И заставила себя улыбнуться. Эта улыбка резала мою душу похлеще тупого тесака неопытного мясника, но я улыбалась… я улыбалась, дерсенг меня подери, у меня не было выбора. – Переоденешься? – еще один полный демонстративной любви и заботы вопрос генерала. – Конечно, милый. И я встала, чтобы, не оборачиваясь, молча выйти из кабинета генерала, чувствуя, как прожигает разочарованием и презрением взгляд того, кого здесь вообще не должно было быть. * * * Перед дверью моей комнаты меня ждал… скажем так – подарок. Алое шелковое платье с открытыми плечами, алые перчатки, алые туфли, черные чулки и записка от генерала: «Вчерашняя ночь была великолепна. Я надеюсь, и этот вечер станет особенным». Судя по состоянию записки, ее кто только не прочитал… Не удержалась от того, чтобы просмотреть камеры, и сердце болезненно сжалось, когда я увидела того, кто прочел это первым… Пакет в результате полетел в стенку, едва я вошла в комнату! Хотелось орать, выплескивая всю боль из груди, из сердца, из мыслей… Но все, что мне остается, лишь снять визоры и положить их на столик, чтобы не просматривать снова и снова, как Чи берет эту гребаную записку, как меняется его взгляд, как до побеления сжимаются стальные пальцы… Я не сдержалась и ушла в душ, включив напор на полную мощность и подставляя лицо воде, старательно смывающей все мои слезы… Все до одной. Их было не много… я просто не могла себе их позволить. Но это ранящее чувство вины… приговор в его взгляде… И слезы потекли снова, когда я поняла, кем являюсь в глазах Чи: дешевой потаскухой. Лживой, насквозь лживой, дешевой потаскухой. И я стояла под ледяными струями воды, а в душе все медленно умирало. Медленно, неотвратимо, разливаясь пустотой и бесконечной убивающей усталостью… Мне хотелось сдохнуть… Просто сдохнуть! И потому я как-то даже не сразу обратила внимание на шорох в комнате… Но затем мелькнула мысль, дурацкая, напрочь лишенная оснований мысль: вдруг это Чи? Мгновенно замотавшись в полотенце, я быстро вышла из ванной, отбрасывая назад мокрые волосы… И сильно пожалела о своей импульсивности… Адзауро в комнате не было! Ни его, никого либо иного, кого мое зрение и камеры могли бы распознать, и все же: уходя в душ, я не открывала окно! И да – я почувствовала. Не увидела, нет, но кроме холодного ветра, врывающегося через открытое окно, я почувствовала и того, от кого по коже ледяными узорами поднимался страх. На секунду я застыла, придерживая полотенце на груди одной рукой, а затем вторую осторожно, почти незаметно, протянула к столику, на котором стояли мои визоры, технично замаскированные под обычные очки. Но еще до того, как пальцы дотянулись до прибора, я уже знала – мне не позволят его взять. Порыв ветра справа, я уклонилась, швырнув на невидимого демона столик, и едва успела отскочить в сторону, когда мебель, натолкнувшись на преграду, опала двумя половинами на пол. Дохлый дерсенг, у него было оружие. И он вполне успешно его применил, одним ударом уничтожив мои очки. И, урод, его вообще не было видно! Никак! В ярком освещении комнаты единственным, что позволило отследить его приближение ко мне, был пар из ванной. Но и пар, столкнувшись с теневым демоном, контуры внушительного тела обозначил лишь на долю секунды, а большего времени мне не предоставили. Я попыталась избежать удара, менее всего ожидая, что как раз против меня оружие использовать никто не будет, и это был фатальный просчет. Рывок, демон полутени перехватил меня поперек туловища и, впечатав в стену, схватил обе руки, чтобы, вздернув над головой, зафиксировать мои запястья. Дохлый дерсенг, о том, что меня тут будут вовсе не убивать, я почему-то даже не подумала. И, запоздало осознав свою ошибку, я с ужасом смотрела в пустоту, которая медленно сформировывала два фосфоресцирующих глаза, что практически вплотную приблизились к моим, а после у самых губ раздался хриплый, какой-то потусторонний, пробирающий до костей шепот: – Ты спрашивала, кто следующий? Следующий – я. Оригинально. Оригинально, но не смешно. И я