— У вас потолок протекает! Она бросает быстрый взгляд наверх и пожимает плечами. — Да. Мы ведро поставили. — Но на стол тоже капает. Присмотревшись, я замечаю, что потолок протекает в двух местах и на нем уже влажное пятно. И выглядит все это очень сомнительно. Я смотрю на парня напротив, но тот занят разговором по мобильнику. — Да, — говорит он голосом, источающим образованность и хорошие манеры. — Я знаю, Билл, но… Красивый костюм. Дорогие лакированные ботинки. — Этажом выше делают ремонт. — Вид у бариста на удивление безмятежный. — Мы им уже позвонили. Можете пересесть, если хотите. Я еще удивлялась, почему место за окном свободно, хотя народу полно. Оглядываюсь в поисках столика — все занято. Ладно, я не из привередливых. Пару капель переживу. Все равно мне скоро уходить. — Ничего страшного, — говорю я. — Просто хотела вас предупредить. Похоже, нужно еще одно ведро. Бариста пожимает плечами с классическим видом «не мои проблемы» и возвращается к стойке. — Богом клянусь! — неожиданно восклицает молодой человек напротив. Он отчаянно размахивает рукой. Услышав «Богом клянусь!», я невольно улыбаюсь. Так папа говорил. Нечасто мне с тех пор доводилось это слышать. — Знаешь что? — продолжает молодой человек. — Мне надоели эти умники из Кембриджа. Некоторое время он слушает, а потом продолжает: — Найти кого-нибудь на низшую должность — не проблема. Да, легко. Но те, кого приводит Хлоя… Знаю. Надо полагать. Но они лезут ко мне со своими мудрыми теориями, надерганными в университете. А работать не хотят. Он наклоняется, берет свою чашку и на мгновение встречается со мной взглядом. Я невольно улыбаюсь. Ему, конечно, неоткуда об этом знать, но я как будто снова слышу своего папу. Хотя чисто внешне ничего общего. Папа — битый ветрами торговец. А этот парень — специалист лет тридцати с небольшим, в элегантном галстуке. Но я узнаю энергичные нотки, прагматизм и нетерпимость к всезнайкам, поучающим окружающих. Времени на теории у папы тоже не было. «Иди и делай», — говорил он. — Мне нужен кто-нибудь толковый, сообразительный, с опытом, — продолжает парень, запуская пальцы в волосы. — Кто-то, кто пожил в этом мире, а не накатал о нем диссертацию. Даже научной степени не надо! Мозги нужны, мозги! Он стройный, подвижный, с загорелым лицом. Темно-каштановые волосы, слегка высветленные солнцем. Когда он снова тянется за своей чашкой, тени подчеркивают высокие, четко очерченные скулы. Глаза… Даже не определишь. Карие или ореховые, гадаю я, суеверно приглядываясь к нему. Но в блике света замечаю зеленый оттенок. Лесные глаза. Есть у меня такая привычка — давать определения глазам. Мои — двойной эспрессо. У Райана — калифорнийское небо. У мамы — морская глубь. А у этого парня — лесная чаща. — Знаю, — говорит он уже спокойнее: видимо, выпустил пар. — Мы с Хлоей встретимся еще раз на следующей неделе. Кажется, она очень этого ждет. На его губах появляется заразительная улыбка. Он умеет смеяться над собой. Это уже непохоже на папу, который при всей своей мягкости и добросердечии шуток над собой не понимал. Ему никогда нельзя было дарить на день рождения смешные открытки. Он бы расстроился или обиделся. — А, это… — Парень передвигается на стуле. — Слушай, ты извини. Он снова проводит рукой по волосам. Теперь у него вид не столько взвинченный, сколько расстроенный. — Я просто… Ничего не получается. Ты же знаешь Бриони, она вечно куда-то летит, но… Гимнастический зал в комнате — об этом и речи быть не может. У Тани прекрасные рисунки, она очень талантлива, но… Да. Потраченное время я ей оплачу, конечно… Нет, не обедом, — твердо добавляет он. — Как подобает, по счету. Я настаиваю. Он кивает. — Хорошо. До скорого. Пока. В его голосе снова звучат веселые нотки, но, отключившись, он устремляет взгляд в окно, словно пытается успокоиться. Странно: у меня возникает чувство, словно я его знаю. И понимаю. Не будь мы чопорными англичанами, сидящими в лондонском кафе, наверное, заговорила бы с ним. Но мы англичане, и нам так себя вести не положено. И я делаю вид, будто не расслышала из разговора ни словечка, и с рассеянным видом смотрю в пространство, ничем не привлекая к себе внимания. Парень пытается что-то