* * * Когда я снова открыла глаза, мимо нас опять проплывало облако, но я уже знала, что оно мокрое на ощупь, поэтому, вместо того чтобы протягивать руки к природному явлению, обняла Чи, прижалась к нему и подумала о том, какие же кошмарные традиции на Ятори. Просто кошмарные. – Где мы? – запоздало спросила. – Гора Анимору, одно из моих… укрытий. Здесь только мы: ты и я. Я повернулась к Адзауро и вдруг поняла, что мне как-то плевать, где мы и что это за убежище. Главное – мы вдвоем. Мы вдвоем. И можно даже на секунду представить, что мы единственные в этом жестоком мире, только я, он… и проплывающие мимо облака. Облака отражались в его темных глазах, облака запутывались в вершинах деревьев, облака отрезали нас от всех и вся… Облака рвались в клочья… примерно так же, как и мое сердце. Я отвернулась прежде, чем он увидел слезы в моих глазах. Объективно я не совсем понимала, что со мной. Все происходило так быстро, что времени осознать просто не было. Я чувствовала тепло рук Акихиро и не могла понять, в какой момент из раздражающего высокомерного наследника клана Адзауро он вдруг стал моим… монстром. Не заданием, не работой, а просто… моим. На какой срок, Кей? На несколько часов?! Я подавила горькую усмешку – у меня, по факту, не было даже нескольких часов, следовало подниматься и начинать действовать. Следовало бы. Но… – Поговори со мной, – вдруг попросил Чи. Попросил. Не приказал, не произнес с иронией… просто попросил. – Не хочу, – тихо ответила я. – Почему? – вопрос как ножом по сердцу. – Ты знаешь, – я переплела наши пальцы и удивилась тому, насколько его ладонь больше моей, – слова срывают маски. Поэтому иногда лучше молчать. Просто молчать, Акихиро… Все будет хорошо. – Ты думаешь? – Он подтянул меня к себе ближе, сжал крепче. – Я знаю, – уверенно ответила ему. Чи судорожно вздохнул и вдруг как-то яростно и остервенело, словно рвал маску, которая давно приросла к его лицу, стала второй кожей и теперь отрывалась с кусками мяса, произнес: – Я люблю тебя. Мое сердце пропустило удар. – С первого взгляда, с первой улыбки, с первого прикосновения. Я безумно люблю тебя, Кей. Ты для меня тоже ключ, но не на свободу, ты – мой ключ от рая. Моего персонального рая. А потому… когда я подарю подарок Юмичи, ты меня убьешь. – Что? – потрясенно переспросила я. Увидеть его лицо я не могла, он держал крепко, не позволяя повернуться, а в ответ на мой вопрос Акихиро промолчал. – Знаешь, это как если ты летал себе в облаках и вдруг рухнул вниз и со всей дури долбанулся об землю! – разъяренно прошипела я. Вырвалась из его дрогнувших рук, развернулась, села на колени перед ним, подалась вперед, обхватила его смуглое, сегодня без грамма тоника лицо и, глядя в черные омуты глаз, мрачно уведомила: – Убью. Его губы дрогнули в улыбке. – В метафорическом плане, – поспешила исправиться я. Он усмехнулся. А я… Я отпустила его, безвольно уронив руки и глядя на эту усмешку, изломавшую его губы, как на самое прекрасное чудо во всей Вселенной. Дохлый дерсенг, да когда же я успела влюбиться? Когда? В какой момент случилась эта точка невозврата, и вот я смотрю на психованного яторийского социопата и понимаю, что… он мой психованный яторийский социопат. Просто мой. И я вглядываюсь в него, стремясь запомнить каждую черту его хищного прекрасно злого лица, каждую деталь, каждое мгновение, в которое мы так близки друг к другу. Вот только вся наша близость – это хрустальный замок, который я безжалостно взорву, и плевать, что сверкающие осколки сильнее всего ранят именно меня… И в каждом прикосновении, в каждом касании, в той нежности, что затопила меня… во всем этом был привкус отчаяния. И мое отчаяние медленно убивало меня, но… Но я Кей Морис. Я справлюсь. Я сильная. И перед тем, кто сорвал маску, решительно обнажив свои чувства, я закуталась в шаль фальши, в броню лжи, в пелену обмана. Прости, мой монстр, искренности не будет. Пощады не будет. Не будет даже обезболивающего яда лживых слов утешения. Прости… но ты не простишь. Я знаю это уже сейчас, и больно я начну делать тебе тоже уже сейчас. Потому что выбора нет. Выбора просто нет. Прости… И я заставляю себя улыбнуться, пряча все свои чувства так глубоко, как только возможно. И начинаю играть, потому что все, что я могу в этой ситуации, – играть. Играть в безразличие. – Ты влюбился не в меня, Чи, – я легко поднялась с колен, – ты влюбился в тело, которое вылепили по пользующемуся популярностью привлекательному лекалу в явно преступных целях. И не более того. Не переживай, ты разлюбишь меня очень быстро. Идем, нас ждут великие дела! И, оглядевшись и увидев находящийся невдалеке флайт, решительно направилась к нему. И замерла, едва Адзауро холодно поинтересовался: – Ты считаешь, что я тебя просто так отпущу? Остановившись, я медленно обернулась. Эта перемена в его поведении и холод в голосе были пугающе неожиданны. Хотя кого я обманываю – он весь был пугающе неожиданным, или хищно внезапным, или убийственно ледяным. Можно назвать как угодно – суть от этого не изменится. Я знала, кто он, Акихиро Чи Адзауро, я знала, на что он способен, но