересное совпадение, не правда ли? Хотя, пока ничего толком не понятно. Какую цель преследуют, причем здесь я, в общем, вопросов гораздо больше чем ответов. Одно ясно, вряд ли эта компания работает на фракцию заговорщиков против короля и кардинала. Может кто-то мутит из-за рубежа? Испания, к примеру? Вполне возможно, но для точных выводов маловато информации. Вот если бы взять этого «Графа» за горло, сразу стало бы понятней. Но увы, на этом везение закончилось, перед самой охотой гребаный Базен де Барруа съехал из гостиницы и пропал. — Ищут, — Саншо состроил озабоченную гримасу. — Но пока пусто. Исчез собака бретонская без следов. Как в воду канул. Я приказал искать, весь Париж перевернуть. — Пусть ищут, — я отложил стопку листов бумаги, встал и подошел к окну. — Ваша милость… — Да, — я обернулся к баску. — Тут такое дело… — Саншо смущенно потупился. — Мигель для вас в лепешку расшибется. Но… он просил похлопотать при случае. Что-то последнее время им стража досаждает. Того и гляди, похватают всех и на галеры. Перешел мой братик среди своих дорожку кому не надо. Как думаете, получится? Он будет верный до гроба! Тут ему я порука. — Попробую, — коротко ответил я, сильно покривив душой. Какие, нахрен хлопоты, сам под пыточной камерой хожу. Того и гляди, снова в Бастилию отправят. С последним словом к отелю подкатила запряженная четверкой лошадей черная карета, очень похожая на тюремную. На закорках стояли солдаты, да не простые, а гвардейцы роты его высокопреосвященства, судя по их плащам с золотым крестом на них. — Приехали, — обреченно среагировал я. Из кареты вышел тот самый лейтенант де Болон, который задерживал меня в «Серебряной башне», после чего в сопровождении гвардейцев прямым ходом отправился в отель. — Монсьор! — горячо выдохнул Саншо. — Уходим, мы успеем! Тут до ворот всего ничего, прорвемся, а там ищи нас! Пробьемся! Я немного поколебался, очень хотелось свалить куда подальше из этого змеиного кубла, но все-таки отрицательно качнул головой. Что-то подсказывало, что хоронить себя еще рано. — Хочешь, уходи. Я останусь. Баск зло нахмурился.