сглупила, конечно, а запястья уже ноют от жесткого захвата, но кто сказал, что я буду играть по правилам? Не в этой жизни. – Кажется, меня сейчас стошнит! – абсолютно искренне сообщила sunttenebrae. – Знаешь, меня в принципе всегда тошнит от трусов, а ты трус, малыш, такой явственный, я бы даже сказала, эталонный трус. Бросить вызов, пробравшись в окно и поджидая, пока противник выйдет из ванной комнаты, это… мм-м… знаешь, такое себе… Глаза чудовища мгновенно сузились. Это был нехороший, до крайности пугающий прищур, который явственно указывал, что напавший на меня демон был в ярости. И я вдруг даже как-то пожалела о своих словах, потому что если до этого момента дьявол сдерживался, то теперь, казалось, все его барьеры отправились к дерсенгам. – Забавно, – очень страшно, пугающе жутко прошипел sunttenebrae, – я всегда полагал, что отличаюсь завидным для своей расы терпением… Но, кажется, это было в другой жизни… До вашего появления, капитан Давьер. И его вторая рука, не занятая тем, что удерживала мои же руки над моей головой, мягко прикоснулась к бедру, на границе между полотенцем и обнаженной кожей. И мы оба прекрасно знали, куда сейчас двинется его ощущающаяся совершенно нечеловеческой ладонь… – Точно стошнит. – Последнее, что я стала бы делать в такой ситуации, – это сдаваться. И в этот момент дверь моей комнаты была сорвана с петель. А я… я просто перестала дышать. Если я раньше считала Чи просто красивым… то это лишь потому, что я никогда не видела его таким. Черный тренировочный костюм обтягивал перевитый стальными мускулами рельефный торс, глаза, чей прищур пугал на порядок больше взгляда невидимого монстра, и тренировочный эенг, превращенный в копье. И это копье Адзауро раскручивал с такой убийственной скоростью и решимостью, что казалось, он превосходно видит своего противника. Меня отпустили в то же мгновение, и я, едва успевшая подхватить полотенце, услышала звук высвобождаемой стали. Демон был вооружен. Но едва ли это могло его спасти – мой монстр был вооружен и опасен… а еще более чем недооценен нападавшим. Бой оказался коротким, быстрым и яростным. Ринулся навстречу асину демон, сталь встретилась со сталью даже не пошатнувшегося Адзауро, а дальше… Чи словно взорвался чередой ударов и выпадов, в одной руке копье, в другой кинжал… На стену упали первые капли крови, и это была не кровь моего монстра. Это очень странное, но такое приятное понимание – мой монстр никому не позволит увидеть цвет его крови. Чи напоминал молнию, сорвавшуюся с цепи молнию, он был везде, он двигался с совершенно фантастической, нечеловеческой и выходящей за грань разумного скоростью, и в какой-то момент невидимый демон выломал мое окно, получив сокрушительный удар ногой в корпус. И все это длилось несколько секунд… Всего несколько секунд… В которые я осознала, что произошло, и кинулась к сейру, активируя наружные камеры. Sunttenebrae, упавший в грязь и залитый собственной кровью, был доступен зрению лишь долю секунды. А затем… Кто-то вырубил камеры! – Твою мать! – не сдержалась я. На полигоне, куда выходило окно моей комнаты, находились сотни камер. Сотни частично лично мной установленных камер, но я перещелкивала с одной на другую и видела одно и то же – беспросветную тьму. И тут Чи насмешливо поинтересовался: – При чем здесь моя мать? Я вздрогнула, насколько холоден был его тон, словно ледяным ветром повеяло, и молча проследила за тем, как Адзауро прошел через мою разгромленную комнату, подошел к окну, убрал эенг, достал платок из кармана и принялся равнодушно вытирать кинжал, как-то очень нехорошо, с таким гарантирующим неприятности сбежавшему прищуром глядя в темноту. А я… многое хотела бы спросить, но почему-то спросила: – Ты видел его? Чи повернул голову, смерил меня ледяным взглядом и произнес: – Кей, для того, чтобы кого-то убить, его необязательно видеть. Оденься. И Акиро вновь отвернулся. А я вдруг подумала, что на фоне такого монстра, как Чи, меркнут все демоны Илонеса. И почему-то эта мысль вызывала улыбку. Не знаю почему.