печатать на ноутбуке, а я смотрю на часы. Без четверти шесть. Пора бы уже. Приходит эсэмэска, и я второпях открываю ее, в надежде, что это Джейк пишет: «Райан пришел». Или еще лучше, что это от самого Райана. Ничего подобного, конечно, это Ханна отвечает на мое же сообщение. Я читаю: Райан вернулся? Я думала, он в Лос-Анджелесе. Не в силах сдержать улыбки, я пишу в ответ: Был там! А теперь он здесь, свободен и спрашивает обо мне!!!! Отправляю эсэмэску и только тут соображаю, что натворила. Я поставила слишком много восклицательных знаков. Ханна решит, что это сигнал тревоги. Минуты не пройдет, как она затрезвонит. Мы с Ханной дружим с одиннадцати лет, и нас обеих выбирали старостами класса. Мы оказались родственными душами. Обе дисциплинированные. Обе любили составлять списки. Доводить дела до конца. Хотя, по правде, Ханне это удавалось чаще. Она никогда не тянет до последнего и не находит всяких отговорок. Она идет до конца во всем, будь то выплата налогов, или размораживание холодильника, или ей нужно на первом же свидании растолковать парню, что он не так целуется (нужно отдать ему должное, он не спасовал, а спросил: «Ну хорошо, а как надо?» Она показала как. Теперь они женаты). Ханна — самый целеустремленный и прямолинейный человек, какого я знаю. Она работает актуарием, начинает рождественские покупки с июля и… так далее. На экране высвечивается ее имя. Я так и знала. — Привет, Ханна, — говорю я как ни в чем не бывало. — Как дела? — Райан, значит? — спрашивает она, пропустив мое приветствие мимо ушей. — А что с той девушкой из Лос-Анджелеса? — Похоже, разрыв, — говорю я как можно спокойней, а у самой внутри все поет: «Разбежались, разбежались!» — Гм-м… — Какой-то у нее голос неубежденный. — Фикси, вообще-то я надеялась, что ты с ним порвала. Наконец-то. Я не виню ее за подчеркнутое «наконец-то». Я вдосталь наплакалась ей в жилетку из-за Райана. С тех пор как нам стукнуло по восемнадцать, я таскала Ханну по всем лондонским пабам: а вдруг его там встретим? Она это называла «Тропой Райана». И после его отъезда почти все наши разговоры вертелись вокруг него. Ну хорошо, все разговоры. — Так и было. — Я понижаю голос, чтобы не развлекать всю кофейню. — Но он спрашивал обо мне. От одной этой мысли голова идет кругом, но я говорю как можно более небрежно: — И это интересно. Только и всего. Просто интересно. — Гм-м, — снова тянет Ханна. — Он тебе написал? Или что? — Ничего. Наверное, хочет сюрприз сделать. — Гм-м, — повторяет Ханна в третий раз. — Фикси, ты помнишь, что он живет в Лос-Анджелесе? — Я в курсе, — сообщаю я. — А ты занята исключительно семейным магазином. — Знаю. — То есть у вас двоих никаких перспектив, — непреклонно гнет свое Ханна. — У вас ничего общего. Никакого толку не будет. — Хватит чушь нести! — шиплю я, отворачиваясь к окну от чужих ушей подальше. — Всегда ты все испортишь! В который раз мне хочется, чтобы у меня была романтичная, не от мира сего, подружка, которая воскликнула бы: «О, Райан вернулся! Вы двое созданы друг для друга!» — и помогла бы мне выбрать наряд. Пожалуй, Николь романтичная и не от мира сего. Но ей на меня наплевать. — Порчу, потому что тебя знаю, — говорит Ханна. — И боюсь, что где-то в глубине души ты все еще надеешься на чудо. Пауза. «Не говори глупостей» так и не срывается у меня с языка: лучшую подругу не обманешь. — Это так… Крупица надежды, — говорю я, глядя на регулировщика уличного движения. — От нее никакого вреда. — Еще какой вред, — упирается Ханна. — Ты в упор не видишь других мужчин. А они, представь себе, есть, и очень хорошие. Я понимаю, к чему она. Месяц назад она пыталась пристроить мне одного такого хорошего, и я на него не запала. Хотя он был милый. Серьезный такой. — Понимаю, — продолжает Ханна. — Райан недурен, гламурный, все такое. Но ты серьезно отказываешься от поисков стоящего парня ради десяти минут с «мистером Голливуд»? — Нет, конечно. Хотя слова «десять минут» мигом перенесли меня в нашу с Райаном постель год назад, и у меня даже под коленками взмокло. — Пора подвести черту и двигаться дальше, — говорит Ханна. Прямо вижу, как она по линейке проводит черту под столбиком цифр и переворачивает страницу. Без проблем.