я также знала, что где-то за глыбой сковавшего его сердце льда эта безупречно прекрасная механическая кукла – самый заботливый, самый преданный монстр на свете, готовый шагнуть за мной даже в ревущее пламя. И мне было удивительно хорошо с ним. Так легко, комфортно, уютно, так здорово… И, глядя в его темные омуты глаз, я чувствовала себя так, словно искала его тысячи лет, искала, нашла, но… никакой радости от этого не испытывала. Усталость, опустошенность, оцепенение и ощущение, что пространство разбивается, реальность рваными клочьями падает к ногам, а безмолвие мешает даже дышать… Во всем этом была только одна хорошая новость – я была способна лгать даже в таком состоянии. – Акихиро, – я говорю, а хочется кричать, – Акихиро Чи Адзауро, я была откровенна с тобой с самого начала. Я надеялась, ты поймешь подтекст моих слов. Но если ты не понял, мне жаль. Я надеялась прекратить на этом наш разговор, но у младшего господина такого желания явно не оказалось. – И что же я должен был понять, Кей? – холодно спросил он. Мне вдруг стало как-то зябко. Здесь, на вершине горы, где облака проплывали призраками, здесь было зябко и холодно. Пока я лежала в объятиях Чи, я этого не замечала, но сейчас… мне было холодно. Так холодно. И все же я подняла взгляд на Акихиро и максимально прямо сообщила то, что он давно уже должен был бы усвоить: – Я – наемница, Адзауро. Ты знаешь об этом. Ты знал о том, кто я, с самого начала. И я никогда не смогу быть с тобой. Никогда не смогу ответить на твои чувства. А когда ты говоришь, что любишь меня, я чувствую себя вором, беззастенчиво забирающим кусок чужого счастья. Пройдет время, ты забудешь обо мне и однажды скажешь эти слова другой девушке. Той, которая будет настоящей, а не как… я. Той, что будет любить тебя всем сердцем, не чувствуя себя виноватой за это. Той, с кем ты будешь счастлив. Поверь, все будет круто. И я лучезарно улыбнулась, развернулась и уже собиралась продолжить топать к флайту, как вдруг Акихиро произнес: – Синдром вины выжившего. Вздрогнув, замерла и, не оборачиваясь, переспросила: – Что? – Синдром вины выжившего, – повторил Чи странным, пугающе менторским тоном. – Побочный эффект человеческих социальных механизмов. Переживая горе от утраты семьи, ты застряла на фазе самобичевания. Ты запуталась в нем. Ты запуталась в себе, как в паутине. Мотылек в паутине, Кей, вот кто ты. Я обернулась. Чи все так же сидел на траве, согнув одну ногу в колене и опираясь на нее, а его глаза… в его глазах… в его глазах было что-то жуткое. – Что ты задумала, Кей? – теперь его голос звучал обволакивающе, окутывающе, магнетически. – Что. Ты. Задумала? Сменить психотерапевта. Давно пора было, все как-то руки не доходили, в смысле, крейсер до Танарга не долетал, а гаэрские спецы по психоанализу уже сдались, сочтя мой случай неизлечимым. Не могу их винить, а вот себя очень даже. Чи был прав. К моему искреннему и глубокому сожалению, он был прав. Правда, на Гаэре это психологическое отклонение называли комплексом выжившего, но суть по факту была одна. Да, я винила себя. Да, было за что. Сначала моя семья, удар, который я никогда не смогу пережить, и вина, моя вина, о которой я никогда не смогу забыть. Потом девушки в лаборатории психа от пластической хирургии. Они умирали одна за другой, физически или морально, но умирали и умерли – а я выжила. Годы безуспешных попыток понять почему… рационализировать, хоть как-то, найти логику… И годы ненависти к себе, потому что я жива, я живу, а их больше нет… их просто больше нет… Существуют вещи, которые не пожелал бы даже врагу… Моя жизнь, к примеру. Я вернулась к Адзауро, опустилась на колени перед ним, села и тихо спросила: – Зачем? Зачем ты это говоришь? Зачем спрашиваешь? К чему эти диагнозы, Чи? Ты моя работа, я твоя охрана. У нас есть четкие роли, и не нужно переходить границы. От этого не будет легче ни тебе, ни мне. – А ты не находишь, что границы давно рухнули? – почти безразлично спросил он. Я невольно вспомнила случившееся на дереве, его прикосновения… И приказала себе забыть! Онеметь, оцепенеть, вырвать эти воспоминания с кровью, с куском сердца и выбросить ко всем дерсенгам, потому что… – Вполне возможно, что, пока ты ласкал меня на том дереве, где-то во Вселенной еще один профессор-психопат резал еще одну девушку, кромсая ее тело на части. Как тебе такие границы, Чи? – поинтересовалась я. И я поднялась, глядя на него сверху вниз. – И да, – практически улыбнулась, – девушка, в которую ты, как ты говоришь, «влюбился с первого взгляда», на самом деле ниже на пятнадцать сантиметров, толще килограммов на тридцать, брюнетка и уродина. Так кого же ты любишь, Чи? Мираж?! Идем, время. Протянула ему руку, он ухватился за мои пальцы, но поднялся без моей помощи. О да, я слишком хорошо помнила, на что он способен, так что моя помощь ему не требовалась. Ему, как и мне, требовалось иное – держаться за руки, наплевав на все, что я сказала, и он должен был уяснить, смотреть друг другу в глаза, искренне желая, чтобы весь мир в этот миг катился к дерсенгам, быть рядом… просто рядом, желательно всегда…